***
Столовая гудела от прибывающих рабочих. На обед и короткий отдых им выделяли всего пятнадцать минут. Лет сорок назад, когда мир был иным, такие ограничения не допускались. Профсоюзы отстаивали интересы рабочих и добивались увеличения перерыва.
Но к 2097 году не осталось профсоюзов, и рабочие утратили персональные права. Им разрешалось только работать, прерываясь на короткий отдых и получать талоны на еду, жилье и одежду.
Кухонная панель из пяти секций располагалась в дальнем конце зала. Она поддерживала постоянную температуру, оставляя еду подогретой. На боковине каждой секции светилась неоновая надпись, подсказывающая, что находится внутри: каша, суп, салат или мясо. Рабочие брали поднос с тремя вместительными углублениями. С ним они подходили к кухонной секции, нажимали кнопки подачи и получали порции желаемых блюд.
Разумеется, вся пища была дешевой подделкой. Весь ассортимент готовили из «Насытителя» – питательной смеси на основе искусственно выращенных волокон пшеницы, химического аналога молочного порошка, и различных витаминизированных и общеукрепляющих добавок.
Никто не понимал насколько хорошо «Насытитель» имитирует реальные блюда. Большинство жителей не знали вкуса настоящего мяса и овощей. Иногда старики, пожившие до «Большого кризиса» ворчали, что раньше еда была вкуснее. На самом деле они не помнили вкуса прежней еды. Впрочем, после изматывающих рабочих часов, не имело значения, что запихивать в глотку. Лишь бы это легко жевалось и придавало сил.
Джек сидел за столиком, постепенно приходил в себя, и без интереса таращился в окно. Он не чувствовал вкуса еды и ни о чем не думал. Просто смотрел на безрадостный пейзаж, состоящий из заводских труб на фоне бурого неба, и не отводил от него взгляд.
Уже почти пять лет он считал это место своим домом. Так долго он нигде не жил. С Эджеем и мамой они мотались по разным городам, пока не объявили всеобщий сбор. В столице им приходилось менять дома каждые две-три недели… вынужденная мера из-за мародеров, которым всегда не хватало награбленного.
Дольше всего они с братом прожили в приюте, но то время он не хотел вспоминать. За пять лет, проведенных в Рейдже, он привык к рабочей жизни и почти перестал мечтать о море. Впрочем, из-за ограниченного доступа к нему, желание увидеть море оставалось неосуществимым.
Поймав себя на мысли, что с удовольствием посмотрел бы сейчас на картинку с морским пейзажем, он потянулся к карману, но не успел достать телефон.
– Слыхал, – кто-то бухнул на стол поднос, наполненный едой, – Карт из химического помер.
На секунду Джеку показалось, что упомянули его фамилию. Он вышел из ступора, с трудом сконцентрировался и понял, что к нему подсел Зейн. Тощий энергичный парень с вечной улыбкой на лице. Работая подвозящим, он среди первых приступал к работе, поэтому ел торопливо.
– Кто помер? – переспросил Джек.
– Карт! – Зейн всплеснул руками, едва не выронив ложку. – В прошлом году в пивной он напился так, что начал приставать к Роззи – жене Пита, и тот выбил ему зуб.
Зейн упомянул широко известную историю, поэтому Джек сразу понял, о ком он говорит. Неосознанно он пытался вспомнить, сколько Карт проработал на заводе. Все так поступали, когда узнавали о чей-то смерти: хотели понять, сколько им самим осталось. Однако сколько ни старался, вспомнить не получалось, и он спросил Зейна.
– Три месяца не дотянул до пяти лет, – ответил тот, спокойно поедая то, что с натяжкой называлось жареной курицей.
Джек похолодел от жгучей мысли, что сам держится на два месяца дольше. Снова он задумался о том, что его надежда прожить дольше за счет молодости, судя по всему, не сбудется.
– Говорят, Карта хватил удар, когда он замешивал смесь НН. Бедняга, рухнул в котел. Надеюсь, его достали оттуда, – Зейн нахмурился, но жевать не перестал. Там, где люди гибли каждые два-три дня, не оставалось место сочувствию.
Устроившись на завод, Джек не задумывался о том, как сложится жизнь через пять-восемь лет. Но теперь, когда смерть вплотную приблизилась к нему, он не переставал думать о том, что прожил слишком мало.
– Как быстро заработать денег побольше? – спросил Джек, и Зейн посмотрел на него с подозрением.
– Задолжал? – спросил он. – Проиграл в карты? Скверное дело. Начинаешь играть и сложно остановиться. А потом смотришь: проиграл даже талоны на жратву, и весь месяц питаешься в заводской столовой, – он выразительно посмотрел на свой поднос.
– Я не играю в карты.
Слова Джека заставили Зейна нахмуриться. Но его взгляд быстро просветлел, словно он отогнал неприятные воспоминания.
– Сыграй. Там случаются огромные выигрыши!.. – восторженно посоветовал Зейн. Через секунду в нем возобладал здравый смысл, и он добавил: – И ужасающие проигрыши. Я слышал, что парень из баллонного недавно выиграл двести тысяч.
– Двести? – Джек недоверчиво изогнул бровь. Уж кто-кто, а игроки в карты знатно преувеличивали свои выигрыши.
– Ну, или что-то вроде того… – смутился Зейн.
Карточные игры были единственным развлечением среди рабочих и завоевали невероятную популярность. В них играли на перерывах, после работы и всю ночь. Порою ставки делались, действительно, крупные, но куш срывали настоящие профи. Дилетантов принимали только для увеличения «банка», а Джек был паршивым картежником. Даже Эджей в детстве играл лучше, чем он сейчас.
– Нет, мне не подходит.
Зейн долго не отвечал, активно работая челюстями, спеша вернуться на рабочее место.
– Если не карты, – наконец сказал он, – то остался один способ заработать: сдать тело.
Джек обомлел от его слов. Сдать тело? Он не рассматривал такой способ. Ни один нормальный человек о нем не думал. Нельзя безрассудно рисковать своим телом. Ведь никто не даст гарантию, что съемщик не сделает что-то запрещенное.
К тому же у Джека имелся собственный пунктик на счет наркотиков. Что, если съемщик ради интереса захочет попробовать 2Н? Тогда его сознание вернется в тело наркомана. Нет, деньги надо зарабатывать другим, менее опасным способом. Хотя, он слышал, что за это хорошо платят.
– Сдавать… – проговорил Джек. Произнесенная вслух, идея стала привлекательней. – Ну, уж нет. Пассивный заработок – полная дрянь. Лучше сжигать отходы по ночам.
– Да шучу я про сдачу! – ухмыльнулся Зейн. Окончательно справившись с обедом, он в три глотка осушил кружку чая. – А на счет сжигания подумай. За вредность сжигатели получают денежную премию.
– Ага, – с сарказмом согласился Джек, – и они мрут быстрее, чем успевают ее потратить.
– Тот, кто сдает тело, никогда не уверен, что его правильно эксплуатируют, – философски отметил Зейн. – Вдруг им преступление совершат. В общем, дурная идея.
– Согласен, – хмыкнул Джек, – ведь она принадлежит тебе.
Зейн улыбнулся, встал, забрал пустой поднос и, перед уходом, в отместку сказал:
– Но здоровые люди приходят редко. Их ценят и поэтому платят больше, – он многозначительно поиграл бровями.
– Придурок… – буркнул Джек, удивляясь его неугомонному нраву.
Зейн работал на заводе шесть лет. Обычно за такой внушительный срок воздействие выбросов настолько подрывало здоровье, что и думалось с трудом. Но Зейн продолжал болтать без умолку, как в первый год. Джеку нравился редкий оптимизм Зейна, поэтому он с ним дружил. Впрочем, иногда, когда тоска захватывала сердце, его веселье раздражало.
Наверное, его злость происходила от зависти. Три года назад Джек сам отличался схожим нравом. Со временем завод вытянул из него весь задор, оставив уныние и безразличие, которые ему самому досаждали. Он хотел стать выносливей и веселее, но на это требовалась энергия, которой не осталось.
***
Прозвенел звонок, и женский голос без эмоций по громкой связи объявил, что обеденный перерыв окончен. Объявление еще звучало, а Джек уже брел по коридору в цех. За короткий перерыв силы восстановить не удалось, и после столовой он заглянул в кабинет медпомощи.