— Это просто нечестно по отношению к Фреду, что она так использует его, забываясь в нем после того, как у нее ничего не получилось с Роном, — сердито заявила Падма, подключаясь к разговору. — Он же ее правда любит!
— Да, — печально вздохнула ее сестра. — Бедненькие…
Фред ушел, так и не показав, что слышал этот разговор. Но с того дня червячок сомнений не переставал грызть его: он доверяет Гермионе и знал, что она никогда бы не использовала его, однако кто знает, может она и правда неосознанно заменяла им, Фредом, Рона? Может, она и правда любила его младшего братишку, но, слишком верная своим принципам, не смела признаться в этом даже самой себе? Возможно, именно поэтому она никогда не говорила Фреду, что любит именно его? Он знал, что каждое ее признание было искренним.
Прошло около двух месяцев, когда за обычным ужином в их маленькой квартирке он все-таки решился задать вопрос, который мучил его.
— Герм, ты любишь меня? — она замерла, отложила приборы, а затем настороженно уставилась на своего молодого человека.
— Только не говори, что ты снова что-то взорвал и испортил мои документы, — она вся напряглась, и Фред мысленно хлопнул себя по лбу.
— Нет, — замотал он головой. — Я ничего не взорвал, мне хватило того раза.
— Значит, ты хочешь снова уехать за какими-то редкими растениями в Чехию? — Гермиона наклонила голову, все еще с подозрением глядя на Уизли.
— Да нет!
— Тогда где подвох? — она поджала губы, лихорадочно соображая.
— Нет никакого подвоха, — он побежденно вздохнул, понимая, что, кажется, был прав в своих опасениях, и поспешно перевел тему. Он чувствовал себя тряпкой, но, даже зная, что Гермиона просто закрывает им дыру в своем сердце, все равно не мог отказаться от нее. — Очень вкусные помидоры. Нужно будет купить такие в пятницу, можно будет сделать пиццу, что скажешь?
— Да, хорошая идея, — она солнечно улыбнулась в ответ. — Можем позвать Гарри, Рона, Джорджа и их плюс три. Эй, я что-то не то сказала? — она подскочила, бросаясь к нему, вероятно, настолько он изменился в лице.
— Нет, ничего. Просто… Формулировка странная, «плюс три»…
— А, ясно… — она отступила, нахмурившись, словно почувствовала, что он не хочет что-либо говорить. Она молча мыла посуду, он убирал продукты в маггловский холодильник, и все-таки впервые между ними сквозила напряженность.
— Ты во сколько завтра уедешь? — спросил Фред Гермиону тогда, когда они уже ложились спать.
— Рано, ты еще вряд ли проснешься, соня, — улыбнулась она. — Представляешь, шеф мне сказал, что если я не поеду, он уволит меня. Вот же козел, скажи?
— Да, — согласился Фред, перекатываясь и приобнимая ее. — Я бы хотел, чтобы ты осталась. Завтра у нас с Джорджем презентация тех птичек, с которыми ты так помогла, так что…
— Я знаю, — с сожалением отозвалась она. — Я правда не могу не ехать, ты же знаешь, как дорога мне эта работа. Прости…
Наутро Фред проснулся от хлопка входной двери. На столе стоял завтрак, прикрытый фольгой, и торопливая записка косым почерком, желающая хорошего дня. Рожица в нижнем углу улыбалась, подмигивала, показывала язык и смеялась. Он тяжело вздохнул, зарываясь пальцами в волосы, и твердо решил, что вечером поговорит с Джорджем. Ему нужен был совет, впервые в жизни он не знал, что ему делать.
Но поговорить с Джорджем не удалось: едва они открыли магазин, как в конце улицы прогремел взрыв. Запах дыма, пороха, гари и крови вместе с ветром разносился, донося и до «Вредилок» тошнотворный аромат смерти.
— Так, все внутрь! — завопил Фред, загоняя в магазин всех малышей и их родителей, которые столпились на улице. — Быстрее, быстрее! В укрытие! Все, кто может колдовать, помогите наложить на магазин защитные заклинания, скорее!
Где-то испуганно плакала девочка, бледные дети жались друг другу, какой-то перепуганный старшекурсник в футболке с изображением Ринго Стара пытался наложить защитные чары на окна. Джордж вместе со взрослыми баррикадировал вход. У Фреда засосало под ложечкой, ему вспомнилась Гермиона, его родная, милая, добрая Гермиона, и где-то внутри отчаянно закричал какой-то тоненький голосок, отказывающийся умирать. Фред подобрался, магией приказывая куклам и манекенам встать, до последнего защищая детей, нашедших убежище здесь. Оставив малышей с тем парнем в футболке, он побежал вниз, собираясь до последнего прикрывать Джорджа, как много раз делал во время войны. В конце концов, Грейнджер как всегда была права: только вдвоем они были неуязвимы, а по отдельности…
Бой закончился, так и не успев начаться. Послышались хлопки трансгрессии, чьи-то крики, где-то около кафе в середине улицы засверкали заклинания, а после все стихло. Мракоборцы, прибывшие по сигналу тревоги, обезоружили горстку нападавших, а затем наложили щит против трансгрессии, обязав всех совершеннолетних магов проходить нудную и, в целом, абсолютно бессмысленную процедуру допроса.
Он вернулся домой вечером. Усталый, опустошенный — больше всего на свете ему хотелось сейчас лечь на их с Гермионой кровать, обнять ее, сонную, разворачивая к себе, и лежать, не шевелясь. Сегодня погибло семеро человек, трое — маленькие дети. Нападений на Косой переулок не было с самой войны, поэтому мракоборцы оцепили его, не выпуская и не впуская никого, даже Гарри Поттера, который примчался, как только узнал о случившемся. В конце концов он был вынужден уйти, так и не узнав ничего о судьбе друзей. Поэтому Джордж, добрая душа, согласился один отправиться в Нору успокаивать маму и остальных, посоветовав брату ехать домой к девушке, ведь она, конечно, тоже волнуется и переживает. О, добрый, славный Джордж! Откуда ему было знать, что Гермиона еще утром уехала в Глазго…
Квартира встретила его сумраком. Не включая свет Фред снял ботинки, повесил куртку на крючок и проигнорировав ванную отправился прямиком в спальню, надеясь тотчас же забыться сном, однако он замер, потому что из гостиной, которая была уже давно наполовину переоборудована под домашнюю лабораторию, лился мягкий желтоватый свет. Парень осторожно приоткрыл дверь, держа наготове палочку, но замер, увидев вместо незваного гостя Гермиону, которая сидела прямо на полу к нему спиной. Она была в том же дорожном костюме, что и утром, но волосы выбились из прически и водопадом падали ей на плечи. Она прижимала к груди что-то небольшое, темно-зеленого цвета, шепча:
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Фред был настолько ошарашен этой картиной, несвойственной даже для нее, импульсивной эмоциональной девочки, что обмер. Со стуком его палочка упала на пол, закатываясь под диван. Однако даже этот тихий звук удара, даже он не утаился от Грейнджер. Она резко повернулась, бледная и заплаканная, и вскочила, бросаясь на шею к парню, два раза поскальзываясь и чуть не падая. Он рефлекторно поймал ее, обнимая, но она на этот раз даже не думала утихать на его груди, как это делала обычно, и лихорадочно целовала его в шею, линию подбородка, щеки, губы — везде, куда только могла дотянуться.
— Фред, боже мой, Фред… — она смотрела на него, снова плача, и в ее взгляде было такое облегчение, что он говорил гораздо лучше слов.
— Тише, тише, успокойся. Я здесь. Что случилось? — он нежно гладил ее волосы, прижимаясь губами к пробору, и она обхватила его, сжимая с такой силой, какую было трудно предположить исходя из параметров девушки.
— Я приехала, когда узнала, что на Косой Переулок напали, я тут же вернулась, внутрь никого не пускали! Гарри не знал ничего, знал только, что семь погибших, а в Аврорате сказали, что один из них — брат пострадавшего, который сейчас в Мунго… Боже, Фред, я так испугалась… — она потянулась ближе, и только сейчас Уизли понял, что ее действительно трясет. Глянув поверх ее головы, он увидел, что так судорожно она сжимала в руках, сидя на полу: это была его собственная футболка. Гермиона бросила свою поездку, за что ее наверняка уволят, и все это потому, что он, Фред, был в опасности. Его девочка выбрала его. Он замер, погрузившись в собственные мысли, и чуть было не пропустил то самое, самое важное.
