Экскаватор одно мгновение находился в шатком равновесии, качаясь только на передних сегментах траков, словно стоял на цыпочках, а потом потерял равновесие и с чудовищным грохотом упал, вызвав небольшое землетрясение. Стрела, восемь тонн прочной стали, лязгнула о бульдозер, и придавила всем своим весом, зажав в челюстях ковша его нож.

Дейзи Этта застряла намертво и не могла даже шелохнуться, в бессильной ярости наращивая обороты. Келли подошел к ней и высморкался, зажав ноздрю большим пальцем. Потом вернулся к Тому.

– Келли! Я думал, ты не вернешься! Что там случилось?

– Экскаватор опрокинулся на нос.

– Ну, молодец! И раздавил бульдозер?

– Нет. Но стрела улеглась поперек ножа. Семерка попалась, как крыса в крысоловку.

– Тогда нам лучше проследить, чтобы крыса не отгрызла себе лапу и не освободилась, – сухо заметил Том. – Она еще жива, так?

– Да, но мы это быстро исправим.

– Да, конечно. Но как?

– Как? Может, динамитом? Как там твои глаза?

Том приоткрыл один глаз и скривился.

– Черт. Плохо. Но кое-что я вижу. Веки обварились. Динамит, говоришь? Надо подумать…

Том уселся, прислонившись спиной к слону и вытянул ноги.

– Понимаешь, Келли, последние несколько часов я был чертовски занят, думать особенно было некогда, но есть одна мысль, которая все не покидает меня. Еще с тех пор, когда вы, парни, вообще почти ничего не знали о том, что случилось. Только что Ривера был ранен. А я вам не говорил, что на самом деле произошло. Но теперь, я так понимаю, ты не назовешь меня психом, даже если я тебе скажу, все, что думаю?

– Начиная с этого часа здесь нет и не может быть психов! – горячо заявил Келли. – После того, что сейчас было, я готов поверить во что угодно.

– О’кей. Ну, так о нашем бульдозере. Как ты думаешь, что вселилось в Дейзи Этту?

– Убей меня, не знаю.

– Нет – не стоит так говорить. Я считаю, мы не должны останавливаться на этом «не знаю». Мы должны все учесть и просчитать, прежде чем решим, что с ней делать. Давай разберемся по порядку. Когда это началось? На холме. Ривера на Семерке рушил стену древнего здания. Эта штука появилась оттуда. И вот к чему я веду. Что мы можем об этой штуке сказать? Если сложить все факты, не остается сомнений – она разумна. И она может вселиться только в машину, не в человека. Она…

– А откуда ты знаешь, что не в человека?

– Потому что у нее был шанс и она этого не сделала. Я стоял ведь у самого отверстия, когда она вылетела. Ривера в это время был на машине. Напрямую эта штука не повредила никому из нас. Она вселилась в бульдозер, и Дейзи Этта стала убийцей. Отсюда следует, что она не может убивать, когда находится вне машины, и что, когда она внутри машины, убийство становится единственной ее целью. Так?

Далее. Раз вселившись в машину, она уже не может из нее выйти. Мы это знаем, потому что у нее было много возможностей, но она не вышла. В случае с экскаватором, например. Мое лицо было бы куда как краснее, если бы она забралась в экскаватор. И я не сомневаюсь, что она бы сделала это, если бы могла.

– Я тебя понял. Но что нам с этим делать?

– В том-то и дело! Видишь ли, я думаю, что просто уничтожить бульдозер недостаточно. Мы могли бы сжечь его, взорвать, но все же не убили бы того, что вселилось в него на холме.

– Выглядит разумно. Но не вижу, что бы мы могли сделать еще, кроме как сломать бульдозер. Мы же не имеем ни малейшего понятия, что там внутри за штука.

– Думаю, имеем. Помнишь, я задавал тебе все эти хитрые вопросы о дуге, которая убила Пиблза. Ну так я тогда припомнил еще кое-что. Там, на холме, когда оно выбралось из дыры, я почуял запах, знаешь, который появляется в воздухе, когда занимаются электросваркой – или когда поблизости ударит молния.

– Озон, – подсказал Келли.

– Точно, озон. И еще – оно любит металл, а не плоть. Но главное – это дуга. Она ведь никак не могла возникнуть в обычных условиях. Ты не хуже, даже лучше, меня знаешь, что генератор сварочного аппарата не имеет достаточно энергии, чтобы проделать такое. Он не может убить человека и не способен запустить дугу в пятьдесят футов. Но он все же это сделал. Вот почему я спрашивал тебя может ли что-то усилить дугу, повысить напряжение, разом и мгновенно высосать из генератора всю энергию. Эта штука – электрическая, вот, что я хочу сказать. И это многое проясняет.

– Электронная, – неуверенно поправил Келли.

– Не знаю, может и так. Теперь – дальше. Когда убило Пиблза, случилось нечто странное. Помнишь, что говорил Толстяк? Семерка двинулась назад – по прямой, пройдя футов тридцать, пока не уперлась в каток. Она проделала это без горючего, даже без того, чтобы ее завели – и с открытым компрессионным клапаном!

Келли, эта штука, которая в бульдозере, не так уж и много может! Она не смогла привести себя в порядок после того родео на холме. Она не в силах заставить машину сделать намного больше, чем эта машина способна изначально. Что она действительно может, так это заставить пружину сжиматься и разжиматься, ну, как на рычагах управления. Она способна сама открыть клапан или завести стартер. Но если бы она была действительно насыщена энергией, ей не было бы смысла заводить стартер! Единственное, что она сделала по-настоящему значительное, так это откатилась от сварочного агрегата, когда погиб Пиблз. Но почему именно тогда?

– Наверное, она не любит запаха серы, как это сказано в Библии, – со вздохом заключил Келли.

– А ты, сдается, не так уж и не прав. Слушай, Келли, я думаю, эта штука чувствует. То есть, она может страдать, ощущать боль. Ее можно разозлить. Если бы это было не так, она никогда бы не кинулась так отчаянно на экскаватор! И мы знаем, что она умеет думать и делать выводы. А раз так, значит, ее можно напугать.

– Напугать? Чего же она испугается?

– Вот, послушай. Что-то произошло с этой штукой, когда в нее ударила дуга. Я читал однажды что-то насчет этого в журнале, про теплоту – что при нагревании молекулы начинают носиться, как сумасшедшие. Верно?

– Ну да. Чем выше температура, тем быстрее движутся молекулы. Но…

– Но – ничего. После того машина была горячей еще четыре часа. Но странным образом, она была горячей не только там, куда ударила дуга, как это происходит при сварке – она была горячей вся, целиком, от ножа до топливных баков. И задние траки были такими же горячими, как нож, куда бедняга Пиблз положил руку. И я думаю, – по мере того, как мысли обретали тяжесть слов, Том приходил во все большее волнение, – она испугалась. Испугалась настолько, что вложила все силы, только чтобы отойти как можно дальше от сварочного аппарата. И после этого она серьезно заболела. Я в этом нисколько не сомневаюсь, потому что с того момента, как в Семерку вселилось это что-то, она ни разу не находилась вблизи людей, без того, чтобы не пытаться их убить, кроме тех двух дней после того, как ее ударило током. Ей хватило пороху завестись самой, когда Деннис подошел к ней с ключом, но ей все еще был нужен водитель, пока она не пришла в себя.

– Но почему же она не повернулась и не разнесла сварочный аппарат, когда Деннис ее взял?

– Одно из двух. Или у нее не было сил, или не хватило смелости. Возможно, она была так напугана, что хотела только поскорее убраться от сварщика.

– Но ведь у нее была вся ночь, чтобы вернуться!

– Наверное, она все еще боялась. Или… Да, пожалуй, это вернее. Ей сначала нужно было доделать основную работу. А ее основная работа – убивать людей, это так – иначе трудно объяснить ее поведение. Я думаю, она была создана ради этого. Не бульдозер, нет, такие машины не предназначены для убийства, но эта штука, которая в него вселилась.

– Да что же оно такое? – вслух думал Келли. – Ты говоришь, оно вылезло из того здания на холме – древнего храма что ли или чего-то в этом духе. Интересно, сколько ему лет? Как долго оно было в заточении? Что его удерживало?

– Оно не могло выбраться, я думаю, из-за той странной серой массы, которой храм был выложен изнутри, – сказал Том. – Она похожа на камень – и в то же время что-то вроде дыма. Она такого цвета, что при одном только взгляде на него становится не по себе. Нас с Риверой охватил жуткий холод, когда мы приблизились. И не спрашивай меня, что это было. Я потом пошел туда, чтобы еще раз посмотреть, но уже ничего не было. Оно куда-то подевалось. В здании, по крайней мере, его нет. Только маленький круглый комочек на земле. Не знаю, часть ли это его или оно все скаталось в этот маленький шар. Меня бросает в дрожь, когда я об этом думаю.