- Закинуть сюда целое племя этих диких ублюдков, наверное, стоило Сигурду немалых сил...

- Я думаю, это сделал Колдун, - сухо сказал Кукольник. - Хозяин не будет разменивать свой дар на пустяки.

- Конечно-конечно, - поспешно согласился Коротышка, которому показалось, что он заслышал в голосе Кукольника кое-какие недобрые нотки. Пустяками у нас занимаются только такие, как мы с тобой, дружище. Лекарь ошивается где-то в подземельях, оправдывая свое безделье тем, что он, якобы, ищет след, по которому от нас улизнул мерзкий друидский знайка. Старик никогда не отходит от Сигурда ни на шаг, бросаясь выполнять любую его прихоть, как верный, но слишком уж шелудивый пес. Мне кажется, со Стариком в последнее время происходят странные вещи: помнишь, как он однажды принял Кашлюнчика за друида?

Кукольник внимательно посмотрел на приятеля:

- Для меня Птицелов - это всегда Хозяин. А ты, маленький уродец, всегда называешь его людским именем. Думаешь, так тебе будет легче почувствовать себя на одной доске с ним?

- Вовсе я так и не думаю, - отозвался Коротышка, играя обиду и легкий испуг. - Просто я не какая-нибудь там собачонка безмозглая, у меня свои понятия имеются.

- Пока ты должен иметь понятие о том, как друидских мертвяков из-под земли будешь вытаскивать да оживлять, - мрачно сказал Кукольник. - Гнус скоро все равно найдет этот погост, чует мое сердце, и вот тогда тебе и предстоит доказать, что ты не зря землю топчешь и хлеб Хозяина ешь. Там как раз и пускай в ход все свои, как ты говоришь, "понятия". Если только, прибавил Кукольник и скривился в усмешке, - перед этим в штаны от страха не наложишь!

- Может, и наложу, - согласился Коротышка, метнув на своего напарника быстрый и злобный взгляд. - Да только ещё посмотрим, кто мои штаны потом отстирывать будет!

Кукольник раздраженно отмахнулся от Коротышки, как от назойливого комара, и собрался уже плотнее закутаться в плащ, как вдруг неподалеку из лесной темноты раздалось нетерпеливое квохтанье дикого селезня. Длинный зорз медленно повернул голову на звук, вынул из кармана штанов замысловатой формы деревянный манок и ответил таким же коротким кряканьем. Квохтанье повторилось ближу, и где-то рядом хрустнула ветка.

- Чертов Гнус! - в сердцах пробурчал Коротышка. - Говорили ему - в друидских лесах надо соблюдать осторожность, если хочешь голову уберечь.

- Гнус, между прочим, не такой дурак, и леса этих древесных колдунов он знает почище тебя, - огрызнулся Кукольник. - Если он возвращается, не таясь, значит, дело сделано, а тут в округе хоть день на коне скачи - ни одного друидишки не найдешь. Вот, кстати, и он сам.

Из темноты к пылающему костру степенно вышел статный седобородый воин, одетый во все черное; исключение составляла только толстая золотая цепочка, висевшая на его широкой груди. Это был старшина чудинов, и звали его, конечно, никак не Гнус, а Гнооз Росомаха, изображение которой было его родовым знаком. Гнусом его окрестил Коротышка, но вовсе не из-за каких-то черт характера - старшина чудинов был человек ненадоедливый, немногословный и порядком себе на уме. Просто зорзам так легче было произносить это имя, большее созвучное протяжному языку саамов или ильмов, нежели отрывистым, короткосложным именам чуди. Седобородый широко улыбался, а появившиеся как тени четверо воинов с копьями и луками подозрительно уставились на зорзов, сидящих у костра. Они знали, что это - союзники, однако чудины привыкли не доверять никому, а могущественным друзьям - в особенности.

- Как прошла охота? - церемонно спросил чудина Коротышка.

Проницательный и хорошо разбирающийся в людях Гнус вежливо улыбнулся низенькому зорзу и повернулся к длинному.

- Мы нашли могильник лесных колдунов, - торжественно провозгласил он, после чего понизил голос. - Теперь я тоже должен найти что-то для себя и своих воинов.

- Тебе не придется долго искать, могучий Гнооз, - заверил его Кукольник и резко осекся. Дело в том, что они с Коротышкой уже настолько привыкли переиначивать имя чудина на свой, более привычный, хотя и обидный лад, что оно у зорза сейчас невольно прозвучало больше похожим на "гнуса", и Коротышка беззвучно захохотал, предусмотрительно отвернувшись в темноту. Чудин, не очень знакомый с особенностями балтийских выговоров, не обратил внимания, или же он был большим дипломатом.

- Ты получишь свою долю, - твердо сказал справившийся с собой Кукольник. - Но, как мы и договаривались, не раньше того, как приведешь нас на место. Твои люди будут охранять нас до тех пор, пока мы не изгоним злых духов, которые поселились на могильнике лесных колдунов. И потом, может быть, ты останешься ещё довольнее, чем ожидаешь сейчас.

Чудин ничего не ответил, но вновь широко улыбнулся Кукольнику и Коротышке, который теперь с самым благопристойным видом взирал на старшину. Гнооз гораздо более проницателен, чем думают о нем ржавые утренние волшебники, как он называл про себя зорзов - и длинного, как палка, сурового колдуна, и разряженного в женские одежды сумасшедшего зорза, мешая два толкования этого слова в двух разных и чужих для него языках. Волшебники в этом ещё убедятся сами.

ГЛАВА 16

ПЕТЛЯ ПТИЦЕЛОВА (ОКОНЧАНИЕ)

- Сегодня он уже отлично выглядит, мама, - радостно крикнула матери, хлопотавшей на кухне, Рута. С утра у неё было удивительно светлое, приподнятое настроение, потому что ей приснился Ян. Она не помнила всех подробностей сна, как это бывает, когда ночные видения быстро сменяют утренние грезы. Рута уже давно заметила: если проснешься ранним утром, но не будешь сразу вставать из постели, а решишь поспать ещё хоть чуточку, обязательно заснешь, и в это время непременно приснится сон, который можно потом помнить весь день. Причем, вот удивительное дело: этот утренний сон всегда очень короток, может длиться даже меньше часа, но за время этих сновидений с человеком обязательно происходит невероятно много самых разных событий. Можно даже прожить целую жизнь в одном коротком сне. Время в течение этого удивительного утреннего сна словно стягивалось, сжималось как губка, и, просыпаясь, Рута всегда удивлялась, как много всего только что произошло перед её глазами и как же, оказывается, давно она когда-то ложилась спать в последний раз. Но сегодня сон был какой-то дальний, на уровне ощущений, прикосновений, почти осязаемых, что Руту и смущало, и радовало одновременно. При мысли же о некоторых, особенно запомнившихся моментах, на её щеки стремительно набегал легкий румянец.