Легко взлетел на сцену и оказался рядом. Да уж, Игорь Евгеньевич вблизи выглядел, мягко говоря, паршиво. Обрюзгшее лицо, круглые оловянные глаза, второй подбородок. Он бросил на меня меланхоличный взгляд и на лице, будто разглаженным утюгом, не дрогнул ни один мускул. Хотя по сценарию он должен испугаться моего персонажа. Все-таки я играл главу группировки влиятельного чикагского клана.

— Винченто, когда ты, наконец, перестанешь волочиться за моей женой? — спросил я с угрозой.

— Женой? Насколько помню, Франко, за десять лет ты так и не удосужился жениться на Белле, — произнёс уныло свой текст Мельгунов.

— А знаешь почему? Потому что я — католик! И не могу жениться, потому что моя официальная жена жива, хоть находится в психиатрической клинике, — вдруг выпалил я, совершенно не по тексту. — Но Белла — моя жена перед Богом, потому что я люблю её. Клянусь Девой Марией!

Я схватил его за грудки, радостно ощутив, как он испугался, обмяк, тусклые глаза выкатились по-рачьи из орбит. Это не походило на игру, скорее на настоящий страх передо мной.

— Мы любим друг друга, — невнятно пробормотал он, пытаясь вяло оторвать мои руки от своего воротника. — Ты не должен мешать нашему счастью! — почти взвизгнул он.

— Франко, когда ты оставишь нас в покое? — услышал я хорошо поставленный голос Миланы за спиной.

Отшвырнув Мельгунова, я мгновенно оказался рядом, сжал в объятьях Милану. Нежно взглянул ей в лицо.

— Белла, я люблю тебя так, как никто никогда не будет любить, — я постарался вложить все свои чувства в эти слова.

По лицу Миланы пробежала лёгкая улыбка — кажется, ей понравилась моя импровизация.

— Стоп! — услышал я истошный вопль Розенштейна.

Он выскочил на сцену.

— Что за самодеятельность, Верстовский?! — заорал он.

— Давид Григорьевич, он меня напугал, — жеманно проблеял Мельгунов. — Скажите ему, чтобы он меня не хватал так. Мне это не нравится.

Розенштейн метнул в него взгляд, потом в зал, на Верхоланцева, сидящего на первом ряду.

— А мне понравилось, — главреж хитро прищурился. — Верстовский придумал хороший ход. Пусть так и играет. И вообще так получается более ярко и живо. А чтобы Игорь Евгеньевич не пугался, мы оставим ему группу поддержки. Когда Верстовский будет умолять Милану, они схватят его и начнут избивать. Как тебе такая идея, Игорь Евгеньевич?

Мельгунов радостно закивал. Трудно сказать, что этим изменением хотел сказать Верхоланцев. Предупредить меня, чтобы я не увивался за Миланой, иначе меня ждёт хорошая взбучка? Или показать Винченто трусом, за которого все делают его охранники? Ведь Франко тоже мог прийти в театр в окружении амбалов, проучить ухажёра Беллы. Он явился один.

Мы провели несколько репетиций, и в момент объяснений с Миланой, громилы Мельгунова хватали меня и «избивали». Лицо мегазвезды европейского уровня при этом излучало садистское наслаждение.

— Хорошо, теперь всем переодеваться и гримироваться, — сказал, наконец, Верхоланцев. — Так, это что у нас такое? — раздражённо добавил он. — Быстро выметайтесь из зала! — заорал он кому-то. — Охрана, выведите! — указывая куда-то на ряды, приказал он.

Из-за кресел выскочило несколько девушек «среднего возраста» и одна из них умоляюще проговорила:

— Дмитрий Сергеевич, ну, пожалуйста, можно мы посмотрим на репетицию? Пожалуйста.

Верхоланцев скривился, молча сделал резкий жест охране и отвернулся.

— Задолбали эти фанатки Мельгунова, твою мать, — пробурчал он раздражённо, и добавил хмуро: — Чего встал как столб? Дуй в гримёрку.

Я начал подниматься к выходу, как вдруг услышал крик. Молниеносно выскочил в фойе. На полу лежал Розенштейн, бледный, как мел, с выкаченными от ужаса глазами. Дышал прерывисто, тяжело.

— Уходи! Уходи! — вскрикивал он все слабее и слабее. — Не трогай меня!

Я присел рядом, пощупал пульс на его пухлой, но вялой руке. Розенштейн вздрогнул, открыл глаза и прошептал одними губами:

— Уходи!

Но уже через мгновение его глаза приобрели осмысленное выражение.

— Олег, достань из кармана лекарство, — попросил он.

Я пошарил в его пиджаке и дал коробочку. Розенштейн бросил в рот пару горошин. Нас окружили галдящие люди, я выбрался из толпы и вдруг заметил чью-то тень, которая показалась знакомой. Бросился вниз по лестнице, распахнув дверь, оказался в баре. За стеклянной стеной извивались длинные ленты зелёных водорослей, плавали переливающиеся серебром рыбки. Лихорадочно оглядевшись, заметил в дальнем углу мерцающие контуры человека. Он обернулся, и меня прошиб холодный пот.

— Северцев, кто тебя убил?! Скажи! — крикнул я. — От кого мне надо спасти Милану?

Он улыбнулся и проговорил тихо, почти беззвучно, но я отлично услышал его, будто слова звучали прямо в мозгу:

— Ты уже совсем близко.

И растаял как дым.

Глава 9

Трагический случай

— Как Сергей? — поинтересовался я.

— Тьфу-тьфу-тьфу, идёт на поправку. И выглядеть стал лучше, — ответила Екатерина.

Мы завтракали. Екатерина приготовила чудесную яичную запеканку.

— Слава Богу. Я очень рад. Мне так жаль, что я не смог вам ничем помочь.

— Ну что вы, Олег, вы нам очень помогли. Если бы не вы… — Екатерина отвернулась и всхлипнула. — И этот ужас прекратился.

Мне хотелось спросить, знала ли Екатерина о «молельном доме» мужа, который тот устроил в сарае. Но решил пока не напоминать об этом.

— Олег, скажите, что вам рассказал Сергей?

— Ничего, — как можно равнодушней я пожал плечами. — Попросил оказать вам поддержку, пока не выздоровеет. Больше ничего.

— Нет, он вам что-то рассказал. Я знаю. Он что-то скрывает от меня. Дети, вы поели? Хорошо. Вадик, погуляй с Ирочкой, только следи, чтобы она не упала с качелей.

Вадик взял сестричку за руку и послушно вышел с кухни. Екатерина подождала какое-то время и потом, понизив голос, сказала:

— Вы знаете, я вам не рассказала, Вадим — наш приёмный сын. Он сын моей сестры Нины. Она вместе с мужем попала в автокатастрофу, муж погиб, а Нина стала инвалидом. Мы сразу взяли опекунство над Вадиком, у нас не было своих детей тогда. Потом хотели усыновить, но Нина заупрямилась. Хотя я уверяла её, как только она поправится, Вадик будет знать, кто его настоящая мать. Но она отказалась, отрывала деньги от своей пенсии и присылала нам.

Я представил себе, что будет с Екатериной, когда она узнает, что Сергей убил её сестру.

— А что потом случилось?

— Нина умерла. Она очень сильно болела, серьёзная травма позвоночника. Лежала в больнице. Когда она умерла, мы смогли усыновить Вадика. Хотя он всегда считал нас своими родными родителями. Когда его настоящие родители попали в автокатастрофу, он был очень маленьким, всего два годика, он ничего не помнил. Потом у нас родилась Ирочка.

— Ира родилась до усыновления или после? — спросил я вдруг и осёкся.

Екатерина с удивлением взглянула на меня, нахмурилась, и стала нервно убирать тарелки со стола.

— Ирочка родилась до усыновления, — глухо сказала она, наконец. — А почему вас это интересует? В этом есть какая-то разница?

— Нет-нет, что вы. Никакой. Просто спросил.

— Олег, зря вы скрываете что-то от меня. Я понимаю, мужская солидарность. Но я бы хотела знать.

— Призрак, который мы видели — это Нина? — я решил перевести разговор на другую тему.

— Она похожа, но не сильно. Вы ходили к Кастильскому? Что-нибудь смогли узнать?

— Да, кое-что. Во-первых, мне явился призрак Северцева. Во-вторых, я понял, что Кастильский снабжает клиентов аппаратурой особого назначения. Думаю, что появление призрака в вашем доме — его рук дело.

— Но зачем ему это нужно? — Екатерина недоверчиво покачала головой. — Мы с ним совсем не контактировали. Он ни о чём нас не просил.

— Нужно не ему, а кому-то другому. Тому, кто хочет завладеть этим домом, или просто навредить вам из зависти. Скажите, а что за старик живёт рядом с вашим домом? Я несколько раз видел, как он вылезает из канализации, идёт на помойку. Может быть, вам обратиться в полицию, чтобы его убрали?