К счастью, это был не ресторан, а гостиница, поэтому швейцар лишь просто посторонился и, повернувшись, проследил маршрут необычного гостя.

Администратором «Молодежной» являлась миловидная приветливая женщина лет тридцати пяти-сорока Людмила Ивановна Григорьева, с короткой прической и не бросающимся в глаза макияжем. Приветливость приятно поразила Нахимова, готового к резким словам типа: «Молодой человек, что вы здесь делаете, с какой целью пожаловали?!» Видимо, общение с иностранцами накладывало свой отпечаток даже на суровые лица важных администраторов.

Александр в пиджаке и брюках фабрики «Большевичка» и с пакетом из киоска явно не походил на сына богатенького иностранца, а тем паче на командировочного. Во-первых, не каждый командировочный сунется в такую гостиницу, тем более без соответствующей брони, а во-вторых, у него в руках не было никакого заветного чемоданчика с парой белья и зубной щеткой. Сколько бы раз судьба не заводила Нахимова в гостиницы, его всегда встречала надпись «Мест нет». Ну что ты будешь делать! Только опытные командировочные волки находили потайные лазейки во взяточно-бюрократическом частоколе.

Поэтому симпатичная женщина задала единственно правильный в данной ситуации вопрос:

– Молодой человек, вы к кому?

Нахимов улыбнулся во весь рот, пытаясь обаянием покорить строгую блюстительницу нравов и порядков «Молодежной».

– Я в триста пятнадцатую комнату.

При этих словах выражение лица женщины изменилось, словно из радио в одиннадцать часов вместо производственной гимнастики вдруг заиграли гимн Соединенных Штатов Америки. Она еще раз смерила взглядом студента, недоверчиво покачала головой, но сказала:

– В триста пятнадцатый номер? Давайте паспорт.

Хорошо, что он у него имелся. Вообще-то Нахимов никак не ожидал, что красный молоткастый и серпастый понадобится где-то еще, кроме отдела кадров или бухгалтерии, поэтому страшно довольный приятному совпадению, протянул его ей.

Людмила Ивановна тщательно изучила паспорт, несколько раз глядя на Нахимова и на фото, затем заглянула на последние страницы, отыскала место прописки.

– Значит, в настоящее время проживаете в Долгопрудном?

– Точно так.

– Ну что ж, Александр, проходите, – администратор записала в журнал время его прихода, одновременно показывая посетителю направление, по которому он должен двигаться.

«Не за фарцовщика ли она меня приняла случайно», – помнилось Нахимову, но сейчас было не до размышлений. Сердце его забилось чаще, потому что о нравах картежного мира, близкого к бандитскому, он был хорошо наслышан.

Александр вошел в новенький лифт, сверкающий чистотой, в выгодную сторону отличающийся от собратьев из московских многоэтажек, где шальные от безнаказанности школьники поджигают зажигалкой круглые кнопки с номерами этажей.

Нахимов отразился в зеркале лифта и машинально поправил воротничок рубашки, вылезшей за воротник пиджака. «Что ж, можно было выглядеть и импозантней». Не случись беда с Семеном, он так бы и ходил на лекции да семинары, где его облачение выглядело и благопристойно, и соответственно обстановке. Выйдя с лифтовой площадки, он прошел к длинному коридору, взглянул на прямоугольную надпись с указателем и двинулся к нужному номеру.

Чем ближе подходил, тем сильнее стучало сердце. «Надо успокоиться», – велел себе Нахимов. Тем более там знакомый, товарищ Семена, хотя странный и непредсказуемый. Он постучался. Никто не открыл. Нахимов постучал еще громче.

Наконец дверь приоткрылась, и в его ноздри ударил смешанный и незнакомый запах вина, табака и еще какой-то сладкий, возможно, «травки».

– Ты кто такой? – с мягким акцентом спросил хозяин, одетый по-домашнему, в цветастом халате и тапочках. Он улыбался, но черные глаза его смотрели пристально и оценивающе, и во всем облике читались основательность и степенность уважаемого людьми человека.

– Я к Евгению, – ответил Нахимов.

– А у нас здесь что, комната для свиданий или встреч, да? – нарочито удивился тот. Но затем засмеялся, хлопнул Александра по плечу и велел заходить.

Номер гостиницы сверкал непривычной роскошью и соответствовал всему антуражу гостиницы: новенькие шкафы, сверкающая люстра, в приоткрытой двери ванны блистали никелем краны рукомойника, на полу лежал коврик с простенькими цветочками, зато на стене висели картины в духе модного сюрреализма, – с зигзагами молний на фоне изломанных фигур. Но Нахимову некогда было изучать интерьер комнаты, его внимание привлекли обитатели. На Евгения Бирюкова он бросил мимолетный взгляд, хотя его удивило то, что тот вместо обычных джинсов и рубашки, одет в дорогой, блистающий новизной импортный костюм, который, впрочем, в пылу игры уже давно висел на спинке стула. Кроме того, Женя обзавелся щетиной, шедшей ему и делавшей похожей на бывалого шкипера, метающего карты в кубрике корабля.

Большее внимание Нахимова привлекли двое других. Один из них, тот, кто открыл дверь, явно претендовал на роль лидера компании, и по праву, по всей видимости, хозяина номера, и по властным поводкам уверенного в себе человека. Второй был совсем молодой человек лет тридцати с мощным торсом, мускулистыми руками, но неожиданно тоненькими усиками на красивом горбоносом лице.

Бирюков едва поздоровался с Нахимовым, нисколько не удивленный его появлением, но разговор начинать не торопился, полностью углубленный в карты, которые держал компактным веером, где одна карта практически накрывала другую, чтоб не дай Бог, не подсмотрели соперники. Сощурив глаза, он впился в свой драгоценный веер, просчитывая комбинации и ожидая очередного хода.

Затем, как будто вспомнив о приличиях, пробормотал:

– Дато, Гия, это… мой друг Александр.

Дато, хозяин номера, в начале с подозрением относившийся к новому человеку, успокоился и тут же налил в стакан вино из пузатой бутылки, оплетенной лозой.

– Сандро, попробуй домашнее вино. В Москве такого не найдешь, отвечаю! Слушай, что за пластырь у тебя на голове? Ударился, да? Ничего, ничего, шрамы украшают мужчину! Ты знаешь, у нас, грузин, друг моего друга мой друг, чувствуй себя как дома, бери, что хочешь, виноград есть, персики, чурчхела. Хочешь, в ресторан позвоню, шашлык-машлык принесут?

Нахимов испуганно замахал руками.

– Нет, что вы, Дато, ничего не надо.

Он опять взглянул на Бирюкова, но тот даже на миг боялся выпустить из рук карты и отвлечься.

Дато с виноватым видом сказал:

– У нас тут игра крупная идет, так что ты подожди, мы сейчас доиграем, потом разговаривать будем.

Нахимов отошел и сел на диванчик, симметрично окруженный двумя одинаковыми высокими торшерами с бежевыми абажурами. Через открытый проем он видел другую комнату, где имелась широкая кровать, аккуратно заправленная увесистым покрывалом, на котором возвышалась куча подушек в белоснежных наволочках.

Вино, фрукты, чурчхела стояли на низеньком круглом столике, а троица располагалась за другим, большим, полностью освобожденным от всего лишнего. На выглаженной чистой скатерти уже виднелись следы пепла от сигарет, окурки от которых покоились в пепельнице из мельхиора. В середине стола лежал лист бумаги, где игроки вели подсчет очков. Бирюков пробурчал что-то невразумительное, но Нахимов понял его слова, потому что тот воспроизвел старую фольклорную шутку «Если гора не идет к Дато, надо обложить его вистами».

Правила игры в преферанс Нахимов знал. Их показал ему еще в первом семестре сосед по комнате Кирилл Зорин, только вступающий на скользкую дорожку азарта и потрясений. Обучал он своих сожителей из корыстных целей, – ему требовалась практика для серьезной игры на деньги. Зорин любил анекдот про канделябры, и всегда, когда игра достигала апогея, подкручивал маленькие усики и весело кричал: «Я несу пичку, и покойничек несет пичку. Я несу пичку, и покойничек несет пичку… Да канделябром его за это!»

Причину необщительности Бирюкова Александр быстро понял. У него в горе оказалось записано больше всех, и вистов он набрал очень мало. Преферанс хоть и поддается теории вероятности, но иногда именно на тебе кривая распределения отыгрывается очень жестоко. Без фарта, как оказалось, и тут не обойтись.