Я побежала к себе в комнату. Фрикаделька сидел в коридоре на полу, бледный как покойник в лунную ночь.
— Что, мальчик? Становишься мужчиной? — не удержалась я от подколки.
— Вы обещали, что еноты не пострадают… — проговорил он сквозь зубы, — Сначала Серый чуть не отправился путешествовать, а теперь и Харису плохо.
— Серый пострадал из-за вашего долбоебизма. Из-за куража Хариса и твоего поху… пофигизма. А Харису сейчас хорошо. Даже слишком. За то, что он чуть не убил Серого, я сама я его должна была грохнуть… в воспитательных целях. А так он отделается только легким испугом. Но запомнит он этот испуг надолго. Чтобы впредь неповадно было херней заниматься. Ты меня услышал?
— Да.
— Хоть что-то понял из того, что я сказала?
— Да.
— Иди к себе и делай выводы. Утром чтобы был на полигоне, Макжи из ваших жоп, растущих на плечах, попробует головы сделать. Свободен.
Встав на ноги, Фрикаделька медленно побрел по коридору к центральной лестнице.
— А ты не хочешь быть поближе к команде? — окликнула я его, — Переезжай к нам, на первый. Тут весело… бывает.
Фрикаделька ничего не ответил, перекинулся и потрусил к себе наверх. Ну а я продолжила забег за швейными принадлежностями.
— Держи, — я протянула иголку, с уже вдетой суровой ниткой, опоссуму.
— Чего держи? Давай, вышивай узоры, ты же вроде женщина.
— По живому? Я не могу.
— Охренеть… То есть стрелять боевыми иглами по живым существам ты можешь, а швейной иголкой пару раз тыкнуть — нет?
— Эмм… Я ни разу иголку в руках не держала.
— Чего-о-о? Куда миры катятся?.. Женщины шить разучились. Дай сюда, чучело безрукое.
И опоссум в несколько быстрых движений наложил затейливый шовчик на пузе енота.
— Учись, криворукая, в замужестве пригодится.
— В каком еще, нафиг, замужестве? — моментально вспыхнула я, — Не буду я ничего штопать… У меня муж богатый будет.
— Ой дура-а-а… А мужа ты как штопать будешь? Или за какого-нибудь валенка торгового выйдешь? Они богатые, да.
— Да не собираюсь я замуж, завязывай уже со своими нравоучениями.
— Теперь давай мажь сверху вот этой фигней, — опоссум протянул мне склянку с чем-то красным.
— Это что, кровь?
— Ну, да. А ты бы соусом намазала? Так Харис быстро свое пузо вылизал бы до позвоночника.
Я покапала кровью на шов и размазала ее пальцем по всей длине.
— Теперь можно и будить.
— Как будить? А ребенка мы где возьмем?
— Не сцать, рыжая, все давно продумано. В Мардусе есть дом для сироток, я там пару дней назад присмотрел пару новорожденных — братика с сестричкой. Хотел, чтобы и Серому досталось, но для воспитания этих двух дебилов все сложилось еще лучше, чем я планировал. Скажем Харису, что у него двойня. Вот и посмотрим, как он себя поведет в такой ситуации. Фрикадельку предупреди, а то ляпнет что-нибудь не то, и все мои воспитательные труды пойдут еноту под хвост. Ладно, пусть спит, до утра всего ничего осталось.
<p>
</p>
*****
<p>
</p>
Утро встретило меня прохладой и требовательным стуком в дверь.
"Кого там еще принесло? Убью."
Я зажмурилась и нацепила кулон, лежавший под подушкой. За дверью оказался Харис, светящийся нетерпением.
"Вот урод-то, выспаться не дал по-человечески."
— Чума!!! Открой, Чума!!! — дверь сотрясалась конкретно и по всей видимости долго не простояла бы.
— Чего тебе, Харя? Еще спать и спать. Или на полигон не терпится? Так сегодня вы без меня.
— Ну открой… пожалуйста. Не будь, как Басмач, — услышать такое сравнение из пасти Хариса было сродни словить в свой адрес матерное ругательство.
— Ну, чего тебе, лишенец? — я распахнула дверь.
— Это… а где? — спросил меня енот, пытаясь заглянуть в комнату.
— Что — где? — отъевреила я вопрос обратно.
— Ребенок мой где? — почти шепотом спросил енот, и начал просовывать свою голову между мной и дверным косяком.
— Слышь, родной, ничего не попутал? Макжи роды принимал, у него и спрашивай. Давай, давай, шуруй к нему, — начала я выталкивать наглеца в коридор.
— Эмм… Ты извини, я думал, что дите у тебя. Все же ты отец-то.
"Старый, ты мудак горбатый, я тебя твоим же хвостом задушу!!!"
"А что случилось-то, Чумка?"
Ну ни хрена себе… Он уже до моей комнаты дотягивается. Ну если так, то получай. Я вкратце обрисовала ему ситуацию, украсив свои мысли не очень приличными эпитетами.