– Ах ты, мой бедный-бедный Щелкунчик! – вскрикнула Мари и выхватила фигурку у Фрица.

– Подумаешь!.. – фыркнул Фриц. – Какой он Щелкунчик, если у него даже крепких зубов нет. Давай-ка его сюда: пусть уж доламывает остальные зубы, бездельник!

– Нет, не отдам! – заплакала Мари. – Ты посмотри, как он жалобно на меня смотрит. А у тебя нет сердца: ты бьёшь своих лошадей и даже расстреливаешь солдат.

– Так и надо: должна быть дисциплина. А ты в этом ничего не понимаешь! – выкрикнул Фриц. – А Щелкунчик не одной тебе принадлежит, так что давай-ка его сюда.

Но девочка быстро завернула фигурку в носовой платок и спрятала.

Шум ссоры привлёк внимание родителей и крёстного Дроссельмайера. К огорчению Мари, крёстный принял сторону Фрица, но герр Штальбаум возразил:

– Я совершенно опредёленно отдал Щелкунчика под опеку Мари, и, как теперь вижу, защита ему действительно нужна. Стало быть, с этого момента никто не должен его брать без её ведома. Кроме того, меня очень удивляет, как может военачальник требовать от раненого выполнения обязанностей.

Пристыженный Фриц, уже не обращая больше никакого внимания на орехи и Щелкунчика, тихонько проскользнул к другой стороне стола, где его гусары, выставив соответствующие передовые посты, устроились на ночёвку.

Мари собрала выпавшие у Щелкунчика зубы, подвязала ему челюсть белой ленточкой, которую сняла со своего платьица, и опять заботливо укутала в платок. Щелкунчик выглядел страшно бледным и испуганным, и Мари не рискнула его куда-нибудь положить. Так, укачивая, как маленького ребёнка, девочка принялась рассматривать красивые картинки в книжках, лежавших в куче других подарков.

Когда крёстный Дроссельмайер стал подшучивать над ней и удивляться, как кому-то может нравиться такой уродец, девочка, против своего обыкновения, сильно рассердилась. Мари припомнила, как заметила сходство Щелкунчика с Дроссельмайером, и очень серьёзно сказала:

– Уважаемый крёстный, даже если бы ты так же принарядился, как мой дорогой Щелкунчик, и надел бы такие же чудесные блестящие сапоги, то всё равно вряд ли выглядел бы так, как он!

Мари никак не могла понять, отчего так громко рассмеялись её родители, а у советника сильно покраснел нос; сам он хоть и смеялся, но уже совсем не так весело, как раньше. Вероятно, на это у него были свои причины.

В гостиной доктора Штальбаума, сразу же, как войдёте, слева у стены стоит высокий шкаф, в котором дети хранят все замечательные игрушки, которые ежегодно получают в подарок. Луиза была совсем ещё маленькой, когда герр Штальбаум заказал этот шкаф искусному столяру. Это был очень необычный шкаф: с прозрачными стёклами, вставленными как-то так, что вещи в нём казались гораздо красивее, чем в руках детей.

На верхней полке, куда не могли дотянуться ни Мари, ни Фриц, помещались необычные подарки крёстного Дроссельмайера; следующую полку занимали книги с картинками, а две другие были в полном распоряжении детей. На самой нижней полке Мари устроила комнаты для кукол, а повыше Фриц расквартировал свои войска.

Вот и сегодня наверху братец расставил полк гусар, а внизу Мари вместо Гертруды поселила в отлично меблированную комнату новую нарядную куклу и сама себя пригласила к ней на шоколад.

Я сказал, что комната была отлично меблирована, и это совершенно точное определение. Уж не знаю, моя внимательная слушательница, есть ли у тебя, как и у маленькой Мари, такой же диванчик в пёстрых цветочках, хорошенькие стульчики, низенький чайный столик и, что, наконец, лучше всего, великолепная белая кровать, на которой отдыхали бы самые красивые куклы. Все эти изысканные вещицы стояли в углу шкафа, стенки которого были оклеены разноцветными картинками.

Ты, конечно, догадалась, что новая кукла по имени, как Мари узнала тем вечером, Клара отлично себя чувствовала в такой комнате.

Совсем поздно, в двенадцатом часу, когда крёстный Дроссельмайер уже ушёл домой, дети всё ещё никак не могли оторваться от шкафа, хотя мама уже не раз напомнила, что пора ложиться спать.

– И то правда, – сдался наконец Фриц. – Моим бравым гусарам надо отдохнуть, но пока я тут, ни один из них не посмеет даже немножко вздремнуть!

Он отправился спать, а Мари стала упрашивать маму позволить ей на крохотную секундочку остаться, чтобы кое-что прибрать. Она была такой разумной и послушной девочкой, что фрау Штальбаум могла совершенно спокойно оставить её без присмотра. На тот случай, если Мари всё же слишком увлечётся новой куклой и другими игрушками и забудет потушить свечи, мама сделала это, так что комнату теперь освещала единственная висячая лампа, разливавшая приятный приглушённый свет.

– Смотри, доченька, не засиживайся, а то проспишь завтрак, – сказала мама и, поцеловав Мари, ушла в спальню.

Едва оставшись одна, девочка принялась за то, что больше всего её беспокоило, но в чём не хотелось признаваться даже матери. До этого она носила бедного Щелкунчика на руках, завёрнутого в носовой платок, а теперь осторожно положила на стол, тихонько развернула и осмотрела повреждения. Щелкунчик, хоть и был очень бледен, улыбался, но так кротко и скорбно, что у Мари сжалось сердце, и она, едва сдерживая слёзы, прошептала:

– Ах, Щелкунчик, ты только не сердись на братца: он вовсе не нарочно – просто немножко огрубел от трудностей солдатской жизни. По сути, он хороший, добрый мальчик, уверяю тебя. Как только крёстный Дроссельмайер вставит тебе прочные зубы и вправит плечи, ты опять повеселеешь – он очень умелый мастер.

Едва Мари произнесла это имя, рот Щелкунчика страшно искривился, а в глазах как будто сверкнули зелёные огоньки, но не успела девочка испугаться, как на его лицо вернулась обычная скорбная улыбка.

Мари подумала, что виной таким изменениям – поколебавшееся из-за сквозняка пламя лампы.

– Ну не глупо ли! Так испугаться, что чуть не поверила в способность деревянной куклы гримасничать!

Мари взяла Щелкунчика в руки, подошла к шкафу, присела на корточки и обратилась через стекло к своей новой кукле:

– Я очень прошу тебя, Клара, уступить свою постель бедному Щелкунчику: уж обойдись как-нибудь диваном и не забудь, что ты совсем здорова и хорошо себя чувствуешь, иначе у тебя не было бы таких румяных щёк. И потом, даже у самых красивых кукол далеко не всегда бывают такие мягкие диваны.

Клара, в своём рождественском великолепии выглядевшая очень гордой и недовольной, не проронила ни словечка в ответ.

«Ну и не стану я с ней церемониться!» – решила Мари, осторожно уложив Щелкунчика в кровать, перевязала ему покалеченные плечи ленточкой и укрыла до самого подбородка.

«Только с неучтивой Кларой я его не оставлю». И девочка поставила постельку Щелкунчика на полку Фрица, прямо рядом с гусарами.

Заперев шкаф, она уже хотела было идти спать, как вдруг отовсюду: из-за печки, из-под стульев, из-за шкафов – послышался тихий писк, шорох и шуршание. Настенные часы почему-то шипели, причём всё громче и громче, но никак не могли пробить. Мари, взглянув на них, увидела, что большая золочёная сова, сидевшая там, расправила крылья, так что они полностью закрыли циферблат, и вытянула вперёд свою отвратительную кошачью голову с кривым клювом. Шипение стало совсем невыносимым, и сквозь него ясно прозвучали слова: