Алина, несмотря на поздний час, захлопала и подпрыгнула на кровати.

– Это так здорово! – сказала она. – А как ты это поняла?

Я неопределенно пожала плечами. Как же это можно понять? Наверное, ты просто влюбляешься – и все. Тогда я осторожно спросила:

– А ты как поняла?

– Что влюбилась в Эдика? – уточнила сестра.

У меня аж сердце заныло. Будь этот Эдик неладен.

– Ну да.

– Знаешь, иногда мне хочется его съесть, – призналась Алина.

Я поморщилась. Единственное, чего хотелось бы мне, – это чтобы Эдика съел кто-нибудь другой, например, волки в лесу загрызли.

– Ну, а тебе? – подтолкнула меня плечом сестра.

Тут я едва сдержала смех. Никогда о таком не думала. Съесть Антона Владимировича – это же глупость какая-то. Кто тогда будет вести у нас географию? Нет, мне просто хотелось когда-нибудь выйти за него замуж. А Макеева есть я тем более не стала бы. Его можно просто прихлопнуть, как надоедливую муху. Без каннибализма.

– Нет, – честно ответила я. – Есть мне никого не хочется.

– Может, вы просто еще не были так близки, – многозначительно усмехнулась сестра. – Еще есть один способ понять, любишь ли ты. Просто представь, какой бы стала жизнь, если бы твой человек вдруг исчез. Вот как бы я одна досматривала сериалы, которые мы начали смотреть вместе? Или как ходила бы без него в те места, куда мы ходим только вдвоем? В такие моменты понимаю, что это и не жизнь бы была. А так, бессмысленное существование.

У меня после слов Алины даже сердце заныло. Как все-таки крепко она влипла.

Сестра на миг стала задумчивой, а потом словно спохватилась:

– Ой, Натусь, а ты чего не спишь так поздно? Завтра ж школа.

– А ты? – снова перевела я стрелки.

Алина тяжело вздохнула и указала на разложенные на столе конспекты. Бейонсе теперь пела что-то бодрое и ритмичное. Ей тоже было не до сна.

– Пытаюсь получить допуск к зачету, скоро ж сессия. Знаешь, я обычно все экзамены автоматом сдаю, а в этом году такая вредная преподавательница попалась. Никому поблажек не делает.

Про автоматы я знала. Но не от Алины, конечно, а от мамы. Да и то потому, что она хвалилась успехами старшей дочери по телефону перед подругами.

– Поэтому я еще не скоро лягу спать, – поднимаясь с кровати, сказала сестра. А потом посмотрела на меня сверху вниз и весело спросила: – Что мы говорим богу сна?

– Не сегодня, – криво улыбнулась я.

Алина тихо и искренне рассмеялась. Казалось, ничего в жизни не могло ее расстроить или разочаровать. И это качество в сестре ничуть не раздражало. Наоборот, я завидовала ее оптимизму. Меня же из колеи могла выбить всякая мелочь. Вечно я была без настроения.

Пожелав сестре удачи, я вышла из комнаты. А когда поздно ночью пошла на кухню попить воды, в комнате у сестры по-прежнему горел свет.

Утром возле школы я встретилась с Яной. Немного задержалась из-за того, что проспала. Всю ночь мне снилась какая-то ерунда. Посреди необитаемого острова Эдик на вертеле, которого собираются съесть дикие туземцы… Бегающая вокруг них Алина, которая плачет, заламывает руки и просит туземцев о пощаде. И я сижу высоко на пальме. Злорадно смеюсь и жду, когда от Кравеца останутся одни косточки.

В итоге мама утром еле добудилась меня. Хорошо, что сегодня не было географии, иначе бы явилась я на урок помятой и не при параде.

Янка тоже проспала. Сказала, что будильник не сработал. Опоздания вообще были не в ее стиле. Потому Казанцева, несмотря на свою любовь к посиделкам в телефоне на уроках, каким-то волшебным образом училась на одни пятерки, не считая химии и алгебры. По этим предметам она еле дотягивала до четверки.

– Сегодня ведь должны вывесить списки на олимпиаду? – спросила Яна, когда мы толклись возле гардероба. Не люблю зиму за очереди на первом этаже. Чтобы сдать куртку и получить номерок, нужно пройти парочку кругов ада. Если нет дежурных, то тебе в давке и ребра могут переломать. Хорошо, что мы пришли почти к звонку и коридор уже прилично опустел.

– Угу, – недовольно отозвалась я, вспомнив про Макеева, который с моей просьбой записаться на физику практически послал меня куда подальше. Яна же собиралась на олимпиаду по обществознанию. Это должно было дать ей бонусы при поступлении.

– Надеюсь, со списками ничего не напутали, – проворчала Яна. – Проверим?

– Сейчас звонок будет, – сказала я, поглядывая на настенные часы. Мы наконец получили вожделенные номерки и направились по коридору к расписанию.

– Мы быстро, – возразила Казанцева. – Сейчас английский. Англичанка же вечно в учительской до последнего торчит и минут на пять опаздывает. Всё брови выщипывает, у нее на лице скоро ни одной волосинки не останется.

– Это да, – тут уж согласилась я.

Мы долго толклись у расписания. Янка все никак не могла найти свою фамилию среди старшеклассников. Так много было желающих попытать удачу и отправиться на олимпиаду.

– Ты видишь мою фамилию? – пропыхтела Казанцева, пихнув меня локтем. Я в это время, задумавшись, сверлила взглядом наше расписание. Как хорошо, что завтра география…

– А? – откликнулась я.

– Что «а»? Помоги меня найти! Неужели пропустили мою заявку? Проверяй всех, кто записался на общагу.

Но я вместо обществознания уставилась на список с желающими защитить честь школы на олимпиаде по физике. Их было в разы меньше, чем желающих испытать себя по гуманитарным наукам, поэтому я без труда отыскала фамилию «Макеев», вписанную в столбик в самом конце.

– Не может быть, – пробормотала я, вчитываясь.

– Вот-вот, – ворчала Янка. – Я, между прочим, одной из первых подала заявку.

– Да я не об этом, – отмахнулась я. Потом повернулась к Яне и широко улыбнулась: – Макеев все-таки записался на физику.

Подруга непонимающе уставилась на меня в ответ.

– Тимур? Ну и что? – наконец отозвалась Яна. – Молодец, что я еще могу сказать. Рада за него. Отчаянный.

Я почему-то все не могла перестать улыбаться.

– А ты чего так радуешься-то? – удивилась Яна. Она даже про свою фамилию в списке забыла.

– Помнишь, я говорила тебе, что после уроков достала его с этой заявкой?

– Вот-вот, – кивнула Казанцева. – Когда тебе надо, ты кого угодно достанешь. Передумал человек, бывает.

Но я была уверена, что Макеев передумал не потому, что я его «допекла» или «достала», а после нашей вчерашней прогулки по набережной. Но когда он успел-то? Пришел раньше в школу и с самого утра подал заявку? Стыдно, что ли, за шутку с кетчупом стало? Все-таки есть совесть у человека. Ничего с ним не потеряно.

Громко прозвенел звонок, и Яна потянула меня за руку.

– Ладно, – вздохнула она. – После английского схожу в учительскую и разберусь. Пойдем!

Пока я шла до кабинета английского, думала над тем, что сегодня до школы дошла в перчатках Макеева. Несмотря на то что они были большеваты, мне не хотелось их потерять.

У Маши Сабирзяновой не было друзей. По крайней мере, в школе ее никогда ни с кем не видели. Молчаливая, тихая, скромная, пугливая… Маша плохо училась и не могла найти общий язык со сверстниками. В начальной школе над ней смеялись из-за лишнего веса. А после летних каникул в восьмом классе Маша пришла в школу сильно похудевшей, однако неуверенность в ней все равно осталась. Чудесное преображение никак не повлияло на Сабирзянову. Она все так же плохо училась, стеснялась и подвергалась насмешкам некоторых одноклассников. С возрастом наши «особо умные» мальчики все-таки отстали от бедной Маши, но кое-кому она не давала покоя. Например, нашему главному хулигану – Стасу Калистратову. Он так и продолжал цеплять Машу, обзывая ее «жирухой», несмотря на то что в Сабирзяновой было килограммов пятьдесят от силы. Наверняка Машу его шутки и тупые подколы доводили до слез, но в классе она свою слабость не показывала.

– Как думаешь, почему Калистратов все время лезет к Сабирзяновой? – спросила меня как-то Яна. – Мне ее жалко.