Литмир - Электронная Библиотека

  Чайки. Их скорбные стоны далеко разносятся над холодной гладью небольшой бухты. За тысячелетия ветер и волны превратили берег в подобие бесплодной пустыни - только море, и камни, и острый, искрошенный в пыль серый песок. В этой звенящей, болезненно-острой тишине, разрываемой только птичьими криками, негромкий колеблющийся гул телепортации кажется особенно неуместным.

  Более неуместной, пожалуй, выглядит только прерывистая цепочка следов, глубоко отпечатанных во влажном песке. Просто - следы. Они никуда не ведут - точнее, они не идут ни откуда. Они просто появляются, проявляются в песке в нескольких сотнях футах от моря - и тянутся дальше, к темной линии прибоя.

  Она идет к морю. Светлые волосы безжалостно треплет влажный вечерний ветер, но их хозяйка не обращает на это внимания. Она похожа на призрака - чужая, чуждая здесь, она кажется еще более неуместной в этой многовековой пустоши, чем ее следы. Сиреневая кожаная куртка, кроссовки, слишком большие, по-детски полные губы и слишком густо подведенные глаза. Юное лицо и глаза, из которых, кажется, смотрит сама вечность.

  Она кажется ровесницей этого древнего, словно застывшего в своем изначальном облике, пейзажа.

  Роза идет к морю. Сама не зная, зачем - просто тихий, еле слышный голос в ее сознании - голос Злого Волка, умоляющий и приказывающий - требует идти. Туда. Туда, где холодные стальные волны накатывают на светлый прибрежный песок, с болезненной нежностью касаясь берега, стирая следы некогда стоящих - НЕ стоящих - там людей...

  Розе приходится прилагать усилия, чтобы вспомнить - это не Бухта Злого Волка. Это побережье Корнуолла, Земля - настоящая, правильная, родная до боли Земля. Земля, где есть Доктор. Ее Доктор. Доктор, которого она рано или поздно найдет.

  Ноги вязнут в песке. Он шуршит под ногами, продавливается под подошвами, заставляя ноги увязать в зыбкой, чуть влажной поверхности, набиваясь в кеды, налипая на джинсы, оседая соленой скрипучей крошкой на губах.

  Она смахивает с лица соленые брызги близкого уже моря, останавливается на минуту, щурясь и пытаясь понять, что - кто - зовет ее туда, к темной кромке воды? Из каких глубин памяти вырывается этот образ - полупрозрачная фигура на фоне холодных северных волн? Что еще она должна сделать, чтобы этот образ ушел, отпустил ее из своего вечного, персонального, для нее одной созданного Лимбо?

  Она идет к морю. И вместе с тоскливым криком чаек и горьковатым привкусом морского холодного ветра бьется в воздухе эхо давних, многократно повторенных, проклЯтых, прОклятых слов.

  На зубах скрипит соль.

  ***

  Она останавливается возле самой воды. На Корнуолл давно опустилась ночь, но одинокую девушку на пустынном побережье это не волнует. Роза стоит на берегу. Стоит лицом к воде, к морю, к серой линии почти неразличимого горизонта. Ветер отбрасывает с лица пряди светлых волос, хлещет острыми солеными брызгами в глаза, заставляя невольно щурится. Она стоит и смотрит вдаль. Смотрит - и не видит.

  Голос, который звал ее сюда, стал еще более навязчив, еще более различим, еще более... Отчаян? Словно крик, словно мольба о помощи, стон страдающего, но уже не надеющегося на спасение существа.

  Она сама не может ответить на вопрос, что заставило ее прийти сюда. Что заставило ее несколько месяцев добиваться разрешения на пробный перенос - уговорами, угрозами, теоретическими выкладками и практическими исследованиями, слезами... Несколько месяцев работы. Несколько миллионов фунтов, которые с Торчвуда еще спросят, если ее авантюра не увенчается успехом. Несколько...

  Неважно. Она замирает на минуту, оглядываясь - и решительно поворачивает вправо, ступая вдоль самой кромки прибоя. Песок, песок, песок... Серый, обкатанный морем песок, серые, свинцово-тяжелые волны, серые, вылизанные ветром и водой гладкие скалы... С некоторых пор она не любит серый цвет. Ветер срывает с волны верхушку, бросает прямо в лицо холодную водяную пыль - и девушка невольно вздрагивает, стирая со щек соленые брызги.

  А потом мрачная, вылизанная волнами гладь скалы по правую руку остается позади - и сердце дает сбой.

  Доктор.

  Тардис лежит на боку, наполовину зарывшись в серый песок. И в памяти против воли бьется безнадежное, безжалостно-горькое - "Дай ей умереть. Годы будут идти, и о Тардис забудут..."

  Она не помнит, как преодолевает последние несколько десятков футов до нее. Помнит только знакомую деревянную дверь и холод металлической ручки под пальцами. А потом дыхание перехватывает, и она замирает на пороге, неверяще глядя на то, что осталось от знакомой обстановки.

  В Тардис почти ничего не видно из-за кружащихся в воздухе хлопьев гари, горло забивает горький, едкий дым. Дым - его здесь много, очень много. Он сочится из-под покореженной, разбитой консоли, вытекает черными жутковатыми змейками откуда-то из-под пола, закручивается небольшими вихрями вокруг обрушенных кусков обивки.

  Она прижимает ладонь к лицу, давя крик, и с ужасом смотрит на то, что осталось от... От... От дома. Ее - их - дома. Тардис... Его Тардис. ИХ Тардис. Спокойная, безопасная, уютная... Надежная. Что с ней случилось? Что случилось с НИМ?

1
{"b":"738237","o":1}