Я даже представить себе не могла, что кто-то может использовать свой магический дар для таких недостойных целей. Я думаю о том, как Одра побежала на рынок, воображая, будто ее судьба зависит от того, явится ли она туда в определенное время. А ведь из рассказов моей матушки следует, что гадания на костях работают совсем не так.

И где Одра вообще берет кости для стольких гаданий?

Уиллем падает с перил и тяжело плюхается на стул.

– Может быть, тебе пора поиграть в какую-то другую игру? – предлагаю я. – Твоей матушке не понравится, если ты что-то сломаешь.

Он пожимает плечами.

– Ей есть дело только до того, о чем говорят кости.

Ну и как с ним спорить – ведь мне известно, что он прав.

– Одра Ингерсон просто ужасна, – заявляю я матушке, когда наступает вечер.

Мы сидим за немудреным ужином, состоящим из хлеба и овощного рагу, но вместо того, чтобы есть свои овощи, матушка только рассеянно тыкает их вилкой, уставясь на стену. Я смотрю туда, куда устремлен ее взгляд, и вижу стеклянный сосуд, стоящий на полке.

– Может статься, будет лучше, если эта кость не срастется и я перестану существовать вообще, – замечаю я. – Возможно, это предпочтительнее, чем пытаться работать с этой женщиной.

Матушка сердито смотрит на меня.

– Не смешно.

– А по-моему, немного смешно, – чуть слышно возражаю я.

– Одра не ужасна, – молвит матушка. – Она просто пребывает в заблуждении – она воображает, что, если она будет достаточно осторожна, ей удастся избежать несчастий. Но это не удается никому.

– Но почему она стала такой? – спрашиваю я. – И как она смогла настолько разбогатеть?

Матушка смотрит на меня с неодобрением.

– Ты же знаешь – я не люблю сплетен.

– Если это правда, то это не сплетни, – возражаю я. Матушка поджимает губы, но прежде, чем успевает сделать мне выговор, я поправляюсь: – Хорошо, хорошо, это не сплетни, поскольку я не собираюсь злословить. И спрашиваю я не из праздного любопытства, а потому что, если мне придется с ней работать, было бы неплохо понять, с чем именно я буду иметь дело.

Матушка склоняет голову набок, обдумывая мои слова. Когда ее плечи расслабляются и она откидывается на спинку стула, я понимаю, что в нашем споре победа осталась за мной.

– Дед и бабка Одры эмигрировали из Систонии, где мало кто прибегает к магии костей, – приступает к рассказу матушка. – Поэтому ее семья и не считала нужным пользоваться гаданиями. Они вообще не собирались проводить доведывания ни для нее, ни для остальных своих детей. – Она задумчиво водит пальцем по краю своей чашки.

– Тогда что же изменилось? – недоумеваю я.

– Когда Одре было четырнадцать лет, ее семья отправилась на отдых, они собирались неделю ходить по Дроймианским горам. Но уже в первый день Одра подвернула лодыжку. Местный Врачеватель порекомендовал ей несколько дней не нагружать ногу, и она всю неделю оставалась в домике, который ее родители взяли в аренду. В последний день их отдыха в горах случился оползень, и вся ее семья погибла.

Я втягиваю в себя воздух.

– Какой ужас.

– Вот именно, – соглашается матушка. – После этого Одра и помешалась на гаданиях на костях. Возможно, она считала, что если бы ее родители обратилась к Заклинателю или Заклинательнице, это спасло бы им жизнь. Она вышла замуж за одного богатого старика, потом, когда он умер, за другого – мистер Ингерсон был последним в длинной череде ее пожилых мужей – и все увеличивала и увеличивала свое состояние, вкладывая деньги, которые ей оставляли мужья. Когда у нее родился Уиллем, гадания на костях и вовсе стали для нее навязчивой идеей. – Матушка вздыхает. – Правда, от этого ее поведение не становится более приемлемым, и терпеть его отнюдь не легче – кости свидетели, я пыталась, – но надеюсь, теперь, когда ты знаешь ее историю, это поможет тебе смотреть на нее с некоторым сочувствием.

Раздается стук в дверь, и мы переглядываемся. Никому из нас не хочется вставать из-за стола.

– Дверь не заперта! – кричит матушка.

Входит Эйми, ее глаза покраснели и опухли, щеки мокры от слез. Я отодвигаюсь от стола.

– Что стряслось?

Она судорожно вздыхает.

– Нечто ужасное. – Голос ее срывается на визг. – Кто-то ограбил костницу.

Матушка закрывает рот рукой.

– Ох, – говорит она. – Мне так жаль.

Эйми качает головой, зажмуривает глаза, и по щекам снова текут слезы.

– Вы не понимаете, – говорит она, глядя попеременно то на матушку, то на меня. – Те кости, которые украли… Саския, это были кости твоего отца.

Пока что мое обучение буксует.

Мы с Наставницей Кирой сидим друг напротив друга за круглым столом в одном из кабинетов для индивидуальных занятий. На расстеленном передо мной куске ткани рассыпана горсть костей животных. В воздухе стоит удушливый запах ладана.

– Ты не сосредоточена, – говорит Наставница Кира. Я должна определить, гадая на костях, что спрятано в левом кармане ее плаща. На первый взгляд это кажется простой задачей, особенно по сравнению с тем, что делает моя мать. Но как бы я ни старалась, закрывая глаза, я вижу только одно – красноватую пустоту.

– Это кольцо?

Она вздыхает.

– Нет. Не пытайся отгадать. Вместо этого попробуй мысленно увидеть, что лежит у меня в кармане.

Я чувствую, как с моей шеи стекает капля пота и течет по спине. Мне вспоминается лицо матушки, каким оно бывало во время гаданий – тогда ее разум словно покидал тело и уносился в какой-то далекий дивный мир.

– Ты слишком усердствуешь, – говорит Кира.

Я широко раскрываю глаза.

– Вы же только что сказали, что я недостаточно усердна.

– Нет, я сказала, что ты не сосредоточена. Гадание на костях требует как полного сосредоточения, так и умения отрешаться.

– И только-то? – бормочу я.

Она сжимает челюсти.

– Попытайся еще раз. Сосредоточься и расслабься.

Я пытаюсь сосредоточиться на разложенных передо мною костях, смотрю на них и мысленно приказываю им дать мне ответ, но они просто лежат, и все, лежат неподвижно и безмолвно. Мои глаза начинают слезиться, и я позволяю им закрыться. Если мне удастся хотя бы сделать вид, что я сосредоточилась, возможно, Наставница Кира станет меньше на меня наезжать. Я расслабляю плечи и лоб, делаю глубокий вдох, и мне начинает казаться, что запах ладана стал еще гуще, как будто Кира придвинула курильницу ближе. Перед моим мысленным взором что-то дергается – чуть различимо, едва заметно, и мало-помалу начинает вырисовываться какой-то неясный образ.

И тут комнату сотрясает взрыв.

Образ тут же рассеивается, и глаза мои открываются сами собой.

– Что это было?

Наставница Кира, похоже, не обеспокоена, а только раздражена.

– Это Мешальщики, – говорит она, кивком показывая на дверь. – Они по меньшей мере раз в месяц едва не взрывают все учебное крыло. Тебе придется научиться не обращать на них внимания.

Из-под двери начинает сочиться черный дым, и Кира вздыхает.

– Пожалуй, на такое будет трудно не обращать внимания. – Она распахивает окно, и в аудиторию врывается прохладный ветерок. – Давай сделаем перерыв, – предлагает она. – Иди поешь. И постарайся вернуться сюда отдохнувшей и готовой к работе.

Не дожидаясь ответа, она открывает дверь и выходит. Кабинет наполняется дымом, который жжет легкие и щиплет глаза. Я высовываю голову в окно и начинаю глубоко дышать. Частый сухой кашель Наставницы Киры становится все тише по мере того, как она уходит все дальше и дальше по коридору.

Далеко внизу течет Шард – сине-зеленая река с белыми барашками пены там, где ее воды разбиваются о валуны. Замок Слоновой Кости, а вернее, холм, на котором он стоит, разделяет реку надвое – это первое ее разветвление, и оно уменьшает ее мощь и вместе с тем расширяет ее охват.

– Тут все в порядке?

Я оборачиваюсь и вижу высокого мужчину в красном плаще, застегнутом у горла на костяной аграф[1], похожий на медвежий коготь. На висках его темные волосы тронуты сединой и связаны сзади в хвост кожаным шнурком.