Для принятия дозы витаминов можно добавить в рацион тарелку винегрета, а если не жалко еще восемнадцати копеек, принять на грудь сто граммов вкусной густой сметаны, заполировать стаканчиком, а то и двумя, компота из сухофруктов за четырнадцать, извлечь чайной ложечкой сладкие абрикосины, пососать темно-вишневые дольки яблок, аккуратно разжевать или выплюнуть косточки, и вуаля – жизнь снова прекрасна и удивительна всего за один рублик, а если остались талоны на питание, то и того меньше.

Все это уже троица и проделала в зависимости от своих вкусов и пристрастий. Черноусый хотел было проявить инициативу, угостив красавицу трубочкой с заварным кремом из буфета на первом этаже, но девушка категорически отказалась, по-видимому, переживая, не отразится ли на ее талии это гастрономическое излишество.

Они постояли возле доски объявлений. Девушка со смехом прочитала объявление «Мужик, который взял в умывальнике мои золотые часы! Имей совесть, зайди, обменяй на простые в 1-202».

Именно туда, в первый корпус, где жили студенты факультета радиотехники и кибернетики, направлялась троица, двигаясь по тротуару, давшему изрядные трещины за долгий срок существования.

Но Наташе, так звали красивую девушку, нужно было занести что-то в «четверку», где уже пару лет, покинув корпус номер шесть факультета общей и прикладной физики, проживали представительницы прекрасного пола. Встречные студенты и преподаватели смотрели на нее, как голодные львы на случайно выскочившую перед ними сочную антилопу.

По общему мнению, наука и девушки не совместимы, поскольку бездушные формулы и цифры по причине своей сухости стремятся извлечь все соки у своих адептов, что плохо сказывается на цвете и даже форме лица.

А вот с Наташей все было в полном порядке: она уж точно не являлась беззащитной жертвой царей природы, напротив, сама повелевала ими в полный рост. Мечтательные взгляды самцов явно льстили ей и, видимо, наполняли юное сердце сладкими иллюзиями о безоблачном будущем.

Черноусый, Евгений Бирюков, снисходительно поглядывал на парней, взгляды которых, словно магнитом, притягивала стройная фигура спутницы.

А третий, Семен Весник, никого не замечал, увлеченно объясняя Наталье суть метастимуляторов американского ученого Дональда Кнута. В его пакете, кроме пухлой общей тетради, находился и увесистый зеленый томик «Искусство программирования».

– Кстати, вы знаете, что он боготворит Андрея Ершова? Его книгу «Программирование для БЭСМ» перевели в Америке, и этот самый Кнут убедил преподавателя русского языка включить ее в курс для изучения научной лексики!

– Прикольно, – оживился Бирюков, – мы на английском Кнута читаем, а они нашего Ершова. My name is Eugene, I am from the Soviet Union. Moscow is the capital of our country. There is a monument to Pushkin in the middle of the square.

Все трое засмеялись. Бирюков не был силен в языках, хотя являлся москвичом, и вполне мог с репетиторами подтянуть пробелы, но почему-то именно с лингвистикой у него имелись большие проблемы. На первом курсе он сдавал зачет по английскому, где встреченное им слово Pushkin прочел, к неподдельному изумлению молоденькой «англичанки», как Писькин, что потом было поводом для смеха все последующие годы совместного обучения. А то, как он произнес невинное, на первый взгляд, слово available в предложении «All the necessary books are available in the library», и вовсе вогнало ее в краску.

Между тем они подошли к корпусу за номером четыре, где жили девушки. Еще пару лет назад здесь обитали студенты факультета управления и прикладной математики, но поскольку им отвели новенький девятиэтажный корпус номер восемь, то всех девушек перевели именно сюда. Парадную дверь накрывал небольшой навес, спасающий от дождя студентов, застигнутых непогодой и пришедших слишком поздно с вечернего спектакля Таганки, концерта симфонической музыки в зале имени Чайковского или безбашенной дискотеки в московском баре «Метелица», что на проспекте Калинина. Наташа вошла в общежитие, но пробыла там совсем немного, и они, по обоюдному согласию, решили еще немного прогуляться по студгородку, разгоняя излишние калории сытного обеда.

Семен, как видно, знал обо всем. Сейчас он растолковывал Бирюкову сущность моста Эйнштейна-Розена.

– Изучение черных дыр, Евгений, – уверял он, – сулит человечеству огромные перспективы. Ты только представь, что через этот самый мост можно путешествовать из одной вселенной в другую. Когда Эйнштейн узнал о полученном решении, то изумился и не поверил в его правильность, но ошибок в них не нашел. Жаль, что сам Карл Шварцшильд ушел из жизни так рано…

Спутники зачарованно слушали его. Видно было, что Весник обладал не только огромными знаниями и эрудицией, но и доходчивостью изложения сложных тем. Но когда они проходили профилакторий, место, где есть возможность единовременно поправить здоровье, подорванное лекциями, семинарами да коллоквиумами, случилось из ряда вон выходящее происшествие.

Семен Весник внезапно прервал свою речь на полуслове, остановился, хотел что-то произнести, но не смог и рухнул в страшных конвульсиях прямо на тротуар. Зрачки его сузились, Ему словно хотелось вырвать, он силился дышать, но не получалось, широко открытый, словно у извлеченной из воды рыбы рот судорожно дергался.

Так продолжалось несколько секунд, а затем по всему сильному мускулистому телу прошли спазмы, тело дернулось раз, другой, и все внезапно закончилось. Весник перестал дышать.

Наташа закричала.

– Надо что-то делать, срочно зови скорую!

Не верящий своим глазам Бирюков, наконец вышел из оцепенения, выплюнул сигарету изо рта и побежал в профилакторий, едва не споткнувшись о выкрашенный белой известью бордюр.

Вход в профилакторий охраняла вахтерша баба Маша в вязаном свитере и серой пушистой шали. Она разговаривала по телефону и, увидев ворвавшегося студента, даже привстала со своего стула.

– Куда ты бежишь, оглашенный?! Ты же вроде не в профилактории сейчас или направление получил? Документы хоть есть-то?

– Какие документы, баба Маша?! Я врачей кликну, а вы скорую наберите, Веснику плохо, не дышит уже!

– Ах ты, Господи, слышь, Валька, я тебе потом перезвоню, потом, говорю!

Она нажала на рычажки, подслеповато глядя, начала набирать номер, не попадая заскорузлыми пальцами в круглые отверстия.

Бирюков выругался, подбежал к бедной бабульке, вырвал из ее рук телефон и лихорадочно набрал «ноль три», велев вахтерше найти кого-нибудь из медперсонала.

Баба Маша, шаркая ногами, поторопилась в кабинет со стеклянной дверью и надписью «Терапевт», где, судя по всему, присутствовал кто-то из врачей, но, привлеченная шумом, из него уже выходила высокая грузная женщина в белом халате. Бирюков, продолжающий кричать в трубку скорой о сути дела, судорожно махнул ей в сторону двери, и та в хлюпающих тапочках на босу ногу побежала на улицу.

– Да-да, Семен Весник, 22 года, упал в обморок, а теперь не дышит! Первомайская улица, студгородок МФТИ, возле профилактория лежит.

Он бросил трубку и тоже побежал вслед за врачом.

Баба Маша крикнула ему вслед:

– Да какая Первомайская-то? Мы же по Московскому шоссе числимся.

Бирюков махнул рукой.

– Да найдут, что они, физтех не знают, где находится?!

Когда приехала скорая помощь, все уже было кончено. Искусственное дыхание, которое делали терапевт, Наташа и сам Бирюков, не помогло…

***

Проректор Николай Петрович Фомин сидел в кабинете в главном корпусе МФТИ и задумчиво вертел в руке тонко очищенный карандаш. Воскресный день. Надо отдыхать на даче, а не сидеть в душном помещении. Только причина выхода на работу ясна и понятна. Это уже третья громкая смерть за последнее время! Первым было самоубийство первокурсника, ну там дело понятное, перетрудился парень, его и перед этим в «двадцатку» забирали. И соответствующее врачебное заключение есть. А со вторым было похуже, конечно. Тогда осенним утром в шестом корпусе студгородка произошло не что-нибудь, а убийство. Третьекурсника зарубили. Фомин нутром чуял, что нечто подобное могло случиться. Буйные физтехи, подобно бурсакам, пускались во все тяжкие. Одурманенные тяжелыми волнами молекулярной да квантовой физики, матанализа и аналитической геометрии, они словно искали отдохновения в простых человеческих радостях, порой напиваясь вдребезги и творя затем всяческие непотребства. Плюс близость столичного мегаполиса накладывала свой веский отпечаток. Сел на электричку с умиротворяющей надписью «Лобня – Москва», и через двадцать минут ты уже на Савеловском. А там – раззудись, плечо! Разные скандалы устраивали физтехи: и пьянки, и мордобои, и другие непотребства.