К Рону, Джинни и близнецам всегда спешила целая рыжая ватага: мать, отец, а также трое старших братьев. Иногда приезжала еще и престарелая тетушка Мюриэль, которую, впрочем, подростки не очень жаловали, но даже она была родней. После встречи с родными глаза Рональда всегда сверкали, и он с придыханием рассказывал о том, что Чарли взяли работать в институт биоинженерии, что Билл нашел себе девушку, что отца повысили. Он гордо носил вязанный свитер с огромной рыжей R на груди, и это были единственные минуты, когда они с близнецами и Джинни казались действительно семьей: они наперебой говорили о родителях, хвастали друг перед другом цветом обновок и смеялись. Но стоило им четверым переступить порог общежития — и они снова расходились каждый в свою сторону.

К Гарри тоже приходили: первой, рано утром, тетя Петунья, эта худая женщина с ранней сединой и печальным лицом. Она приносила фрукты, конфеты, долго-долго обнимала племянника и обещала, что она заработает достаточно денег и заберет его обратно, что обязательно сделает это, потому что у Гарри есть дом, и как только опека убедится, что Петунья может обеспечивать себя и двух мальчишек-погодок, она сразу заберет его. Тетя всегда уходила сгорбившись, поникнув головой, и Поттер украдкой утирал слезы кулаком. Дядя Вернон, этот огромный добряк, который растил мальчика и учил его играть в футбол, ничем не отделяя от родного сына, умер в то лето, когда Гарри должен был отпраздновать свой одиннадцатый день рождения. У тети были кое-какие сбережения, однако было понятно, что она не сможет тянуть одновременно и Дадли, и приемного ребенка, и поэтому тогда Поттер принял свое первое в жизни взрослое решение, решаясь уехать от семьи. Когда он уезжал, тетя плакала. Вторым всегда был Дадли: он был склонным к полноте юношей, руки которого всегда были в каких-то ссадинах и порезах, вероятно, сказывалась работа в мастерской, где он старался заработать лишний шиллинг на любимые сладости матери, которая вечно себе в чем-то отказывала, или на подарок кузену. Дурсль винил себя в том, что сам не вызвался ехать в интернат, и каждое его посещение было пропитано этой невысказанной виной, тягучей и страшной тоской парня по своему лучшему другу и двоюродному брату, который был теперь заключен за резной решеткой Хогвартса. Дадли был чутким, хотя это и трудно было сказать исходя из его внешнего вида, но Гермиона никогда не забудет, как в ее пятнадцатый день рождения, на который выпал день посещения, Гарри вбежал в ее спальню, утягивая во двор, где стоял его кузен, сжимая в потных ладонях маленький сверток в яркой бумаге. Заколку, сделанную явно руками самого Дадли, Грейнджер не снимала никогда. Последним, под самый вечер, к Гарри приходил его пропойца-крестный. Он был вечно одет в какое-то рванье, от него пахло спиртным, но, глядя на то, как горят его глаза при виде Поттера и как они вдвоем сидят на скамье у дерева, девушке всегда становилось очень горько и обидно за саму себя.

К Невиллу приходила бабушка. Она рассказывала, что родители уже идут на поправку и радостно делилась с внуком тем, что его мать накануне смогла впервые за шестнадцать лет сказать, что хочет на обед. Долгопупс радовался, улыбался, а у Гермионы сосало под ложечкой. К Драко, нелюдимому мальчику из параллельного класса, ходила мать. Ни от кого не было секретом, что ради этих часов с сыном ей приходилось договариваться с начальником тюрьмы, чтобы ее отпустили на свидание, и стражник в черном балахоне, который, казалось, выпивал краски и радость отовсюду, стоял у ворот, наблюдая за блондинкой. Приходили и к Симусу, к Дину, к Анджелине и Алисии, к Лаванде и близняшкам Патил, к Крэббу и Гойлу. Не приходили только к ней. И вопрос о том, почему она здесь, всегда был для нее болезненным.

Но сейчас был не тот момент, чтобы поддаваться жалости к себе.

— Меня упекли сюда за то, что я сломала нос одному не в меру веселому подонку, который смел издеваться над моими друзьями, — буквально прошипела она, глядя точно в глаза близнецу. — Смекаешь?

Сзади послышались одобрительные смешки, кажется, ее прямолинейная угроза получилась успешной. Она развернулась на каблуках, уходя, и услышала за спиной насмешливый голос:

— Малыш Ронни, а тебе повезло с девушкой! Настоящий защитник, просто львица, — она не видела ухмылку на его губах, но кожей ощущала ее, а потому не поворачиваясь показала Уизли средний палец.

— Завидуй молча, Фредерик, — наугад бросила она через плечо, шагая через расступающуюся толпу к Гарри и Рону, которые все также стояли у стены. Рон был все еще страшно бледен, и Поттер поддерживал его за руку, не давая сползти по стене на пол.

— Как она угадала? — услышала она пораженный шепот одного из братьев.

***

После той памятной стычки в коридоре, про которую вся школа говорила еще несколько недель, Гермиона старалась не ходить по коридорам одна и вообще как можно меньше оказываться где-либо без Гарри или Рона. Она не была дурой и отлично знала, что теперь близнецы вполне могут попробовать как-то насолить ей, и поэтому делала все, лишь бы не подставляться. Почему-то ей казалось, что они не будут строить ей неприятности исподтишка. Поэтому, избегая прямых встреч, она практически никогда не оставалась одна, даже в общежитии проводя почти все время в компании друзей, совсем забросив сольные походы в библиотеку. Самым проблемным предметом оказалась латынь, на которую мальчишки не ходили, обозвав ее древними рунами, и Гермиона мужественно три раза в неделю шла к нулевой паре на третий этаж одна, дергаясь от каждого резкого звука. Так прошло около месяца, когда однажды после такого занятия ее не поймали прямо у входа. Сердце ухнуло в пятки, и она приготовилась отвечать за свои слова перед рыжими мерзавцами, когда вдруг поняла, что за предплечье ее держит не кто-то из них, а совсем другой человек.

— Тише ты, Грейнджер, — шикнул на нее Малфой, вышедший из кабинета на пару минут раньше.

— Что ты делаешь? — яростным шепотом спросила она, почему-то все-таки не решаясь шуметь, однако он сделал знак рукой, предлагая ей самой выглянуть из ниши, где они прятались, наружу, и девушка все поняла. Близнецы, Ли, Анджелина, Алисия и какая-то незнакомая ей девушка стояли около стены, смеясь над чем-то и поминутно поглядывая в сторону поворота, за которым скрывалась ниша, где находились Гермиона и Драко.

— Пошли, — одними губами произнес блондин, и они бесшумно вернулись в кабинет, прикрывая за собой дверь.

— Черт, — не сдержалась девушка, стукнув кулаком ни в чем не повинную парту. — О чем я только думала!..

— Ты про тот случай, когда поставила их на место? — насмешливо спросил Малфой, подходя к окну и выглядывая из него.

— Нет, про тот, когда я не пошла из кабинета на завтрак вместе с профессором, — раздраженно ответила она. — О том случае, про который говоришь ты, я ничуть не жалею.

— Угу, — рассеянно заметил молодой человек, что-то разглядывая, перевесившись через подоконник.

— Ладно, рано или поздно придется выйти, — решилась девушка, гордо вскинув подбородок и поправив сумку на плече. — Все равно другого способа выбраться отсюда нет, так что мне в любом случае придется встретиться с ними.

— Не глупи, — резко бросил Малфой, наконец-то распрямляясь и поворачиваясь к ней.

— Да что они могут мне сделать? Не будут же они меня насиловать или избивать, — Гермиона явно храбрилась, потому что на самом деле ее сердце отбивало чечетку в груди. Сделать они могли многое, и, Грейнджер не сомневалась, целенаправленные издевки в ее адрес будут куда более болезненными, чем тот выпад наугад относительно ее родителей.

— Джонсон и Джордан под кайфом, это же видно, — Малфой явно злился. — Что они тебе могут сделать? О, действительно! Пожалуй, насиловать они тебя и правда не будут, но вот облить чем-то или порвать блузку, чтобы ты через весь корпус шла в одном белье — это запросто. Поэтому не глупи, не будь дурой.

— И что же мне делать?.. — ее голос подрагивал, и Драко смягчился, глубоко вздыхая.