– Примерь-ка их! – проговорил Аргентиум, а Майр тем временем надел на спину два белых крыла.

Ощущение полёта было непривычно, но невероятно лёгким. Крылья поднимали, и из-под ног уходила бренная земля, и маленькие голые стопы свободно болтались в воздухе.

– Лети, мой дорогой, лети! – прощался Аргентиум Кра-циус. – Но запомни: никогда не отдавай и не отпускай крылья, ни за какие богатства или земные ценности. Крылья отпустишь и пропадёшь. Не нужно тебе этого!

С тех пор прошло лет восемь, а может, и все двенадцать, да только подрос Майр и превратился из мальчика в настоящего юношу, широкоплечего и с ясными глазами. Лицо его белое, светлое, как и волосы, могли напомнить сияние небесной звезды Сириус. Крылья, как и предостерегал волшебник, он берёг, ухаживал, грел первыми весенними лучами солнца, зимой же перелетал в южные широты.

Майр успел облететь треть Земли и побывать в самых различных местах. Он гулял по обширным плоскогорьям, залетал в солнечные пустыни, бродил по таёжным лесам, пересекал глубокие моря и океаны, возвышался на пики гор и спускался на самое дно впадин, расположенных на суше. Путешествия всегда были для Майра испытанием, которое он проходил, закаляя свой дух.

Майр так привык к крыльям, что почти никогда не снимал их. Исключения делал, только когда шёл купаться в озере или во время плохой погоды. В плохую погоду юноша вообще никогда не летал. Он берёг крылья. Но однажды Майр посетил горный перевал между двумя долинами, где рос дивный эдельвейс. Солнце припекало небольшой луг с дикими цветами, а небо настолько сияло голубизной, что в нём запросто можно было утонуть. Майр планировал остаться на лугу и найти убежище для ночёвки. Однако из-за высоких горных пик показались ленивые тучи, низко ползущие к перевалу. Каменные хребты запросто пропускали касающуюся их грязную вату, и вдруг откуда-то сверху резко подул холодный ветер.

Майр стал быстро искать небольшую пещеру, чтобы спрятаться от надвигающейся непогоды. Ветер дул всё сильней, и тучи уже стояли над головой юноши. В какой-то момент посыпались холодные крупные капли, и тут Майр понял, что нужно быстро улетать. Дождь расходился. Капли всё чаще рушились на землю. Когда дождь разошёлся окончательно, крылья Майра уже были мокрыми, а горные препятствия только мешали улететь за черту разбушевавшегося ливня. Перевал вмиг оказался утопающим в тысячах луж и канавок.

В какой-то момент Майр почувствовал, что шевелить крыльями становится всё тяжелей, а летит он медленней. Боясь разбиться, юноша стал спускаться, как вдруг крылья размокли настолько, что стали совершенно неподъёмными. Тогда Майр и стал падать. Он в последний раз успел окинуть взглядом луг с дикими горными эдельвейсами, прежде чем свалился и потерял сознание. Дождь продолжал стучать по земле, словно молотком по гвоздям, и прекратился только, когда утопающий перевал застлала серебряная дорожка полной луны. Мириады звёзд тут же окружили холодные ночные небеса, а Майр так и продолжал лежать мокрый и без сознания. За острыми пиками гор стало светать. Солнце окрасило белые облака в сладко-розовые оттенки. Перевал озарился. От вчерашнего ливня остались только сырые цветы да камни с пропитанной влагой почвой.

Майр встал и с трудом расправил тяжёлые обвисшие крылья. Он отряхнулся и пошёл по лугу эдельвейсов к выходу из перевала в долину. Ветер сушил перья, но и холодил юношу. К обеду кое-как Майр всё-таки сумел взлететь. Он поднялся невысоко и летел медленно, стараясь не надрываться, но даже так почувствовал, как крылья «хромают». Из-за этого его качало из стороны в сторону. И всё же Майр продолжал упрямиться и летел, пока горы не оказались позади. Он приземлился на закате, когда рыжее лисье солнце пряталось за очертания хвойного леса. Провёл ночь под звёздами и ясным небом, разведя костёр и соорудив шалаш.

Утром с новыми силами отдохнувший и подкрепившийся Майр отправился в очередное путешествие, однако случилось непредвиденное. Крылья до сих пор «хромали» и слегка болели, особенно при взмахе. Но Майр продолжил полёт. Упрямство и погубило его. Неподалёку от каменного плато на него обрушился шквал прибрежного ветра. Он подкидывал юношу в воздухе и отпустил только тогда, когда уставшие крылья полностью перестали шевелиться.

Майр приземлился в каком-то каменном городе с серыми стенами и мрачными улочками. На его падение тут же сбежались поглазеть любопытные жители с землистой кожей и морщинами возле глаз. А стража в латунных доспехах немедленно схватила юношу под руки и грозно оглядывала пришельца.

– По законам Города-Над-Обрывом, – громогласно начал говорить тот страж, что стоял в медном шлеме и с непонятным гербом на груди, – все попытки человека летать пресекаются. Нарушившего этот закон ждёт неминуемая гибель среди прибрежных скал.

С этими словами с Майра жёстко сорвали сломанные промокшие крылья и скомкали. Все любопытно поглядели на испугавшегося юношу и подумали, что сегодня или завтра его уже сбросят с вершины самой высокой точки над уровнем океана. Обычно так проходили в этих местах казни тех, кто хотел научиться летать.

Тем временем главный страж продолжил:

– Нам не должно нарушать законы, данные природой и стремиться в небо, раз уж рождены ходить. Поэтому завтра, во второй половине дня, ты лишишься жизни в пучине тёмной прибрежной воды. Мы бы и сегодня с тобой расправились, но к такому мероприятию следует подготовить горожан. Явно найдутся любители поглазеть с добрый десяток минут, как ещё один мечтатель разобьётся о скалы реальности.

С этими словами Майра отвели в круглую каменную комнату с проржавевшими решётками и заперли в одиночной камере. Безжизненные крылья демонстративно сожгли у него на глазах и оставили дожидаться собственной участи. Ночь наступила незаметно. Месяц глянул сквозь решётки и одурманил сонливостью. Но Майр сидел в переживаниях и корил себя за опрометчивость. Он плакал, вспоминал свою свободу, вспоминал полёты, как получил крылья и что натворил. Его терзала неминуемая участь того, что всё, что было, уже никогда не повторится, и он это знает, но не осознаёт. Майр хватался за голову, вскакивал, дёргал за прутья, поднимал металлический скрежет. Но темница оставалась спокойной к чужому горю. Проходило время, и силы покидали юношу. Месяц всё больше брал контроль над Маиром. И вот он уже спал.

Юноша брёл в густом тумане и искал украденные крылья. Он осторожно наступал, боясь их сломать, и постоянно шастал руками по земле, в надежде найти знакомые перья. Тут он услышал шаги сзади и стал искать крылья быстрее, боясь, что их могут найти раньше и сжечь. Майр рыскал чуть ли не носом по земле, однако когда его схватили за плечо, он так подпрыгнул, что чуть не упал без сознания. Воздух внезапно приобрёл противный земляной запах.

Позади стоял Аргентиум. Его рот не открывался, но голос звонкий и чёткий раздавался отовсюду:

– Не думал я, что всё-таки в беду попадёшь. Думать о себе, конечно, хорошо, но когда от твоего выбора зависит что-то очень серьёзное, то и процесс выбора должен быть серьёзнее, – порицал Аргентиум Крациус – ничуть не изменившийся старик, коим был несколько лет назад.

– Я не успел ничего сделать, – оправдывался Майр. – Солдаты тут же сняли с меня крылья и сожгли их.

– Не об этом я тебе толкую, – строго произнёс Аргентиум. – Ты знал, что крыльям уход был нужен, но предпочёл удовлетворить свои потребности и полетать. Ведь это и погубило и крылья, и тебя погубит. Именно так ты попал сюда.

– Ну, а что мне теперь делать? – раздосадованно и оттого обозлённо спросил Майр.

– Теперь уже ничего. Что сделал – то сделал, остаётся только плоды пожинать.

– Так вы мне не поможете? – огорчённо спросил Майр и тут же сам добавил: – Хотя, не надо. Я не хочу жить в мире, где люди ненавидят летать. Где люди готовы наказать за то, что ты пытаешься делать нечто больше них, лучше. Уж пусть я вознесусь на небо и буду там постоянно парящим духом, чем останусь жить здесь и продолжу ходить, зная, что летать больше нет возможности.