– Только папе моему не говори.

– Борис Алексеевич идёт сразу в комплекте с отчеством. Он у меня никак не стыкуется с крысами.

– А меня бабушка Матвеем назвала. Тогда считалось редким именем. И сокращали меня в детстве Мотей или Матюхой. Мне жутко не нравилось, поэтому когда пришел в школу, сразу учительнице объявил, что называть меня можно только полным именем или по фамилии. На сокращения я откликается не буду. Она была удивлена, но прониклась моей просьбой, не стала ни смеяться, ни обсуждать. До конца школы я и доучился Матвеем, а вот в универе кто-то придумал сокращение на английский манер – Мэт. Поначалу не очень нравилось, потом привык.

Я вживую представила, как паренёк семи лет с важным видом требует от учительницы называть его исключительно полным именем, и прыснула.

– Что смешного?

– Ты наверное был забавным в школе. Высокий и худой, и непременно важный. На сокращённое имя он откликаться не будет, ишь ты!

– Неее, я в школе до девятого класса был мелким, а в началке вообще толстенький. Бабушка кормила на убой. Потом в старших классах вытянулся и стал ходить в качалку и на борьбу, тогда модно было.

Я отломила кусочек от десерта и задумчиво посмотрела на Матвея. Представить его толстым и низеньким я не могла. А ещё не могла понять, зачем он сейчас рассказывает мне такие откровения. При нашей вечной враждебной перепалке, эту информацию можно использовать против парня.

– Что не вкусно?– спросил Матвей, кивнув на пирожное.

– А? – я вынырнула из размышлений.

– Пирожное не вкусное, спрашиваю. Чего зависла? – и тут же парень подхватил вторую вилку из корзинки и отломил чуть ли не половину от моего пирожного и отправил в рот. – Да вроде ничего. Сладкое.

– Эй-эй, куда мою вкусняшку!

– А ты не засыпай на ходу. Рассказывай!

– Что рассказывать?

– Про папеньку и маменьку. Про сестер и братьев, можно и про кота.

– Кота нет, сестер нет, брат есть сводный, но я его редко вижу. Раз в год, когда к папе приезжаю погостить. Да и разница в возрасте у нас большая – почти десять лет. Папа с Жанной живёт в Москве. Да собственно он там и жил. Они с мамой познакомились в Ленинграде, поженились. Но мама в Москву ехать не захотела, отец к ней в Ленинград не переехал. Получился такой себе гостевой брак. Пока я была маленькая, класса до третьего папа часто приезжал, или мы с мамой ездили к нему. Потом родители развелись, но отношения сохранили хорошие и дружеские. Когда мне было восемнадцать, мама вышла замуж за итальянца Адриано и уехала в Тоскану. Там у Адри небольшая винодельня, семейный бизнес. Он даже в честь мамы назвал какое-то вино, сделанное по его авторскому рецепту. Меня мама звала с собой, но я не поехала. Но вот стажировку в институте Феррары мне Адри оплатил. Я в Италии полгода жила. Хотя итальянский так толком и не осилила. Мне продавцы быстрее начали отвечать по-русски, чем я выучила необходимый минимум.

– Так ты в Италии пропадала полгода, когда мы с Костей окучивали тётку из Русского музея и не могли тебя разыскать?

– Ну я же вернулась вовремя, – не поняла я его возмущения.

Я в штате его конторы не числюсь, куда хочу, туда и еду.

– И на том спасибо, – Матвей по-клоунски отвесил мне полупоклон. – А как же ты училась?

– Сама стажировка была на английском, специальные группы формировались. А жила в семье с девочкой, которая училась на основном потоке. Андреа знала хорошо английский и была моим переводчиком. Но ближе к моему отъезду и она залапотала по-русски, ее родители могли сказать пару на великом и могучем.

– А к отцу чего не поехала? Всё-таки Москва – столица нашей родины?

– Вот потому и не поехала. Сырость и серость мне милее и роднее. Да и у папы новая семья, жена и сын маленький. Я там как пятое колесо в телеге. А тут воля.

И вот сижу я в пятницу вечером в ресторане за чашкой чая и сам с себя офигеваю. Не то, чтобы я был заядлый тусовщик. В последнее время я и вовсе отошёл от клубной жизни нашего города. Но так вечера все же ещё не доводилось проводить. Мило и уютно. Слова-то какие подобрались. Нафталиновые. Скоро в пенсионеры придется записываться. Но как не странно отторжения эти мысли у меня не вызывали. Так, скорее лёгкое недоумение. Пару раз сбросил вызов от друзей. Потом и вовсе выключил звук. Сегодня я занят для всех, кроме этой девчонки, что сидит напротив и с удовольствием уплетает пирожные.

А я сижу и умиляюсь. И сам с себя офигиваю. А ну это я повторяюсь уже.

Но все же удивиться есть чему. Илария не вписывается в мой формат девушек. И не в моем вкусе, так ещё и умная!

И пусть хоть сто раз говорят, что с лица воду не пить, но я – эстет! У меня папа заведующий кафедры Реставрации произведений масляной живописи. Я с детства воспитан на прекрасном. И у меня свое понятие прекрасного.

Помню как-то для лучшего понимания женского пола, прочитал я пару отечественных и зарубежных любовных романов, что стояли на полке у двоюродной сестры. Так в одном романе был герой, кстати отличный мужик, а у него была своя классификация женщин: «богиня» ( ну, тут все ясно без пояснений), «красотуля» – это две его любимые категории. Потом промежуточная была у него – хорошенькая, то есть не без изъяна во внешности, но это компенсируется лёгкостью характера. С двумя последними – «мешок на голову» и «выговор родителям», он не связывался принципиально.

Так вот для себя я решил, что мой формат – только богини. Чтоб и лицо, и фигура, и лёгкий характер. Чтоб не мечтала за меня замуж и не трогала мой мозг. Конечно, богинь на всех не хватит. Но для себя я хочу самое лучшее.

Вот Алёнка была как раз из категории «богиня». Фигуристая, и попа и грудь свои, лицо скуластое, как я люблю. Высокая! Это важно. С моим ростом только с мелочью связываться. Терпеть не могу сгибаться в три погибели, чтоб поцеловать девушку.

Мы три года отлично просуществовали вместе, пока она не объявила, что выходит замуж. Я поначалу напрягся, а потом выпал в нерастворимый осадок от ее слов о том, что выходит не за меня, а за богатенького папика, с которым уже два года живёт. А мне предлагается роль постоянного любовника. Послал я ее и вздохнул с облегчением. Молодой, красивый, при деньгах и без комплексов и вредных привычек. Найду себе ещё и лучше «богиню». Так я рассуждал ещё пару дней назад.

А сейчас смотрю на Ларьку и понимаю, что приплыл. И пора сушить весла.

Первый и последний раз я влюблялся в школе, классе так в девятом, в одноклассницу Оленьку. Но после того, как в десятом классе вытянулся, пошел в качалку и подстригся, я стал считаться первым парнем в школе, чуть ли не королем. За мной бегали девчонки со всей параллели, и про Оленьку я тут же забыл.

А Ларьку так просто не забудешь. К «богиням» ее, конечно, не отнесешь. Рост – метр с кепкой, как говорится. Тоненькая, как статуэтка балерины из слоновой кости, что стояла у мамы на трюмо. И, видимо, такая же хрупкая. Статуэтка не выдержала напора моей любознательности и пала под тяжестью стола. Ларька на вид не крепче. Ни попы, ни сисек. Даже если откормить и затащить на спорт, фигуры «для полапать» не получится.

Хотя лицо симпатичное, я это и раньше рассмотрел. Голубые глаза большие и выразительные. При определенном освещении становятся зеленоватыми. Ресницы густые, видимо, свои от природы. Не нужно как Алёнке наращивать и вечно переживать, что на коррекцию скоро. Нос маленький и чуть курносый, очаровательный нос. На рот лучше вообще не смотреть, а то аж зубы сводит, как хочется поцеловать. А Ларька – садистка, как на зло крем с губ слизывает и улыбается.

Конечно, напрягает, что умная зараза. На такой надо жениться, просто погулять не выйдет. Она когда про смену фамилии заговорила, меня как током ударило. Вот так выскочит за Стёпку- растрёпку, а я и останусь без такой красотули. Нет, такая коров..красотуля нужна самому.

Придется попотеть, чтобы доказать свои серьезные намерения. Ибо столько лет не самого конструктивного диалога с Илькой сослужили мне плохую службу.