Но глядя, как та блаженно улыбалась, понял, что сморозил глупость. Похоже, бабуля не помнила даже что с ней случилось пару минут назад, или по крайней мере, себя считала невестой.

– Специально такую подсунули, – заключил хан Хулагу.

– Давайте попробуем разведку боем, предложил один из джигитов, которому менее всех досталось. Но остальные только зачесали затылки.

– А что, если… – хан Хулану обошел вокруг стройного Ван Юаня, – не отправить ли нам тебя, дорогой, во вражеский стан?

Старуху раздели и с трудом натянули ее платье на Ван Юаня. Вдобавок накинули свадебный кружевной покров и кое-как сгладили оставшиеся несуразности.

– Ой, не похож, – сделал заключение брат жениха.

– Нужно дождаться сумерек, – предложил хан. – В темноте как в хмелю – может всякое померещиться, – вот и старуха сошла за девицу.

– Но как же я что-то выведаю, если я с почти не понимаю местную речь, – запротестовал Ван Юань, не желая отправляться в логово настоящих "саблезубых тигров".

– Ты смотри, возле какого дома больше всего охраны, – посоветовал ему брат жениха. – И там обязательно должны ошиваться мальчишки; от ребят нельзя ничего скрыть. Так или иначе, они будут ждать, продолжения "праздника". Подари главному из ребят красивый нож, и он тебе добудет любую информацию.

Джигит вытянул из-за пояса и протянул Ван Юаню свой клинок, инкрустированный драгоценными камнями.

– Может не стоит, – засомневался хан Хулагу. – Не стоит раскрывать маскировку.

– Э хан, ты не понимаешь наших обычаев. Так или иначе, они желают, чтобы невесту украли, но при этом хотят побольше содрать с жениха, Таков обычай. Этот кинжал любому мальчишке голову вскружит, – ведь взрослые мужчины упрямо требуют выкуп. В такой способ невеста обойдется нам значительно дешевле.

На том и порешили.

Как только сумерки начали выползать и горних ущелий, где они, словно бурханы дожидались лакомых человеческих душ – ведь не секрет, что в сумерки каждый чувствует странную сласть – это шаапеты, духи местности в лучшем случае. Но нет никакой гарантии, ведь в сумерки получают власть над миром и вишапы – драконы, живущие на "священной" горе. И еще множество других персонажей из местного фольклора и не совсем… – то, чего не мог знать Ван Юань. Он даже не догадывался, что явившись в горнем селении (очень чтущем традиции предков и их верования), в одеянии "вечной невесты", да еще в самое что ни на есть подходящее время, поднимет такой дикий переполох. Ведь, как известно, нимфы – так звали этих созданий, очень любили свадьбы, пение, игру на тамбуринах, всегда опекали невест – неспособные к совершенствованию, они и невест делали такими же круглыми дурами. И поэтому в канун свадьбы родственники смотрели в оба, чтобы никакая мразь не прилепилась к невесте – как только сумерки выползали из горних ущелий, где всегда звенели ручьи и имелась кое-какая вода, крепкие мужчины, да и женщины тоже, стояли с палками наготове.

И вот, ирония судьбы – глядь, бредёт одна такая!..

А получилось так, что в кутерьме никто и не заметил, как из дома пропала почти выжившая из ума прапрабабушка невесты, которой было уже далеко за сотню лет. Да и кто бы мог предположить, что наблюдая предпраздничную суету в доме, бабка почему-то решит, что это именно ее готовят на выданье. Она уже не помнила, что кушала утром, но хорошо помнила первую брачную ночь – масса волнующих и незабываемых переживаний! Произошел следующий казус: бабушка достала свой свадебный наряд, и села в укромном уголке дожидаться кунаков влюбленного джигита.

По фатальному совпадению, именно в этот сумрачный час Ван Юань пробирался по узким улочкам горнего селения, что не могло ускользнуть от бдительных глаз родственников невесты, которых тут было пол-аула; они быстро вычислил нимфу в старинном свадебном платье. Ван Юань в свою очередь тоже отлично понял, где скрывают девицу – всё, как говорил брат жениха – вокруг одного из домов было много людей с палками, да и мальчишки сновали. Правда, по традиции следовало все-таки заплатить. Для верности.

Не зная языка, он подозвав одного из огольцов, самого бойкого, и начал жестами с ним торговаться, показывая клинок – парень тоже сперва лишился дара речи, но потом завизжал так, что у Ван Юаня отложило ухо и слух возвратился. Этот факт определенно радовал… А родня с палками уже окружала незваную гостью.

Посыпались удары, словно первые крупные капли дождя, и Ван Юань не стал дожидаться настоящего ливня; бегал он хорошо, но одна беда – путанных узких улочек в этом незнакомом ауле было не счесть, и домов одинаковых, как качей на горе Масис. А за каждым плетнем уже стояли сознательные селяне с длинными палками. И куда не бросался он, выхода не было – не мог же он на самом деле исчезнуть, раствориться как дэв или нимфа, хотя последние, по мнению местных, все же являлись смертными. Этого тоже Ван Юань не ведал, но отчетливо понимал, – они его заколотят до смерти.

– Лови! Загоняй! – со всех сторон слышались крики.

И глухие звуки ударов – люди колотили палками по чем попало; привычное дело, – точно также они каждой весной выгоняли шводов на поля.

Долго продолжалось метание по чужому аулу, забрести в который равносильно самоубийству. Наконец его загнали в развалины какого-то старого дома, или он сам туда забежал… – и к большому удивлению Ван Юаня, преследование прекратилось. То, что в этих руинах давно живут друджи, несчастный конечно не знал, как и то, что места дурнее нельзя было сыскать во всей округе.

Время шло, голова и спина ужасно болели, а от голода сводило живот. Вдобавок, с перепою мучила жажда. Но вокруг дома, на приличном расстоянии конечно, плотным кольцом стояло местное ополчение. От отчаяния и безысходности, а скорее, чтобы просто отвлечься и заглушить боль, Ван Юань начал петь протяжные монгольские песни, неизвестные в этих краях. И ему трудно было понять, почему местные горцы затыкают уши, падают и качаются по земле, ругаясь на чем свет стоит – что такого особенного было в его заунывном пении? Но оно на них действовало удручающе. И вскоре все разбежались.

Он кое-как дотянул, допел до зари. А утром по селу пронеслась еще одна ужасная новость. В селение добралась прапрабабушка невесты – совсем голая, и утверждала, что пьяные кунаки пытались лишить ее чести. Посыпались упреки прямо в глаза сильным бородатым джигитам, от обиды конечно, – эта молодежь совсем не чтит наши традиции. Молодежь предпочла ей, девушке стройной в самом соку… какого-то мужика.

Какой позор на весь род! Только кровь может смыть его! Кунаки жениха – подлые твари! И мужчины взялись за мечи. Вот как бывает, на пьяную голову можно натворить дел.

глава 10.

"Кто хочет открыть Небесные врата, тот должен быть как самка".

Лао-цзы.

Дух упорствует, тело подчиняется. В горах, где сила – неизбежная подруга чести, никак нельзя расслабляться. Да и не получиться – границы Пути строго очерчены скалами, а сорвался в пропасть и ты уже не мужчина. Другое дело, когда обстоятельства против тебя – случайно забрел в чужой аул. И тогда каждый познает на своей шкуре, что ходить нужно путями прямыми и верными, и не сворачивать под заманчивые чинары… Может там тебя и встретят приветливо, но обязательно испытают, кто ты на самом деле – мужик или нет. Если достанет мужества, и кишка не тонка – тогда пожалуйста, милости просим. А если потекут сопли, никто их тебе вытирать не будет. Бывает, конечно, мужчины тоже плачут… Но уже совсем по другому поводу.

"Кто вполне духовен, тот бывает смирен, как младенец".

Постигая подобные истины, человек совершает порой невозможное. Пусть не думают слюнтяи и слабаки, что смирение это невинная блажь – скорее, это жестокая правда жизни, и мало кому под силу всю её понести. Ибо любому смирению предшествует мужество и решительность, решимость умереть, но не отступить. Слабости воды предшествует крепость камня. И только после достаточной твердости человек раскрывает в себе внутренние пространства. А нет твердости – ничего не получиться, ничего и не произойдет.