— В каждой ванне есть запас одноразовых щеток, если что. — произносит он, чуть отстраняясь, и я не успеваю ничего ответить, потому что его телефон играет мелодию. Смоленский отходит от меня, прекратив смущать, и только тогда я выдыхаю.

Кирилл принимает вызов, включив громкую связ, ь и отходит к кофемашине, поставив чашку и потыкав в кнопки.

— Кирилл Владимирович, охрана вас беспокоит — оживает динамик телефона. — Доброе утро. Тут Дарина приехала, просит пропустить. Говорит, что забыла вчера у вас что-то важное.

Пф-ф-ф-ф. Я едва сдерживаюсь, чтобы громко не фыркнуть. Быстро же она поправилась! Не прошло и дня, как милая невестушка снова готова стоять на страже чести своего жениха, отгоняя всяких эскортниц. Или вчера была всего лишь хорошо разыгранная сцена, чтобы Смоленский съездил с ней в больницу, позабыв о Саше?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Кажется, даже Смоленского веселит эта ситуация — он хмыкает.

— Узнай у нее, что она забыла и напиши мне. Я ей потом передам.

— Она говорит, что это срочно…

— Тогда все равно узнай, что она потеряла, и, может, я поищу эту вещь. Или заставлю тебя зайти и поискать. Я сейчас занят.

Из дома Смоленского мы выходим вместе. Я иду немного позади него, ловя запах его одеколона, и думая о том, что между нами происходит. Кирилл ведет себя слишком естественно, поцеловав меня ночью, и сегодня с утра, будто бы мы пара и это в порядке вещей. А мне хочется расставить над «и» все точки, но я не знаю, как начать разговор.

Подняв взгляд, я неожиданно замечаю вдалеке, за ограждением Дарину, которая опирается спиной на бок своей красненькой машинки, и, сложив руки на животе, чего-то ждет.

Даже отсюда я отмечаю ее ослепительно милую улыбку, которой она приветствует Смоленского.

Но когда мы подходим ближе, улыбку на ее лице перекашивает, словно в отражении кривого зеркала: Дарина, наконец, замечает меня. Она даже не может скрыть, что испытывает шок. Ее внимательный взгляд, как фотоаппарат, первым делом выхватывает футболку Кирилла, надетую на мне.

— Доброе утро, — ее голос звенит напряжением, — Кирилл…

— Что ты здесь делаешь? — перебивает он ее. — По-моему, тебя вчера отвезли в больницу.

— А мне стало лучше! Хочешь, чтобы я там месяц лежала, что ли?

Смоленский в ответ изгибает бровь. Она произносит это с такой агрессией, что я легко понимаю — мое появление задело ее. О-о-очень сильно. Слишком сильно для той, кто называет себя всего лишь другом Смоленского.

— Доброе утро, Дарин! — я улыбаюсь так, что у меня челюсти сводит и радостно машу этой женщине, а она переводит на меня злой взгляд, — как ты? Ты вчера меня напугала.

— Я нормально, — бросает она небрежно, давая понять, что общаться со мной не хочет и смотрит на Кирилла. — слушай…

— Что ты вчера забыла-то? — интересуется Смоленский, — давай скорее говори, потому что я занят.

— О, я надеюсь, ты не занят до самого вечера? Мой папа приглашает нас в гости на ужин…

— Я не смогу. — легко обламывает ее Кирилл, и Дарина раздувает ноздри, яростно сверкнув глазами. Она подходит к ограждению, прижавшись к нему лицом так, что я прыскаю от смеха: такое чувство, что она пытается протиснуться между железными прутьями, как змея. И после этого она шипит, как настоящая кобра:

— Кирилл! Ты не забыл, что я еще считаюсь твоей невестой?! Ты посреди белого дня ходишь с другой… девушкой! Уже который раз отмазываешься от встречи с моими и твоими родителями! И, если ты забыл, я тебе напомню, — острый ноготок тычет в мою сторону и я приподнимаю брови, — она — сестра твоей бывший жены, которая тебе изменяла! Хочешь наступить второй раз на те же грабли?

— Заткнись, — обрывает поток ее откровений Кирилл, — Дарина, при всем уважении к нашей дружбе тебе лучше придержать язык.

— Иначе что? — с вызовом фыркает та.

— Иначе тебе придется сказать правду про беременность твоему отцу, потому что больше я в этом фарсе участвовать не стану. Скажи охране, что ты умудрилась вчера потерять в моем доме — и тебе эту вещь передадут. Хорошего дня.

Смоленский пикает брелком сигнализации, открывая машину, и, взяв меня под локоток, усаживает внутрь, пока Дарина открывает-закрывает рот, пытаясь что-то ответить.

— Эм… — неуверенно произношу я, когда он садится за руль, и когда я замечаю его взгляд: по-моему, Смоленского умудрились разозлить, — я к тебе приехала на своей машине, Кирилл…

— А, блин, — он смотрит на меня, — извини. Хочешь поехать сама?

Я опускаю виновато взгляд.

— У меня вчера заканчивался бензин, когда я ехала к тебе. Меня бы немного заправить…

Смоленский переводит взгляд туда, где все еще стоит Дарина, что-то яростно печатающая на телефоне. По его взгляду я понимаю, что он не собирается сейчас выходить и в присутствии этой истеричной стервы пихать в мою машину шланг, чтобы перелить бензин.

— Давай я тебя подкину, куда надо, а позже туда кто-нибудь пригонит твою машину? — предлагает Смоленский, и я, тихо хмыкнув, киваю.

Сначала Смоленский довозит меня до дома, и там я с ним прощаюсь: мне нужно переодеться, накраситься, перекусить, прежде чем я отправлюсь на свою работу. Заставлять его ждать — свинство.

— О-о, Санечка! — всплескивает руками Карина, когда я захожу в свой салон. Я сначала даже не признаю ее: эта хрупкая армянская девушка здорово поправилась. Потом только, опустив взгляд на ее живот, до меня доходит, что Карина беременна.

— Здравствуй-здравствуй, — радостно приветствую ее я, — тебя можно поздравить?

— Ты про это? Ой, давно уже! — Карина кивает на свой живот, а девочка-парикмахер закатывает раздраженно глаза. Я внимательно смотрю на нее: мы приняли ее на стажировку около двух недель назад, и пока у меня оставались сплошные вопросы к ее работе, и к ее несколько грубому и неприязненному отношению к клиентам. Если она обидит Карину — репутации моего салона может настать конец.

— Лейла, подмени Веру, — прошу я другую девушку, которая сейчас свободна. Она быстро кивает, кажется, поняв без пояснений. — Вера, можешь сходить на перерыв.

Когда стажерка уходит, Карина громко фыркает.

— Это новенькая? Все волосы мне выдергала.

— Прости. Лейла тебе сделает кератин, а с этой девушкой я сегодня распрощаюсь.

— Бывает. Ладно, не будем о ней. Я тебя сто лет не видела, новость о моей беременности ты узнала, теперь рассказывай — как у тебя дела?

Я вымученно улыбаюсь. Ужасно, но Карину грузить я не стану. Мы не настолько друзья.

— Все более-менее.

— Самвел сказал, что видел тебя в Сочи на его вечеринке со Смоленским Кириллом. Он ничего не перепутал? Где вы вообще могли познакомиться, учитывая то, что этот паренек без пяти минут женатик?

— Паренек?

— Ой, все они мальчики до сорока, — отмахивается Карина, — только машинки для игр со временем становятся больше.

Я хмыкаю.

— Мы не знакомились нигде. Меня попросила составить ему компанию старая знакомая. Я согласилась по старой памяти ее выручить.

Карина едва улыбается в ответ.

— Ясненько. Слушай, сделай мне кофе. Устала просто так сидеть.

— Я попрошу кого-нибудь, — сдержанно киваю я. В этом вся Карина. Стоит ей напомнить о том, кем я работала, как сразу появляется это немного снисходительное отношение. Поэтому вряд ли мы когда-нибудь станем подругами.

Поболтав еще на отвлеченные темы, и дав Карине свой номер, который она потеряла, я ухожу к себе в закуток, где занимаюсь работой и документами, с которыми накосячила бухгалтерия. Когда я выхожу — Карины уже нет, а девушки порхают над светленькой дамой в возрасте, похожей на Мерилин Монро.

На улице я смотрю на время. До встречи с Майей снова остается пара свободных часов, поэтому я сажусь в машину, которую вежливо пригнал мне какой-то дядька, работающий на Смоленского, и…

Будь я пешком и сказала бы «ноги сами меня понесли к этому месту…». Но я на авто, поэтому, понесли меня колеса к небольшому магазинчику с живыми цветами. Взяв большой букет белых роз и немного поменьше — с полевыми цветами, я кидаю их на сиденье и отправляюсь прямо к кладбищу.