И снова обмен любезностями, бесконечные расшаркивания: «не будете ли так любезны», «ой, нет, что вы, исключительно после вас», «позвольте, позвольте», «нет, это вы позвольте». Тьфу...

И этот фанфарон надутый рядом с Ловинс. Было бы куда проще, начни он орать, материться и вести себя, как тот же Майкл, в первую нашу встречу в кафе. Но он был нормальным, до зубного скрежета нормальным. Каким и должен быть воспитанный человек.

- Хороший парень, повезло, - начал было Герб, и тут же осекся, взглянув мне в лицо. Я больше не мог сдерживать истинные эмоции под маской дружелюбия, да и к чему она, когда гости ушли.

- Повезло Ловинс, - зло договариваю за великана, - очередной пижонистый придурок.

Вдруг становится невыносимо стыдно, словно плюнул влюбленной парочке вслед. Улыбался в глаза, кланялся, а когда отвернулись – харкнул, подленько так, исподтишка.

«Ты же поставил точку, так чего мечешься побитой собакой?» - издевается внутренний голос. – «Или думал, Катерина твоя вечно в девках сидеть будет?»

Я вообще ничего не думал, просто стало невыносимо больно. И боль эта плескалась в кишках, в желудке, разъедала внутренности не хуже кислоты, которую хотелось немедленно выплеснуть, излить на кого угодно. Найти виноватых, крайних, обвинить жизнь, судьбу злодейку, подсовывающую раз за разом неприятные сюрпризы, словно и без того было мало… Сука! Ведь забыл же, поставил жирную точку.

«Балбес, ты забыл девять дней в Дальстане, а греческий профиль Ловинс помнишь прекрасно. Он и сейчас перед тобою, ты только глаза закрой», - тоном Валицкой издевается внутренний голос.

Да что б тебя…

Герб, словно прочувствовав мое настроение, ретировался за новой порцией пива. Вернулся с пятью кружками: три поставил перед собой, две пододвинул мне.

- Ты это…, - великан замялся, попытался запустить пятерню в густую шевелюру. Ладонь беспомощно заскользила по голому черепу, а растопыренные пальцы поймали воздух вместо вьющихся кудрей.

- Забей, Герб, - говорю и сам себе не верю. Обхватываю запотевшее стекло кружки ладонями, кожей ощущаю ледяной холод, - нормально все.

- Не обманывай, вижу, что ненормально, - басит он, – но ты не переживай, обязательно пройдет.

- Как у тебя с Альсон?

Пройдет… Тоже мне утешитель выискался, и без лысых как-нибудь разберемся.

Наблюдаю, как меняется выражение лица великана, как опускаются могучие плечи и понимаю, что угодил в самое яблочко. Только вот никакой радости меткий выстрел не доставляет. Большого ума не надо, чтобы без промах бить по слабым местам близких людей. Тут и незрячий попадет, а я слепцом никогда не был, разве что с башкой проблемы.

Слева звякнула посуда – это Нагуров вдруг проснулся, необычайно трезвым взглядом посмотрел на нас и вдруг произнес:

- Три билета!

- Куда? – не понял я.

- На Юкивай!

- Саня, какая Юкивай, - пытаюсь донести трезвую мысль до товарища, - контракт не подписан, а ты уже на концерт собрался.

- Подпишешь, - убеждает меня вечно флегматичный Нагуров. Хватает кружку со стола, и запрокинув голову, хлебает остатки пены, потому как пиво давно закончилось, а новой порции парню Герб разумно не принес.

- Вот когда подпишу контракт, тогда будут билеты, - обещаю я.

- Три, - Саня демонстрирует четыре пальца на руке, но тут же поправляется, загибая лишний мизинец. Наш любитель математики даже будучи пьяным точен в цифрах и формулировках.

- Хорошо, - соглашаюсь я, - только три зачем?

И Саня, добросовестно принялся перечислять:

- Елизавета Лановская, Мария Лановская, Александр Нагуров.

О нет, снова близняшки…

Следующий день начался с обыденной суматохи: заявился с утра пораньше в непривычно пустующее здание родного отделения, подписал пару бумаг и таки получил комплект зимней одежды.

- Долго, очень долго ходите, юноша, - попеняла мне на выдаче старушка «божий одуванчик». – Не сегодня-завтра снег выпадет, а попа едва прикрыта.

- Так служба у меня.

- Служба ваша никуда не денется, а потерянное здоровье не вернешь.

Заботливая женщина прочитала мне целую лекцию, и впредь рекомендовала не опаздывать, а то… Что будет «а то», она умолчала, но я и без того знал: очередные нравоучения на тему здоровья, раза в два длиннее предыдущих. И ведь не сбежишь раньше времени, потому как сначала прочитает и только потом выдаст причитающееся.

В кабинете за номером триста пятьдесят три снова никого не застал. Все, как всегда, все по-прежнему, только крошек на рабочем месте напарника прибавилось, да фигурка танцовщицы переместилась с центра стола на угол.

Помнится, Валицкая обещала доступ к файлам по секте иллюзионистов. Самое время узнать чуть больше о брате. Пододвигаю стул, сажусь за компьютер, палец замирает над кнопкой «включить».

А что ты планируешь узнать, Петр? В файлах, которые столь заботливо подготовила Служба безопасности? То, что твой родной брат больной ублюдок, который потрошит людей? Ну так госпожа психолог и без того озвучила именно эту версию, раз десять, что бы в дырявой памяти получше отпечаталось. Маньяк, убийца, религиозный фанатик – точка, и ничего другого ждать не следует. Организации не нужны сомнения, Организации нужен уверенный в себе воин добра и порядка.

Замерший палец несколько секунд дрожит над кнопкой, но так и не решается нажать. Может быть позже, когда буду готов.

Накидываю теплое пальто на плечи и двигаюсь на выход: больше здесь делать нечего.

В мотеле, прежде чем подняться в свою комнату, решил прихватить стаканчик горячего кофе со сливками. Привычно придержал дверь и, разумеется, столкнулся в холле с хозяйкой. Где же ей еще быть, как не внизу, подкарауливать очередную жертву злословия в заранее расставленные сети.

- Вишь, взяли за моду, напиваться каждый вечер, - слышу знакомый голос.

Миную холл без лишних пикировок, демонстрируя стойкость и выдержку. Пока щелкаю клавишами, пока машина фырчит, выплескивая из носика остатки обжигающе горячего напитка, Лукерья Ильинична молчит, затаившись. Однако стоило снова показаться в холле и понеслось:

- Ладно бы вдвоем налакались, но мальчонку с собой зачем утянули.

Интересно, это она о ком столь заботливо высказывается, неужели о Нагурове? Ну уж точно не обо мне или Авосяне, тот на мальчонку никак не тянет, даже в буйной фантазии хозяйки мотеля.

- Сегодня еле встал, бедненький, за столом с трудом держался, куска проглотить не смог. Споите человека…

Ироды проклятые – не хватало мощного финала в конце фразы. Интересно будет узнать, что она скажет, когда Нагуров приведет близняшек к себе в комнату. А он приведет обязательно, и уж точно не книжки по квантовой физики читать на ночь глядя.

- И вам всего хорошего, любезная Лукерья Ильинична, - отвешиваю шутливый полупоклон хозяйке, едва не обжигаюсь.

- Кофе мне здесь еще разлей, любезный, - ворчит женщина в ответ, но уже совсем не зло.

Выхожу наружу, в промозглую сырость, которая не выглядит безнадежно тоскливой, как это было несколько дней назад. Тело укрыто теплой формой, пальцы держат горячую кружку – что еще нужно детективу. В ноздри бьет одуряющий аромат тонизирующего напитка. Выпью в прикуску со вчерашними булочками, приму душ и возьмусь за папку Юлии Виласко. Пора узнать, чего от меня хочет избалованная певичка.

Не всем планам суждено сбыться: не успел толком кофе допить, как в дверь затарабанили. Стряхивая на ходу крошки, заспешил к выходу, уже точно зная, кого увижу на пороге - Авосяна. Он единственный из знакомых обладает пудовым кулаком, так что дверь от ударов ходуном ходит.

И точно, на улице Герб собственной персоной: пальто нараспашку, сам весь взволнованный. Ни давая произнести ни слова, выдает трубным гласом:

- Поехали!

- Куда? – спрашиваю, а у самого внутри шевелятся липкие щупальца плохого предчувствия.

- Альсон в больнице.