– Ты тоже ничего, – сурово ответила Ри, и они обе нервно захихикали.

«Я должна рассказать ей. Сейчас». Полина высморкалась за неимением салфетки в уголок одеяла, облизала сухие губы.

– Я должна тебе кое-что сказать. Помнишь, тот конкурс, на грант на учебу в Чехии?

– Ну? – не сразу вспомнила Ри. – А что с ним?

– Мы тогда подали заявки, ты еще говорила, что не получила ответа, они, мол, сволочи, могли бы ответить, что их не устраивает в твоей работе.

– Ты это к чему? – насторожилась Ри.

– Я получила письмо, – торопливо заговорила Полина. – И выполнила еще два задания для конкурса. Меня приглашают туда на обучение с сентября.

Молчание в трубке.

– Ри, прости, я тебе сразу не сказала…

– Ты выиграла грант? – медленно переспросила Ри. – Как, черт возьми? И когда ты об этом узнала?

Полина уронила голову на колени. Дальше врать не имело смысла.

– Три недели назад.

– И ты мне не сказала до сих пор? – завопила Ри. – Почему, мать твою, я об этом только сейчас узнаю?

– Ри, прости, я не знала как…

– Ну ты и коза, Ермакова, – с удовлетворением констатировала Ри. – Ты что же, думала, я буду тебе завидовать, поэтому ничего не сказала? А то, что я могу за тебя порадоваться: какая Поля молодец, выиграла иностранный грант – тебе в голову не приходило? Хорошо же ты обо мне думаешь, спасибо тебе огромное!

– Ри, прости, прости, – всхлипывала Полина. – Я так не думаю. Я такая дура, я виновата, не знаю, что сказать. Пожалуйста, умоляю тебя, не обижайся на меня.

Ри молчала.

– Две пина-колады, – наконец произнесла она.

– Что? – ошалело переспросила Полина.

– Что слышала. С тебя две пина-колады. Завтра вечером в «Де Бовуаре». Надо же отметить!

– Все, что хочешь, – Полина благодарно улыбалась сквозь слезы.

– Все, что я хочу, ты мне дать все равно не можешь. Поэтому пока угостишь меня коктейлями, а там посмотрим.

– Ри, спасибо тебе, – трубка скользила между мокрых пальцев Полины. – Я буду скучать по тебе, когда уеду.

– А я по тебе – нет, – ответила Ри, но по голосу было заметно, что она оттаяла. – Ладно, я спать. До завтра.

– До встречи, – сказала Полина гудкам в трубке.

Она обессиленно растянулась на кровати. Боже, какое облегчение – Ри на нее не сердится. Ну если только самую малость. «Какое счастье, что у меня есть настоящая нормальная подруга, – подумала Полина, – мне хотя бы есть, ради чего жить». И ради Димы с Элечкой, они столько для нее сделали, никогда ничего не прося взамен. И ради рисунков, конечно. Ее выбрали среди других кандидатов, а значит, ее работы, ее «Девочка-грустинка», «Девочка, которая считала» чего-то стоят. И тысячи образов, которые роились в ее голове, распирали худенькое слабое тело, сосредотачиваясь на острие карандаша, кончике кисти, планшетного стика появятся на свет и будут восхищать, заставлять задуматься, радовать и погружать в тоску, вызывать другие, более сложные ощущения.

У Полины слипались глаза. «Сейчас, сейчас, – застучало у нее в голове. – Пока не забыла». Она подтянула к себе телефон, нашла страницу Юли и открыла список ее друзей. Как-то во время воскресного чаепития, когда все соседи собрались за столом и болтали (Полина обычно отмалчивалась и сидела в сторонке), Юля упомянула, что давно ходит к психотерапевту. «Потрясающая тетка, очень спокойная, умная. Все, что говорит, все в тему. Если кому надо, у меня в друзьях есть», – Юля продемонстрировала профиль психотерапевта на своем телефоне. Полина открыла нужную страницу. На нее смотрела средних лет приятная женщина с ямочками на щеках от еле заметной улыбки. Она быстро набрала: «Здравствуйте. Я хочу записаться к вам на прием в ближайшие дни. Когда у вас есть время?» Полина выключила телефон и закуталась в одеяло. Впервые за долгое время она спала спокойно.

Светка устало облокотилась на перила и закурила. С ржавого козырька капало, она отошла вглубь крыльца, и тут зазвонил телефон. Она поморщилась, отвечая на вызов.

– Да!

– Петрова, ты уже уехала?

– На крыльце, вышла покурить, – Светка зажмурилась и поморгала. Ощущения были, как будто в глаза насыпали песка.

– У нас пиво на исходе. Звони этому кретину Зенину и умоляй его отгрузить нам в понедельник.

– Саша, сейчас шесть утра воскресенья, Зенин будет только в понедельник, – вяло проговорила Светка. – Тем более, мы ему за прошлую поставку все еще должны.

– Точно? – Саша недовольно запыхтел в трубку. – Ну, тогда в понедельник ты первым делом звонишь бухгалтеру, пусть она хоть сколько-нибудь им заплатит, а потом, как получишь платежку, звони Зенину, проси отгрузить нам побыстрее. Давай, Светулечек, включишь обаяние на полную мощь.

– Хорошо, сделаю. Что-то еще нужно?

Саша задумался.

– А, да, мне Сардар вчера говорил, я забыл, у него с патентом что-то, вроде заканчивается. Разберись там. До связи.

– Да. Я поговорю с ним. До вечера. – Светка нажала кнопку и поискала глазами банку для окурков, которую кто-то из работников «Литеры» постоянно переставлял с места на место. С усилием потянув на себя дверь, она прошла мимо кухни и склада и, стянув с вешалки в крошечном офисе сумку, вышла в основной зал клуба.

Здесь всегда пахло пролитым пивом, а сейчас – лимонным моющим средством, которым уборщица Гуля протирала зеркальную стойку. «Купить корм скотине, есть и спать, – подумала Светка, кивнув Гуле на прощание. – Опять холодина». Она вышла из клуба и направилась сквозь дворы к проспекту. Звук ее шагов эхом отражался от кирпичных двухэтажек, где размещались офисы, и построек неопределенного назначения, служивших пристанищем для мелких магазинчиков, шоу-румов безвестных дизайнеров, крошечных кафе. В будке охранника синим мерцал телевизор. Светка обогнула шлагбаум и, ежась от утренней промозглости, пошла на остановку. Сизо-черное небо понемногу светлело. Она села в автобус и прислонилась к окну, пытаясь задремать. За два года работы на Сашу Светка привыкла к постоянным недосыпам. Усталость свинцом заливала ей голову, тяжелила веки.

Автобус резко затормозил, выведя Светку из сонного забытья. Она нашарила в сумке пудреницу и уставилась на свое бледное, лоснящееся лицо: поры забиты тональным кремом, синева четко обводит кожу под глазами. «Когда-нибудь эта сволочь выплатит мне зарплату. Поеду в Турцию, возьму простенький олл-инклюзив. Буду есть, пить и спать. И лежать на море. И больше ничего! Как я хочу на море. Не могу уже здесь находиться». Такие мысли одолевали Светку последние полгода, а под «здесь» подразумевались город, дом и, конечно, клуб. Светка давно перестала любить то, чем занимается, но, скрепя сердце, продолжала работать. Удерживали ее страх перед будущим и, конечно, отношение к Саше, хотя восхищаться им она давно перестала.

Объявили ее остановку, и Светка разлепила глаза. Она сошла на 14-й линии и побрела через дорогу к круглосуточному магазину. Молочное свечение от вывески «24 часа» прорезало сиреневый утренний полумрак. Светка осторожно переставляла ноги на скользких ступенях.

– Маруська-то моя утром пришла, на кровать легла, ластится. И задрыхла прямо в ногах, – рассказывала продавщица полному дяденьке в кепке. – Я стала вставать, спихнула ее, так она обиделась, под диван забилась и не разговаривает со мной.

– Это потому, что Маруся у вас Овен по зодиаку, как и мой Василий, – авторитетно заявил дяденька. – У кошечек-Овнов характер – ой какой непростой.

Светка дико посмотрела на них.

– И не говорите… Что желаете, девушка? – опомнилась продавщица.

– Четыре пакетика «Пурины», батон, яйца и «Нескафе» растворимый, – хрипло ответила Светка. – И сигареты еще, пожалуйста.

Выйдя из магазина, Светка распечатала пачку. Моросил дождь, она укрылась в арке и закурила. В доме напротив свет не горел, она привычно нашла взглядом окна квартиры на третьем, где жила ее лучшая подруга Чук.

Катя Пилипчук обитала в небольшой, но отдельной квартире, с полным комплектом родителей (стерва!), была худенькой и хорошенькой даже без макияжа, и ее кот Боня был породистым мейн-куном, в отличие от Светкиного дворового Маси. Они с Чук были неразлучны с первого класса, когда волей учительницы оказались за одной партой. Светкина мама преподавала в этой же школе биологию, а позже стала завучем. Легкая зависть к Чук сопровождала Светку всю жизнь, и со временем притупилась, стала привычной, как застарелая зубная боль.