Всерьез намекая, что мне пора обзавестись наследником или приемником (раз уж я не могу обрюхатить обычную девку), Брамс предложил подмять под себя весь северный поток камней, плотно завязавшись на недвижимости, как обязательном банковском гаранте для получения лицензий на добычу как официально, так и не совсем. Понимая, что данный факт сделает из меня одну из самых желанных мишеней по всему Северно-Западному региону, я принял решение разорвать с Кайлой, пока мне не принесли ее по частям...
Пара дней ушла на подготовку 'концерта' на камеру. И вот я еду домой с мерзким чувством живодера, жертва которого слаба и беззащитна, и он (живодер) это знает. Не представлял, как начинать, но и переигрывать было нельзя. Вхожу в квартиру под руку с размалеванной шалавой, которой строго велено молчать, но периодически совать свои руки в нужные места. Встречаю удивленную Каю своим 'раздраженным' взглядом.
- Ты сейчас же соберешь свои вещи и покинешь этот дом... - я старался не смотреть на нее, чтобы не выдать себя. Внутри же все переворачивалось.
- Но... Дор, как же... мы? Я хотела тебе сказать... - она хлопала испуганными глазами, как щенок, оказавшийся впервые на улице. - Ты меня выгоняешь? За что? - она надрывно вдыхала и выдыхала, словно в груди было препятствие, то прищуриваясь, то распахивая глаза в испуге. Она помнила, как это бывает...
- Просто уходи. Я не могу связать свою жизнь с тобой! Мне просто все надоело! - кричу ей уже из коридора.
Кайла быстро бросала в сумку свои немногочисленные вещи, под подкладкой которой лежали карты и немного налички на первое время. Я знал, что камера в гостиной пишет происходящее в квартире автономно. С некоторых пор... Брамс должен был точно увидеть, что я выгнал девушку сам и больше не дорожу ей.
- Тебя отвезет мой водитель, - бросаю на нее последний взгляд. Ее стройное тело было вытянуто струной, но стояла она не прямо и далеко не гордо, уходя. Почти ссутулившись, ни капли не играя, а сгибаясь от моих гадких слов по-настоящему, по живому. Наверное, тогда во мне самом что-то сломалось.
Кая остановилась, тяжело дыша и держа в руках сумку. Она хотела что-то сказать, но отвернулась и вышла из квартиры. Досчитав до десяти, я разбил в этой квартире все, что только мог. Шалава с визгом выпрыгнула в дверь, когда увидела происходящее. Еще сутки сидел на полу с бутылкой виски и окровавленными костяшками.
Мой водитель должен был отвезти ее на вокзал и вручить билет на поезд, а проводник в вагоне должна была передать ей мое письмо. Мои последние слова.
'Никогда не возвращайся'.
Я упорно стирал ее из памяти, из своей жизни. С какой целью? А чтобы не было этих розовых соплей и привязанностей, чтобы никто не смог меня ею шантажировать, чтобы она сама не могла меня привязать. И чтобы мой личный недруг Брамс не мог меня приложить моей же слабостью. Боец оттачивает мастерство в постоянных тренировках, вновь и вновь превозмогая себя, усталость, боль, натягивая жилы до предела и взрывая вены убойными дозами кислорода. С этими же ощущениями разрывающего одиночества и боли я учился жить без нее.
Ни в одной девушке, женщине не встретились мне ее черты, даже отдаленный и неумелый плагиат проскальзывал урывками. Ушли краски, ароматы и рефлексия, остались еда, вода и бизнес, иногда перемежающийся с эмоционально глухим трахом, привычными разборками с мордобоем и перестрелками. Полтора года. Казалось, что вчера я проводил ее взглядом, отпуская с ней свою душу, оставляя себе лишь мерзлое сердце в груди...
Глава 6
Дорон
В бессознательном состоянии я помнил себя лишь пару раз в своей жизни. В первый раз одиннадцатилетнего меня ударил старшеклассник Стивен в нос. Я упал, провалившись на пару минут в черноту, но стоило открыть глаза и увидеть собственную кровь на руках, вернулся в себя уже не Дорон, а больной на всю голову бес. От осознания собственной беспомощности я рванулся на парня и дубасил его кулаками до тех пор, пока меня не оттащили от расслабленного тела, как взбесившуюся дворнягу. С той поры я ушел в бокс, и удары в лицо больше не пугали меня и не выбивали из строя. Они заставляли дышать резче, скапливая энергию и направляя ее на соперника. А второй раз я выпал в осадок на похоронах матери, прикоснувшись к православному кресту, водруженному над могилой. Была бесснежная европейская осень, но деревянный крест был холоден, как камень. 'Обжегшись' этим холодом, я упал на колени у могилы, поклявшись, что не проведу свою жизнь как потрох, что смогу чего-то достичь.
Сейчас же был мой третий раз. То проваливаясь, то возвращаясь, я обшаривал взглядом единственного глаза небольшую комнату, посреди которой лежал. У стены стояла железная кровать с пустым решетчатым матрацем, но я лежал явно не на кровати, чуть ниже. Почти древний огромный шкаф, небольшой комод, православный угол с иконой и маленьким кадилом на цепочке. У другой стены стояла небольшая софа, на которой, подвернув ноги, полусидя спала девушка с ребенком на руках...
Я узнал ее не сразу. Какое-то время мне казалось, что я так и нахожусь в бреду, а Кая лишь мираж. Но потом, я даже позвал ее 'эээ', и она меня услышала. На ее руках ребенок, совсем маленький. Грудной. Нет, я не мог ошибиться. Это точно она. То же лицо, но короткие как у парнишки волосы и еще очень худая. Залегшие под глаза круги и торчащие ключицы.
Прокручиваю в голове последние события. 'Я тебя вытащу' - так не бывает. Она вытащила мое стокилограммовое тело и привезла сюда? Как ей это удалось? Еще убрала пули, зашила. Перевязала. Лицо все заклеено, не прикоснуться, но сам глаз не болит, значит только рассечено. Все сходится. Она же училась на медицинском!
- Я...я...это... вытащила тебя. В тебя стреляли. Что-то ты натворил хорошее, наверное...
- Пусти руку, мне ведь больно. Я живу одна и до сих пор делала все, чтобы ты остался живым. Чего шарахаешься?
- Это деревенский дом и вокруг глухомань. Навряд ли тебя тут разыщут. Я приготовлю поесть, а ты лежи и только попробуй испортить мою работу! Я тебя два часа штопала последними сантиметрами кетгута! А еще рассечение на щеке сильное, лицу нужен покой.
Она не узнает меня. Неужели настолько лицо в хлам, что не узнает? Встаю, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Охренеть... Вот это нелюдь...Да я сам себя не узнаю! И это здорово. Пусть Кая не узнает, кого тащила и спину срывала. Я только боль ей принес...
А живет она в лачуге. Крохотная деревянная изба, покосившаяся от старости. А что ты хотел, выгнав ее на улицу? Ты уже второй, кто это сделал. Сначала ее отец, теперь вот ты. А она жива и даже ребенка одна растит. Сильная маленькая женщина. А ты слабый здоровенный мужик. А ребенок... Сколько ему? Она называет ее 'принцессой', 'Машуней', это же девочка. Совсем крошка, еще не ползает. Значит, не больше полугода ей. Быть не может этого... Это сон.
