– Я разбирал тут коробки с вашими кассетами – помните, на видике у нас смотрели? И увидел кое-что в одной.

– Ну, всё! – он отошёл в сторону. – Катька, заглядывай.

Заинтересовавшись, я подошла к картонную ящику, посмотрела внутрь, и ахнула.

– Неужели… Они нашлись!

Внутри был целый комплект книг о Гарри Поттере в том самом, «правильном» переводе, утерянный, как я думала, безвозвратно около десяти лет назад.

Я взяла верхний том с оранжевой обложкой. Дары Смерти… Помню, как ждала её выхода – а потом читала, не отрываясь. В верхнем левом углу в месте соединения переплёта с обложкой разрыв – это я однажды едва её не выронила.

Сердце затопила волна радости. Передав книгу Тиму, я крепко обняла отца, и чмокнула его в щеку.

– Папа, спасибо, спасибо, что ты их нашёл! И, не удержавшись, запрыгала на месте.

– Охренеть, – медленно произнёс Тим.

Повернувшись к нему, я заметила, что он с ошалелым видом держит в руке белый прямоугольник. Когда он развернул его к нам, я поняла, что это фотография. Причём, судя по изображению на ней – та самая, которую он искал.

–Вот это да! Она была в книге! Чёрт побери, я же говорил, что с нашей неразберихой фотка может быть в этом сарае!

Друг счастливо, победно захохотал. А в следующий миг мы с ним, как придурки, начали прыгать вместе.

Наш отъезд был запланирован на семь часов вечера. Собрав заранее сумки и погрузив их в багажники, а так же на заднее сиденье, мы напоследок сели пить чай. К нам также присоединились Тихон с семьёй, пришедшие нас провожать, и Ярик, увидевший вазы с вареньем, тут же, деловито вооружившись ложкой, стал пробовать каждое на вкус.

Я вышла из-за стола первой. Допив чай вприкуску с привезённым Антоном пончиком, и немного послушав, как папа, Тим и Марго разговаривают о параметрах мотоциклов и среднестатистических легковых автомобилей (суть беседы заключалась в их сравнении), я вышла во двор с маленьким пакетиком в руках. Небольшой путь мой лежал за дом, где росли кусты смородины, ромашка и мята, которые я хотела набрать для приготовления чая.

Когда я начала аккуратно срывать молодые листики, я услышала звук открывающейся двери и чьи-то шаги, после чего раздался торопливый голос Тима:

– Я не могу сейчас долго говорить. Предупреждал ведь – на этих выходных я в деревне с родными. Пока стою один. У меня сейчас тридцать секунд, даже меньше.

Я насторожилась. Судя по голосу, Тим подошёл к краю дома. Если он сейчас заглянет за угол – увидит меня.

– Пришлю. Нет, меня не заподозрили. Точно. Понятно. Понял. Ничего не терял.

Послышался его нетерпеливый стон – мой друг явно не горел желанием продолжать сейчас этот странный диалог.

– Как будет – сообщу. Спасибо. Хорошего вечера.

Наступила небольшая пауза, после чего Тим недовольно проговорил:

– Как будто в трусы я это должен себе запихать.

Я затаила дыхание. Только услышав звук удаляющихся шагов, и снова хлопок входной двери, я позволила себе перевести дыхание. Этот разговор был малосодержательный, но тем не менее Тим не хотел, чтобы его слушали.

Что всё это могло означать?

Глава 11

«Ты понимаешь, что это неправильно – но остановиться уже не можешь».

Эти слова снова и снова всплывают в моей голове, приходя порою в самые неожиданные часы: в моменты осмотров, во время его приходов, и перед сном, когда сознание моё от царства Морфея отделяет лишь тонкая, прозрачная грань. Иногда у меня возникают фаталистические мысли, что это высказывание было своего рода предсказанием, хотя оно в действительности таким и не являлось. Порою я пыталась применить его к себе. Но чаще всего – к Химику. Понимает ли он, насколько жесток? Или считает свои дела вполне обыденными – всего лишь одним из аспектов работы?

Я вспомнила его сосредоточенные глаза, и то, как они блестели каждый раз, когда он склонялся надо мной. Горящий в их глубине безумный, серебристый огонь, который вовсе не излучал тепла – скорее походил на холодный платиновый свет фонаря, и обжигал, словно сухой лёд. Смертельно опасное вещество, спокойно содержащееся в живом существе, и не причиняющее ему никакого вреда. Наоборот, оно чувствовало себя в нем как рыба в океане. Одна природа, взаимодополнение другой. Симбиоты. Холодные, безжалостные изображения тепла.

Нет, пожалуй, нет. То, что он совершает, для него не равно выполнению обычной работы. И даже любимой. Всё это чуточку больше. Нет, даже не чуточку, а большую, огромную каплю.

Здесь – его собственный мир. Мир, где он один король, властелин и Бог. А все мы – его безвольные игрушки.

«Но не ты. Ты – особенная».

«Я думал, что ты поймёшь… Когда-нибудь ты поймёшь… Со мной не так уж и плохо».

Эта сволочь не появлялась уже три недели – вплоть до сегодняшнего утра, когда то, чего я боялась, всё-таки свершилось. Всё это время я невольно задавалась вопросом, где он. У него появились какие-то важные дела, и он в лучшем случае просто приглядывает за мной со своего монитора, как за крысой в клетке? А может, его нашли и уничтожили? Последняя мысль внушала смешанные чувства. Если Химика больше нет – сможет ли кто-то найти это место? Унеси он этот секрет в могилу, всех здесь скорей всего просто убьют. То же самое будет, если ему придётся бежать.

В голове вновь всплыло воспоминание о том дне. «Специальная экскурсия» – такое издевательское название он дал ему, когда связал мне за спиной руки, затянул глаза повязкой, и куда-то вывел. Дело было после моей очередной попытки побега – накануне я накинулась на него с голыми руками.

Этот ублюдок отбился от меня с такой небрежностью, будто скидывал надоедливого котёнка, а затем вколол мне снотворное. Я боялась, что на этот раз его терпение лопнуло, и меня могло ждать нечто похуже. Поэтому, когда на следующий день Химик пришёл, и с удовлетворением в голове сообщил, что хочет мне что-то показать, я приготовилась к очередному кошмару. То, что выродок убьёт меня на первой же неделе плена, перед этим ничего не осуществив, мне как-то не верилось – однако приступить к этому самому «осуществлению» именно сейчас он как раз мог.

Я помню, сначала мы шли по гладкому полу. Затем куда-то свернули, и оказались на лестнице, которая вела вниз. У меня, ещё толком не отошедшей от действия транквилизатора, дико кружилась голова, и тошнило, и если бы он не придерживал меня, я бы, наверное, упала.

Этот странный путь занял не больше пяти минут. Когда мы, наконец, куда-то спустились, я почувствовала запах сырой земли. У меня мелькнула мысль, что меня выведут на улицу, но мёртвый, затхлый запах подземелья становился лишь ещё более спертым. Всё это не сулило ничего хорошего. Если бы не моё полусонное состояние – не думаю, что удержалась бы от плача, или даже истерики.

Прежде чем услышать впереди движение, я почувствовала, что к подвальному амбре примешалось что-то ещё. Новый запах не был похож ни на один из тех, что можно встретить в подземелье.

Запах жареного мяса.

Внезапно я разобрала потрескивание огня, и ещё какие-то звуки. Они напоминали…

Тут я поняла, что. Мне захотелось бежать отсюда что есть сил, кричать и рыдать – только бы никогда не снимать со своих глаз повязку, чтоб не увидеть того страшного зрелища, что я сейчас ярко представила.

Без всякого предупреждения он резко сорвал ткань с моей головы. Я зажмурила глаза, но было поздно – за ту секунду, что я промедлила, в сознании ослепляющей вспышкой явственно успела запечатлеться жуткая картина.

Я увидела сооружение, больше всего напоминающее кирпичную доменную печь – вот только гораздо больше. Вход в её жерло, обрамлённый металлом, охраняли такие же ворота, открытые створки которых были похожи на крылья ворон, вьющихся над падалью.

А по центру жерла, в самом его начале, было человеческое лицо.

Вывернутое так, будто атлантозатылочный сустав наполовину оторвался от позвоночника, оно смотрело прямо на нас лопнувшими, пустыми глазницами, из которых текла чёрная жижа. Кожи вокруг практически не осталось – коричневая, как корочка пережаренного хлеба, она лохмотьями сползала с костей, обнажая почерневший череп. Но больше всего выделялся рот – точнее, то, что от него осталось. Огромная чёрная воронка, навсегда застывшая в крике; казалось, она до сих пор изо всех сил взывала о помощи, пытаясь захватить хоть немного несуществующего кислорода из углекислого ада огня. Из этой воронки шёл свистящий, всасывающий хрип – такой мог издавать только выходец с того света.