— Спасибо, что привёз меня сюда, — говорю я с благодарностью.

— После вчерашнего я подумал, что тебе будет полезно выбраться и поменять обстановку. Ты была полностью опустошена. Мне просто хотелось, чтобы ты снова улыбнулась.

— Ты справился со своей задачей на все сто процентов, — говорю я, обнимая его и притягивая к себе для поцелуя. Наши губы соприкасаются как раз в тот момент, когда нас обрызгивает очередной озорной кит. Мы стоим, глядя друг на друга почти минуту, а потом оба начинаем хохотать. Господи, приехать сюда, действительно было крутой идеей. Я словно попала на другую планету.

Рэй

Я хотел, чтобы Селеста отдохнула, отвлеклась от того хаоса, что снова ворвался в её жизнь. Мне нужно было, чтобы она снова улыбалась, чтобы забылась и побыла немного ребёнком. Я догадываюсь, какого ей сейчас. Не знаю, как бы я себя вёл, если бы моё прошлое вдруг появилось на пороге. Это сбивает с ног. Поэтому я привёз её к китам. Я знал, как они действуют на людей. Я не первый раз видел их, но это всегда пробуждает какой-то детский восторг во мне. И хоть рядом с этими гигантами нужно бояться, но я почему-то чувствую покой. И думаю, этот покой передался Селесте. Когда мы ступили на берег, мокрые и с широкими улыбками на лицах, её глаза сияли таким счастьем, какого я давно не видел.

— Знаешь, а я ведь ни разу не была в бухте, — Селеста сидит на диване, закутавшись в плед, и пьёт горячий шоколад, который я для неё сделал. Её волосы влажные после душа, а щёки красные. На ней нет ни капли макияжа, и она выглядит так мило. Я же удивляюсь каждый раз, когда она предстаёт передо мной в новом образе. Порой мне кажется, что в ней живёт несколько личностей. Она, как матрёшка. И это не плохо, так интересней, хочется добраться до сути, до настоящей Селесты. Мне кажется, даже она сама не понимает, сколько масок примеряет ежедневно. У неё это уже вошло в привычку, так она обороняется, защищает самое дорогое, что у неё есть.

— Ты должно быть шутишь? Ты живёшь здесь уже сколько? Всю жизнь? И ни разу не видела китов?

— Да, вот такая я странная, — она улыбается, немного смущённо и отпивает шоколад из кружки. На губах у неё остаётся капелька шоколада, и она слизывает её кончиком языка. Но от всего ей избавиться не удаётся и немного всё же остаётся.

— Так чем ты занималась, что за столько лет так ни разу и не посетила место, ради которого сюда съезжаются туристы? — спрашиваю я, стараясь не обращать внимания на её соблазнительные губы. Эта девушка умеет соблазнять, и она прекрасно осведомлена о своих способностях. А ещё она кажется заметила, что я не отрываю взгляда от её губ. Она так улыбается, словно видит меня насквозь.

— Ну, знаешь, то одно, то другое. Я часто ездила с отцом по миру, когда была ребёнком, потому что он не сильно доверял матери, а няню нанимать не хотел. Так что я летала на самолётах, плавала на яхтах, побывала во всех крупных городах Европы. А когда вернулась сюда и стала способна сама за себя отвечать, мне было не до морских прогулок. Мать взялась за меня с таким упорством, что вырваться из её хватки было невозможно. Она стала моим менеджером, договаривалась о съёмках, рекламных компаниях. Одно время даже пыталась сделать из меня актрису, водила по пробам, но я отчаянно сопротивлялась, и она наконец решила мне уступить. Вот так я и жила, пока однажды не застала свою мать в постели с моим парнем.

— Чёрт! Теперь понимаю, почему у тебя с ней такие отношения.

Как можно быть такой матерью, не понимаю. А по ней и не скажешь, что когда-то она была такой оторвой. Когда мы с Селестой были на том странном семейном обеде, её мать выглядела, как настоящая леди, хоть и задавала порой неуместные вопросы. Но я даже представить не мог, что в прошлом она столько боли принесла Селесте. Теперь же многое встало на свои места.

— Да, а теперь она вдруг изменилась. И мне кажется, что это правда. Это не просто принять, доверять вообще сложно, даже собственной матери. Но я хочу верить ей. Такая вот у меня дурацкая семейка, — она ставит чашку на кофейный столик и подпирает голову рукой. Селеста смотрит на меня внимательно, словно изучает экспонат в музее. В такие моменты мне всегда хочется уметь читать мысли.

— Я поведала тебе о своём прошлом, а где ты был, пока я колесила по миру? Каким был маленький мальчик Рэй?

— Я ведь тебе уже рассказывал, — говорю я игриво, пытаясь увести её от этой темы. Сколько бы времени не прошло, мне всегда будет тяжело говорить о своём прошлом. Будь я способен, я бы стёр все воспоминания о своём детстве.

— Да, но не так много, — Селеста покидает свой уютный кокон и перебирается ко мне на колени. Она садится ко мне лицом, её нежные руки оплетают мою шею. Её лицо серьёзно, как никогда, она зарывается пальцами в мои волосы и наклоняется ко мне. Наши лица находятся в паре сантиметров друг от друга. Я чувствую её тёплое дыхание на своей щеке, а потом её губы касаются моих. Осторожно, едва касаясь, она целует меня. Я обнимаю её за талию и чувствую, как её тело слегка дрожит.

— Я хочу знать о тебе всё, Рэймонд, — шепчет она, когда первой прерывает поцелуй.

— Меня уже давно никто так не звал, — отвечаю я, на что она улыбается.

— Почему? Мне очень нравится твоё имя.

— Долгое время оно напоминало мне о моей матери, которая бросила меня у пожарной станции. Она оставила записку, в которой просила позаботиться обо мне и написала моё имя. А фамилию я получил от пожарного, который меня нашёл.

— Наверняка у неё были причины на то, чтобы оставить тебя. Она дала тебе имя, а это много значит, — сочувствующе произносит Селеста. Она нежно касается моей щеки своими пальцами, и я закрываю глаза. Я снова вспоминаю все те приёмные семьи, через которые мне пришлось пройти. Побои, запах алкоголя, постоянный страх за свою жизнь и единственное желание: бежать. И я бежал, снова и снова, пока не встретил таких же как я. Пока не нашёл себе новую семью, братьев, с которыми нас объединяло гораздо больше, чем кровь. Кайл и Джошуа знали, через, что я прошёл, они понимали меня. Мы защищали друг друга и, когда мы были вместе, наша жизнь казалась чуточку терпимее. А потом я встретил Бри, и решил, что моя жизнь может стать ещё лучше, ведь теперь в ней появилось настоящее солнышко. И всё равно, обретя счастье, я продолжал думать о своей матери, представлял, как она выглядит, чем занимается. А порой фантазировал о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы она не оставила меня. Я злился на неё и скучал по ней, хотя и не должен был.

— Знаешь, порой именно это злит меня больше всего. Она дала мне имя, но даже не попыталась сделать что-то, чтобы оставить меня. Именно поэтому я когда-то завидовал Кайлу. Когда Ингрид нашла его и усыновила, я так злился на него. Ингрид даже не была ему матерью, но она сделала всё ради него, терпела его выходки, приняла его, когда тот вернулся после своих блужданий. Совершенно посторонний человек, привёл с улицы не просто какого-то ребёнка, а подростка с характером. Почему она нашла в себе силы сделать это. А моя мать, родной человек, оставила меня на улице? Для меня это долгое время было не ясно. Да и сейчас я не могу найти ответ на этот вопрос. Просто сейчас мне плевать. Я смирился с этой болью и обидой. А Ингрид умудрилась стать матерью не только Кайлу, но и нам с Джошем. Да она не могла усыновить ещё и нас, тогда у неё едва хватало денег на двоих детей. Но она всегда помогала нам, пекла торты на наши дни рождения, дарила подарки, покупала одежду и водила нас к врачу, когда мы заболевали. Мы нередко ночевали у неё, и она всегда была рада нам. С её появлением я реже стал мучать себя вопросами о своей матери.

— Ингрид очень хорошая.

— Да, если бы не она, то я бы мог стать тем ещё засранцем.

— Я бы не сказала, что сейчас ты сущий ангел, — посмеивается Селеста.

— Разве? А как же мой нимб над головой? Ты его не видишь? — насмешливо отвечаю я, на что Селеста хмурится и принимается что-то искать у меня на голове.