– Дядь Остап… – Тихо, как будто опасаясь нарушить установившееся тягостное молчание, подает голос девушка, будто почувствовав мои мысли. – Я знаю, кто от лихоманки может вылечить… – Как-то не очень уверенно. – Только это… Отпустите Марка. – Надо же, вспомнила меня.

– Да? – Остап повернулся к Маше. – Так дело ж не в лекарях. Вишь, какое дело – платить за лечение то и нечем.

– Он не берет денег. – Так же неуверенно отвечает она.

– Надо же, лекарь-бессеребренник. Такие разве бывают? Эх, красавица… – Остап чуть скривился. – Да и видишь, говорит всех местных перебрал, а без толку.

– О нем никто не знает. О лекаре. – Будто до этого сомневалась, а сейчас решилась. – Он и не всегда берется лечить.

– А ты откуда тогда знаешь?

– Отец говорил, что, когда мне пять годков было, я лихоманку подхватила. Он уж и не знал, куда обратиться, как услышал об этом лекаре. Тот меня и выходил. Бесплатно.

– И что же это за лекарь такой интересный? – В голосе Остапа слышаться сомнения.

– Отшельник. – Маша выпрямилась, видя, что ей не верят, уставилась сердито на воина.

– Отшельник, говоришь…Что-то ничего я не слышал про такого в этих местах, девонька. Может брешешь ты все, друга своего спасая? – Метаморфоза происходит с воином на моих глазах. Вроде только что он был таким усталым и ослабленным потерей крови, а сейчас весь подобрался, будто зверь почуявший кровь.

– Не вру. – Маша смотрит прямо, не отводя взгляд.

– Так может ты знаешь, где искать этого твоего лекаря? – Чуть усмехнувшись, прищурив глаза спрашивает Остап. Второй воин, все это время молчит, внимательно слушая.

– Нет… – Маша опускает взгляд вниз, тут же вся сникнув. – Папа знал, но он… – Резко оборвав фразу, Маша отворачивается, закрывая лицо руками.

– Эх, красавица. Получается, у Ульянки только один шанс. Ты уж меня прости, но… – Слова Остапа, с сожалением и грустью, выносят мне приговор.

Ну все, меня сдадут в управу, как ментального мага, получат награду и… Странно, но вот сейчас я не могу их осуждать. Ни Саню, ни Остапа. Кто я им? Просто подросток. К тому же, прав пограничник, убийца я.

Ничего не попишешь. Маша попыталась, придумав какого-то отшельника-лекаря в лесу. Хотя… Почему придумала? Она ведь и до этого, когда выхаживала меня про него говорила. Еще тогда было ощущение непонятное какое-то у меня. А сейчас.

– Я знаю. – Слова даются с трудом, горло пересохло и хочется пить. – Я знаю, где искать этого вашего лекаря.

Вот это эффект. Я даже не ожидал, если честно. Просто… Ну, вспомнил кое-кого, соотнес со словами о том, что в этих местах, сильных лекарей не имеется. И понял, что, в общем-то знаю отшельника, о котором Маша говорила.

А вот реакция, на то, что я пришел в сознание, прям радует глаз и тешит самолюбие. Ну дык… Остап тут же принимает стойку, с боевым ножом в руках. И когда только успел. А это, второй пограничник, прыжком оказывается у стены, хватаясь за шпагу.

Интересно, и чего это они? Как будто ликана увидели. Стоят, зыркают злобными глазищами. Я им тут вариант предлагаю, как решить их проблему, а они опять драться собираются. И как они это себе представляют, интересно. Я их бодать лбом что ли буду? Связанный по рукам и ногам-то. Да даже если каким-то чудом прямо сейчас исчезнут веревки, я толком и пошевелится не смогу. Затекли мышцы.

– Марк, ты как? – Собственно, вот и причина моего поднявшегося, несмотря на сложную ситуацию, настроения.

Маша, до этого словно прилепившаяся к теплому боку печи, срывается с места и почти моментально оказывается около меня, ощупывая со всех сторон. Правда, прикосновений почти не чувствую сквозь одежду-то. Но все равно, приятно черт подери… После всех ударов, которые мне пришлось принять на свое тело, так и вовсе – глоток воды в пустыне. Кстати, попить тоже не помешало.

– Нормально. Живой. – Хрипя отвечаю, пытаясь натянуть на лицо улыбку. Губы, то ли обморозить умудрился, то ли пересохли из-за жары, только сейчас ощущаю, что в подсобке не просто тепло, а жарко, трескаются, начиная саднить. – Пить хочу.

Неудивительно, что пить так хочется. Вся вода, которая была в организме, уже с потом вышла. Интересно, сколько я вот так провалялся?

– Мария… осторожнее. А лучше и вовсе отойди от него. Он опасен. – О, Остап голос подает. И зыркает так, будто примеривается, как лучше мне горло перерезать.

– Да вы что, дядь Остап, это же Марк! – Девушка поворачивается к пограничникам лицом, стараясь укрыть меня спиной. – Видите, он меня уже узнает. Ну, дядь Остап… Вы же сказали, что… – В ее голосе слышатся плаксивые нотки.

– Маша. – Пограничник говорит вкрадчиво, как-то даже медленно, будто боясь кого спугнуть. – Он менталист, поэтому лучше не рискуй. Отойди пожалуйста. – И смотрит так, меня аж жуть берет.

– Нет. – В тоне Маши слышится решимость. – Он мой… друг. – Легкая заминка, и твердое окончание. Чего это она, слова забывать начинает. Видимо от волнения. – И вообще, он никому плохого ничего не сделал и знает, где найти лекаря для его дочери. – Кивает подбородком в сторону второго воина.

– А с чего ты взяла, что он не врет? – Вот же неугомонный. – Подслушал наш разговор и решил воспользоваться информацией.

– Марк никогда не врет! – Твердо заявляет Маша. – Если сказал, значит так и есть.

– Да? Может и про то, кто он на самом деле такой не соврал? Княжич, что скажешь? Не соврал? – Через враз поникшую голову Маши, задает вопрос мне.

Вот сволочь. А девушка, так же поникнув головой, как лунатик пошла в сторону. Ну да… Она простолюдинка, а из высшей знати. И этот чертов пограничник ей об этом напомнил. Жаль, только в плечо ему попал, а не в горло. И добить не успел. Ну зачем он так… Для меня все эти титулы, ничего и не значат. Точнее, не так. В отношении Маши не значат. Не считаю я себя выше по положению, чем она. А этот…

– Маш… – вопрос Остапа просто игнорирую. – Маш, мы просто никогда об этом не говорили. Ты не спрашивала, а я… Я думал, что ты не станешь со мной общаться, если узнаешь кто мой отец. – Плевать я хотел на этих запутавшихся в самих себе воинов. Мне важнее девушка, остановившаяся в двух метрах от меня. Молчит, только плечи подрагивают. – Ты мой единственный друг. Прости, что не сказал.

Похоже, никакого эффекта мои слова не возымели. Это… Не знаю даже, как объяснить. Просто, я вдруг понял, что все… Маша никогда уже не будет относится ко мне по-прежнему. Чтобы я не сказал, чтобы не сделал. И все из-за одной фразы этого недобитка. Тянули его за язык. Жалость и сострадание, зародившиеся во мне, когда я услышал про больную лихоманкой девушку, растворились под напором злости и тоски. Меня лишили друга, даже больше чем друга…

– Чего смотришь? Решил получить награду, давай. Не строй из себя добренького. Только девчонку отпустите. – Поворачиваюсь к Остапу, ловлю его взгляд. – Я ведь и правда хотел помочь, когда услышал про его дочь. – Кивок подбродком в сторону Сани. – А теперь сами ищите лекаря. Денег за меня хватит. Бойцы… – в последнее слово я вложил все презрение, какое только мог. И в самом деле, пока слушал разговор, сочувствие проснулось, но сейчас.

Справится с девчонкой и едва стоящим на ногах подростком, вот и вся доблесть этих бравых вояк. И даже слова о дочери больной, по сути ничего не меняют. Если б и правда такой любящий отец был, на все бы пошел, но денег нашел давно. Не такая уж и громадная сумма, если вдуматься.

Злость неплохо прочистила мозги и теперь я смог оценить более критически все, чему был свидетелем. И пока я вижу это так. И мое мнение вполне обосновано.

– Как скажешь, княжич. – Остап скривил губы в подобие улыбки. Но глаза так и остались холодными и равнодушными. Он уже все решил.

– Остап. – Саня, все это время молчавший, опускает шпагу. В его глазах тоска, я вижу. – Не могу я так… – Оружие со звоном летит в сторону. – Ты прав, ну какой из него убийца. Ребенок он. Да и, если Ульянка узнает, что я продал человека, не поймет. Ты ж ее знаешь, она упрямая… – В голосе командира пограничников такая тоска и боль, что мне аж самому некмофортно становится, несмотря на то, что способности эмпата по-прежнему не работают. – Не простит…