Угрюмый Расни сложил руки на груди.

– Думаю, мы умерли и попали в страну демонов. На демонов не действует даже яд кобры.

Меранавана-да скинула с плеча ремешок плетёной сумочки, вынула сверкающий полумесяц и принялась его трясти. Бросила с досадой:

– Небо и море такое же, как всегда. Если бы только мой челнок работал!

– «Такое же, как всегда»? – переспросила Инга. – То есть тебя с Шелли ничего не удивляет? Может быть, это ваш мир?

– Вполне возможно. Давай посмотрю. – Доктор выхватил инопланетный прибор, принялся над ним колдовать; тот замигал. – Универсальный преобразователь, интересно…

– И всё-таки ты русский, – констатировала Инга.

– Почему это?

– Берёшься чинить любую технику, не читая инструкции.

В ответ она услышала по-юношески звонкий смех. Попыталась объяснить:

– Понимаешь, Доктор, Шелли свистит, иллинойка клекочет, Расни бурчит, а ты говоришь нормально. Значит, ты – русский.

– Я и по-раксакорикофаллапаториански говорю, но сливин в мою кожу бы просто не влез. Обычно сравнивают с шотландцем. Вот тебе, Мера, твой челнок.

– Меранавана-да!

– Это слишком длинно!

– Меня так зовут.

Она с недоверием приняла прибор, потёрла – и улыбнулась, словно солнце взошло:

– Работает! Ты его исправил, не может быть! Однако, ты слишком умён для дикаря… О, я поймала сигнал! Слабый… Исчез. Хотя бы определились наши координаты.

Она вдруг помрачнела. Рассвет померк.

– Что такое? Мы на твоей планете?

– Да, но на противоположной стороне от Небесных Палат! Здесь живут одни варвары, арахнойцы, вроде неё. – Иллинойка дернула носом в сторону Шелли. – Впрочем, если выставить челнок на солнце… Дня ему хватит, чтобы зарядиться. Можно будет подать сигнал бедствия и вызвать спасательную экспедицию.

– Всех спасут? – с надеждой спросила Инга.

– Меня. – Меранавана-да скривилась, словно богиня, наступившая в грязь. В каждом её величавом движении кисти сквозило презрение к несовершенству окружающего мира, который полон пыли, песка и мошек. – Эй, арахнойка! Отойди подальше, ещё кто-нибудь увидит Пряху из касты Ваятелей рядом с насекомым, потом замучаешься нейросеть чистить.

Инге захотелось прибить заносчивую девчонку; однако Шелли приняла такое отношение как должное и покорно отошла. Она всё время оглядывалась, в волнении закусив палец:

– Одинокие утёсы у берега, Моряк и Парус! Скала с плоской вершиной, как будто змея насторожила свою головку – это же Полоз!

– Твои родные места? – Доктор положил ладонь девочке на спину.

– Да, они! Правда – где лес? Горы голые, как будто их кто-то облизал! Вон там, перед Полозом, должен торчать шпиль Собора Искусств, а его нет! Не поднимается дым… Что с городом?

Шелли побежала вверх по склону, легко перепрыгивая с одного окатанного камня на другой.

Инга обернулась к Доктору:

– Получается, мы попали на планету Шелли и Меранаваны-да из того места, которое на самом деле – огромный организм с зубами и рыцарями? Мы вырвались?

– Или оно нас само отпустило, – усмехнулся Доктор. – Чтобы позабавиться и потом снова сцапать, как хищник жертву.

Он развёл ладони и схлопнул, словно растирая нечто между ними. Инга поёжилась: не хотелось бы опять попасть в те коридоры с лианами. Спросила:

– Но почему оно отпустило нас именно сюда? Зачем?

Доктор коротко пожал плечами, как будто этот вопрос его совершенно не интересовал, и опять принялся ковыряться в своём песке.

Ну и зануда.

Расни следил за большеголовыми рыбами (Инга обозвала их «прыгунчиками»), чуть наклонив голову. Кого же он напоминает? А, котёнка! Вот-вот прыгнет из засады, даже перья на голове как настороженные ушки. Охотник мгновенно поворачивался ко всему, что движется, пригибался и хватался за свою духовую трубку, которую называл «сумпитан». Так и ходит жилка на трицепсе под синим скорпионом, сейчас котёнок кинется – и схватит набегающую волну.

Зеленовато-жёлтое солнце стремительно падало в багровое море, низкие облака рисовали у горизонта изумрудные, красные, сапфировые полосы. Вернуться немедленно всё равно нельзя, значит, надо наслаждаться моментом; Инга вдохнула поглубже пахнущий арбузом воздух:

– Впервые на море, да ещё на чужой планете, и встречаю закат. Обалдеть! – Она вынула телефон, включила и принялась всё подряд фоткать. Доктор наблюдал за этим с хитринкой в глазах, явно тоже наслаждаясь моментом.

Под ногами что-то блестело; наклонившись, Инга вытащила из песка золотые часы на цепочке. Циферблат вместо обычных делений чернел значками клинописи, их было не 12, а 20, три разной длинны стрелки не двигались.

– Интересно. – Знаток техники подошёл ближе. – Двадцатеричная система измерения.

Вдруг спохватился:

– Шелли, подожди! Ведь мы могли попасть в далёкое прошлое, когда город ещё не построили… – Он запнулся.

Все поспешили за девочкой и вышли на холм. До самых гор простиралась долина, которая когда-то, наверное, процветала: развалины больших каменных домов, полуразрушенные дворцы с закрученными колоннами, мосты, наполовину провалившиеся в каналы. На брошенных улицах вместо пешеходов лазили прыгунчики.

– …Или в будущее, – закончил Доктор.

Меранавана-да презрительно скривила губки:

– Здания из камня и железа! Как примитивно.

– А вы из чего строите? – удивилась Инга.

– Из чистой энергии, конечно же.

Один из вездесущих прыгунчиков скакнул у самого носа иллинойки, и она с досадой выстрелила по рыбе лучом из челнока. От несчастного животного осталась только обугленная чешуя.

Инга подалась поближе к своим: кто их знает, этих пришельцев! Может, следующим лучом синекожая решит испепелить какого-нибудь «дикаря»? Спросила шёпотом:

– Доктор, а инопланетяне – они очень опасные?

Тот сощурил один глаз, криво улыбнулся:

– Ну, не знаю. Ведь я, с твоей точки зрения, тоже инопланетянин. А ты – с моей.

Инга шарахнулась в сторону. Как-то под Новый год ей сообщили, что она – приёмная, и два дня невозможно было заговорить с матерью, обида душила; чувство сейчас было почти такое же.

– Ты разве… Не с Земли?

– Нет, я – с Галлифрея.

– Но почему сразу мне не сказал!

– Не до того было, знаешь ли. К тому же, ты и так всё время тряслась от страха.

Меранавана-да казалась удивлённой ещё больше. У неё получилось такое ошарашенное выражение, что Инга, забыв об обиде, рассмеялась:

– Рот закрой – прыгунчик влетит! Ты словно живого дракона увидела у себя на тумбочке.

– Так и есть… – Иллинойка сглотнула. – Настоящий Повелитель Времени? Из старых легенд? Но… Галлифрей был великим ещё до того, как на Валладарине появилась разумная жизнь. Ты не можешь просто ходить здесь, среди нас, и разговаривать на равных с какими-то варварами! И ведь… Галлифрея больше не существует?

Доктор помрачнел. Он смотрел мимо собеседников, сдвинув брови, с печалью и безнадёжностью, как будто потерял что-то чрезвычайно важное, долго искал, но впустую. Неужели его планета была уничтожена? На этот вопрос он покачал головой:

– Не уничтожена, но в нашей Вселенной её нет. А-а, не спрашивайте, долгая история.

Опускались сумерки. Шелли уже пробиралась по заваленной обломками кладки улице. Заскочив в дом с почти целой крышей, минут пять рылась там, грохотала чем-то, потом выскочила и крикнула:

– Смотрите, что я нашла!

Она потрясала керамическим музыкальным инструментом, похожим на домру, только с двумя грифами, на которых болтались оборванные струны.

Инга заметила отблеск позади девочки, но успела лишь крикнуть:

– Берегись!

Раздался вопль, долгий, беспомощный. Вокруг Шелли юлой крутился шар из лезвий, усеивая стены алыми брызгами.

Расни кинулся первым, дунул в свою трубку. Стрелка поразила цель – однако тут же выскочила обратно, а шар заметался из стороны в сторону, упал на землю и расплющился. Ножи встопорщились, опали; враг затих.