Как ни странно, это подействовало. Пистолет оправился в кобуру, а я оказался вздёрнут на ноги. Посмотрев мне в глаза, дядя Вова прошипел как змея:
– Не знаю, откуда ты узнал мою фамилию, но я тебе обещаю, ты мне всё расскажешь. Всё, до малейших подробностей!
Наручники не снял, пришлось сесть в машину со скованными руками. Зато с носом повезло, в него Росс небрежно запихал пару влажных салфеток. Запустив мотор и направив машину к воротам, родственник-экзекутор достал телефон, кого-то вызвал и холодным голосом доложил:
– Возникли небольшие проблемы, мы немного опоздаем. Пока всё в штатном режиме, планов не меняем.
Наверное, пора. Скажу многое, но не всё. Поверит – хорошо. Не поверит – буду рассказывать ещё и ещё, пока не получу нужного результата.
– Я, как бы бредово это ни звучало, правда, стал другим. И ты, хвалю наблюдательность, это увидел. Поставь себе пятёрку, заслужил. А мне кол влепи. Обоснованный, кстати, за то, что прокололся. А если по-честному – я и не пытался скрывать. Вчера, когда меня дико тошнило, это был не перепой, потому что выпил с гулькин нос. Это был, как бы помягче выразиться, перенос сознания сквозь пространство и время. Мне пришлось прибыть из будущего. Из того, где ты давно умер, а я был в шаге от смерти. Веришь?
– Не верю. – Росс глянул на меня исподлобья. – Чтобы поверил, тебе придётся привести аргументы. Постарайся, потому что единственное, во что я пока готов поверить, – ты агент Светлых. Если не переубедишь, методы будут применены более изящные. Будь уверен, Никита, правду из людей вытягивать мне так же привычно, как убивать.
Выплюнув сгусток крови на коврик, я начал рассказывать:
– Ты не помнишь своего детства, и юношества не помнишь. Твоя память началась с больницы КГБ, ты себя осознал там. Отчество у тебя Михайлович, и оно настоящее, потому что твоего отца зовут Михаил Росс. Всё, что было до больницы, из твоей памяти намеренно стёрто, и сделал это твой отец. Я, это не шутка, твой племянник, потому что моя мать, Людмила, твоя старшая родная сестра. Моего отца звали Андрей Ермаков. Он и мама погибли, пытаясь спасти меня. Ты был свидетелем их гибели, и ты тот, кто меня спас. Мы с тобой не из этого мира. Мы из мира, в который я совсем скоро отправлюсь.
– Попытка номер один провалена.
Дядя Вова следит за дорогой, но можно не сомневаться, периферическое зрение у него работает отлично, каждое моё движение он контролирует.
– Никита, сказка получается красивая, но фактов я пока не услышал. Ты продолжай, слушаю тебя внимательно.
Честно сказать, надежд, что этого хватит, чтобы убедить Росса, я не строил. Радует, что информации в запасе навалом. Продолжаю:
– Начну с ближайших событий и закончу крайними, после которых я вернулся сюда, в прошлое. Самое важное – то, что случится в скором времени и закончится для тебя серьёзным ранением в руку, наступит совсем скоро. Произойдёт это на трассе, возле двух кафе, которые называются «Арарат» и «Дары Сибири». Там нас прижмут бойцы Светлого Будущего, но мы, пусть и дорогой ценой, одолеем их. Человека, слившего нас, знаю, его зовут Миша Устюгов. Информация стопроцентная, услышанная от тебя в скором будущем, которое уже не случится.
– Помолчи, – попросил Росс и набрал чей-то номер. Прошло несколько секунд, и он дал команду: – Устюгова упаковать и доставить в промзону. Желательно так быстро, чтобы, когда я приеду, он уже дожидался меня в особой комнате Бориса и был готов рассказать всё, что знает и не знает. Выполняй.
Закинув телефон в кармашек, дядя Вова многообещающе сказал:
– Учти, Ермаков, если сказанное тобой окажется ложью, всё, что испытал Устюгов, ты испытаешь в десятикратном размере.
Мысленно пожелав неизвестному Мише Устюгову расколоться как можно быстрее, я продолжил:
– После перестрелки тебя увезут в неизвестное мне место, наверняка в больничку, а мы с Машей поедем к Енисею. Отправление пройдёт в нормальном режиме. Новый мир встретит меня пещерой и пропастью, но глобальных неприятностей в ближайшем будущем не предвидится. Будет что-то среднее между пикником за городом и путешествием по африканским джунглям голышом. Цветочки, в общем. Ягодки будут позже, и будет их много.
– Попробую угадать, – буркнул Росс. – На тебя выйдут Светлые?
Я качнул головой:
– Нет, не выйдут. Правильнее будет так – мне придётся участвовать в некоторых событиях, которые касаются конторки «Светлое Будущее» и её дальнейшего благополучия. Точно не скажу, но уверен, что всё не так просто, как мне казалось на тот момент. Есть гипотеза, достоверно не подтверждённая, но стремящаяся к этому, и она такова: многое из того, что со мной происходило, дело рук твоего отца, Михаила Росса. Он был и остаётся человеком, способным на многое, вот только какие цели были им преследуемы, пока не узнал. В этот раз, надеюсь, узнаю.
– Я не понимаю твоей болтовни, Ермаков. Говори фактами. Убеждай меня.
– Если бы я мог вылить на тебя ведро фактов, то уже сделал бы это. – Я тяжело вздохнул через рот и продолжил: – Поначалу думал, смогу легко убедить тебя, что говорю правду, а теперь понимаю, что большее из известного мне – чепуха, которая тебе мало о чём расскажет. Разве что твоя рука, которая с детства страдает, поможет. Ей ведь постоянно достаётся, я прав?
Росс еле заметно кивнул:
– С рукой верно, она у меня невезучая. Но этого мало, расскажи что-нибудь ещё. Если мы контактировали с тобой там до того, как я умер, то, возможно, я рассказал тебе что-то такое, чего ты знать сейчас никак не можешь. Напряги извилины.
– Напрягаю, да не напрягаются. Головушка думать отказывается, потому что какой-то дурак посягнул на её неприкосновенность. Прибил бы, да совесть не позволяет трогать единственного родственника…
Вторая личность проявила себя вовремя:
«Было бы что напрягать, да, Никита? Но напрягать нечего, признай. Твой мозг извилинами не блещет, он ровный, как шар для боулинга. Странно, что там нашлось хоть немного места для меня. Везение, не иначе. Ну да чёрт с ним, с мозгом, какой есть, такой есть, другого не будет, переходим к делу. Росс готов поверить, потому что дядька умный. В отличие от тебя, заметь. Чтобы поверил, тебе нужно сказать следующее: полковник Синицын, когда ты очнулся, сказал, что путешествие закончено, Володь, можешь рассказывать всё, от меня у тебя не должно быть секретов. Но ты не смог ничего рассказать, потому что рассказывать было нечего. Память, её не стало. Стёрли, словно опухоль вырезали, при этом ничего другого не задев. Говори это Россу слово в слово, Ермаков. И как-нибудь поблагодари за то, что он умер в несуществующем будущем, благодаря этому у нас есть его воспоминания».
Мысленно послав вторую личность туда, куда обычно посылают всех, кто ведёт себя неправильно, я чётко повторил:
– Полковник Синицын, когда ты очнулся, сказал так: путешествие закончено, Володь, можешь рассказывать всё, от меня у тебя не должно быть секретов. Ты не смог ничего сказать, потому что рассказывать было нечего. Память, её не стало. Стёрли, словно опухоль вырезали, при этом ничего другого не задев.
Невозмутимость не покинула лицо дяди Вовы. Глядя на дорогу, он сказал:
– Мы подъезжаем к промзоне. Будем минуты через три. Пока молчи, не сбивай меня с мыслей. И считай, что у тебя почти получилось убедить. Разберусь с предателем, тогда и решу, что делать с тобой.
Почти – не то, что я хотел бы услышать, но надеюсь, что зерно веры уже посажено и стремительно всходит. Михаил Устюгов, сливальщик, должен стать удобрением, которое даст ему стремительный рост. Уверен, что минут через двадцать-тридцать дядя Вова будет менять все планы. Главное, чтобы не поменял место отправления. Других порталов и даром не надо, потому что тот, через который уже выходил, проверен на сто процентов и ведёт в нужную точку материка. Я не собирался кардинально менять будущее, его нужно только немного подкорректировать.
«Надо бы добить родственничка, Ермаков. Скажи ему следующее: Кира ушла в три ночи. Ты сделал вид, что спишь, потому что сил попрощаться не было. Дверь закрылась, и слёзы хлынули из глаз. Больше вы не виделись, хоть это и не было проблемой при твоих возможностях. С тех пор прошло больше двадцати лет, но чувства к ней по-прежнему бушуют в твоём сердце. Ты любишь её, но не можешь признаться в этом самому себе».