– Так, – объявляла она какому-нибудь объекту, испуганно переминавшемуся под её учительским взором. – Я – Лора, или Лаура, как тебе больше нравится. Ты мне тоже понравился. Будем знакомы. Поедем к тебе?

– З-зачем? – пугался избранник ещё больше.

– Чтоб было весело.

Чаще всего Лорке приходилось возвращаться домой не солоно хлебавши, потому что облюбованный объект ухитрялся незаметно смыться. Но иногда её всё-таки заносило на чью-нибудь территорию и, пока тёмно-, жёлто- или белокожий Адонис накрывал на стол, она расхаживала по его ливинг-руму с революционными для картофельно-полевой церковно-приходской Айовы речами.

– Вот признайся, Алан (Эндрю, Джейк, Говард), десятки, нет сотни, и даже тысячи мужчин живут на два дома. Одна – жена, вторая – любовница. А, кроме этих двух бывает и ещё несколько. И всех вы вроде как любите. Дарите всем цветы, шоколад, всякие вещи. Но, в конце концов, вам ваша жена уже не кажется интересной, она старится, у неё плохой характер, ведь так?

Избранник обычно молчал, и Лорка усаживалась верхом, как на лошадь, на кухонный стол, сдвигая своей могучей кормой субтильные кофейные чашечки, и продолжала, почёсывая ярко-алым ногтем большого пальца подъём второй ступни сорок третьего размера.

– Вы охладеваете к жене и жалеете, что теперь вам придётся полжизни платить за прижитого в браке с ней ребёнка. Так у меня было и с первым мужем. Он, как только познакомился со мной, тут же бросил семью и предложил улететь на его частном самолёте в Голливуд, построить новый дом над морем и жить только вдвоём. Он мне даже сто тысяч предлагал за мою руку и сердце. А ведь это были деньги его жены и сына, по идее. Как вас после этого уважать? А?

Она сурово смотрела в глаза Алану (Эндрю, Джейку, Говарду), и тот, тушуясь, не мог понять, при чём здесь он (Алан, Джейк и т. д.) Он вообще никогда не был женат, по воскресеньям прикладывался к иконе Девы Марии, и все его связи с женщинами были кристально-честными. Обычно они ограничивались наличными и резиновыми изделиями.

– И где сейчас этот… с частным самолётом? – холодея от ужаса, допытывался Алан (Джейк и т. д.) Жители кукурузно-овсяной Айовы, и не только Айовы, нередко носили при себе оружие.

– А я его выгнала, – величественно отмахивалась Лорка. – Жена стребовала с него крупные суммы на содержание, и он стал гол как сокол. А мне нужен мужчина, который зарабатывал бы не меньше пятисот тысяч в год.

И бедный Алан, у которого заработок еле дотягивал до пятнадцати, мысленно молился своему богу, чтобы тот избавил его грешную душу от обольщения, к которому он не имеет ну совершенно никакой склонности.

– Представляешь, – хвасталась она назавтра Любе. – У меня теперь есть бойфренд! Благородный, чистый. Он даже поцеловать меня не решился. Только смотрел на меня вот так, – и Лорка таращила на подругу свои мышиные глазёнки, округляя сосиски-губы, будто хотела охнуть от восторга. – И говорил: «Лора, какая ты замечательная, Лора… Мне тебя небо послало, Лор-ра…Россия, Леда, Лорелея…»

– Да ты что? – удивлялась Люба. – А откуда он нашего Мандельштама знает?

– Ну, на дискотеке, наверное, познакомились. Пр-рекрасный молодой человек. Может, я Ворона брошу и за него выйду потом. Если лучше никого не найду. Эй, мексы, ну кто так танцует румбу! Вы что, с ума посходили?! Это делается вот так!

И Лорка демонстрировала, куда надо ставить правую ногу, как подворачивать левую и что при этом делает обтянутая красным корма. Заробевшие смуглые парни сконфуженно смотрели на мелькавшее перед ними алое пятно и послушно следовали командам большой русской женщины, которая ловко и уверенно двигалась под музыку, расталкивая всех, кто попадался ей на пути. Игнорировать или, упаси боже, остановить её – на такое в местной дискотеке мало кто отважился бы. Ещё был силен слух о непобедимости русского духа и убойной силе его оружия. Только один пьяный норвежец, которого занесло сюда совершенно непонятным образом, перешёл «румбикон» и, схватив Лорку за руку, закружил её в каком-то странном для норвежца ритме. Было в нём нечто испано-кастильское. Он то крутил Лорку юлой, то опрокидывал на себя, то отбрасывал далеко назад, не отпуская её руки и не давая Лорке позорно улизнуть. И выглядело это, как танец Хозе и Кармен, только трудно было понять, кто из них Кармен, а кто Хозе, потому что оба были в штанах, а накал страсти пьяного норвежца был так силён, что его вполне можно было принять за цыганку, у которой идёт гон.

– Выходи за меня замуж! – сияя шальными глазами берсерка, потребовал норвежец и стукнул по столешнице кулаком, что значило бы по-русски «гуляй, рванина!» По-норвежски, наверное, это означало то же самое, потому что бармен тут же притащил несколько потных бокалов с кубиками звякающего сверху льда. Лорка, возбуждённая и с мокрыми пятнами подмышками, хватанула залпом коктейль, во все уши слушая, как неожиданный поклонник осыпает её невиданными комплиментами, готовая немедленно, прямо сейчас, мчаться в Осло. Но неожиданный выплеск истощил соискателя на её сердце и тело, и, заглотнув содержимое оставшихся ледяных бокалов, он брякнулся лицом в пепельницу, после чего был аккуратно выведен на воздух службой охраны.

– Ай лав!!! – остервенело кричал норвежец, путаясь ногами в стульях. – Ай нид меррид!!!

– Ты, ковбой, скачи пока домой, невесте надо проспаться, – вполне ответственно посоветовал Лорке жизнерадостный Алекс. И она ускакала. Ночью её прихватила ангина, температура зашкаливала за сто пять по Фаренгейту. Всполошённый Бобо вызвал скорую. В общем, на дискотеке Лорка появилась только через две недели. Осунувшаяся, побледневшая, но всё в тех же красных штанах, она шарила глазами по затемнённым уголкам, где скучные посетители тянули из соломинок свои «Лонг-Айленды» и «Манхэттены». Норвежца не было. Блистающие перья Жар-Птицы, осветив Лоркину жизнь всего единожды, рассыпались в миллион крохотных искр, наполнив её праздником и карнавальным фейерверком. На всякий случай, вдруг праздник повторится, она стала носить пышные юбки – ей понравилось быть Кармен. Ей захотелось огня и страсти, всего того, что отличает знойную цыганку от образа, который нравился раньше: амазонки-воительницы, которая берёт судьбу за рога и ведет к сияющим вершинам скованных льдом свобод.

«Ах, какой был мужчинка!» – мечтательно прикрывала она глаза, слушая нудёж Ворона про то, что в доме не стало даже приевшихся котлет. И пыль в углах скопилась, как не было даже при его холостой жизни.

– Какой ты несносный, Ворон. И надо было мне связаться с тобой. Двадцать лет разницы!!! Уж-жас…