На пожелтевших страницах буквы сплетались в слова, а слова обретали смысл:
«… В дни давние и всеми забытые пожаловал к Королю Севера рыцарь: «Слыхал я о войне, что ведёшь ты с чудищами лесными! Моя рука верна, глаз остёр, а сердце не знает страха! Позволь служить тебе верой и правдой!» Обрадовался Король, ибо бой был тот тяжек и неравен. И усадил он гостя за один стол с собой. И преломил он хлеб с ним, и отпил вина из одной чаши.
Отважен был рыцарь. Храбростью наполнялась душа его в бою, а под сводами башни благодетеля своего — любовью. Полюбил рыцарь прекрасную деву, о чьей красоте слагались песни от Студёного моря до Нефритового, а дева полюбила его. Прознал про то Король Севера и разгневался он на дочь свою и на того, кто посмел похитить сердце её. Но связаны были руки его древними, как мир законами — не мог он пролить кровь того, с кем вкушал хлеб за одним столом, кому дал кров и вино. И тогда обратился он ко врагу своему — тому, что был пойман рыцарем в их первом совместном бою и с тех пор томился в самой глубокой темнице: «Пусть участь его будет хуже, чем смерть, — пожелал Король Севера. — А за то, я дарую тебе свободу!» «Воля твоя…», — ответило существо с пятнистою кожей. «Сделай так, чтобы я больше не видел его лживые глаза, чтобы дочь моя не слышала его сладострастных речей, чтобы нога его больше не ступала по земле Старков!» «Не ступит…». Услыхала прекрасная дева про участь возлюбленному её уготованную, и спустилась она в подвалы бездонные. И взмолилась она, заливаясь слезами горючими: «Прошу тебя, Дитя Леса, не лишай его жизни! Позволь ему жить по одним небом со мной, видеть ночью те же луну и звёзды, что и я, а днём — солнце!» «Не смерть ждёт его, а нечто иное,» — ответило существо. Возрадовалась тогда дева: «Вот дар мой для него — роза живая и роза каменная. Одна взращена надеждой на новую встречу, другая распустилась на медальоне, что полон нежности моей! Пусть они напоминают ему обо мне, а я буду помнить о нём! И пусть знает — моя любовь бережёт его!» «Как долго она будет беречь его?» «Вечность!» — пылко поклялась дева. «Что ж, обещаю, коль ты того просишь… Но знай, что и у вечности есть свой срок…», — молвила Дитя Леса.
На следующий день странствующий рыцарь и пленница Короля Севера покинули высокую башню на холме, что вырос близ Волчьего Леса. Королевское правосудие свершилось под чардревом при свете луны и звёзд. Среди братьев и сестёр своих Дитя Леса сдержала данное Королю Севера слово, как и слово, данное дочери его, а ещё, слово, данное народу своему и себе самой в тот день, когда путы плена коснулись рук её: «Ты будешь там, где не тают снега, где не поют птицы, где не распускаются цветы. Жизнь твоя будет длиннее самой длинной ночи, а ночи твои будут длиннее самых долгих лет и принесут за собой холод и тьму, что встанет на страже древних земель и отвратит от них врагов наших. Сила твоя будет в смерти твоей, а сила воинов твоих — в их смерти. Всяк, кого ты призовёшь, пойдёт за тобой и будет биться с тобой бок о бок, сокрушая врагов твоих. И век их будет долог, как и твой. И только память твоя будет отличать тебя от них. Будешь помнить ты все годы свои и все дни свои и людей, что были рядом с тобой, что любили тебя, и что прокляли тебя. И будешь жив ты, пока жива память твоя. И будешь помнить ты ту, что одарила дарами тебя. И ждать её. Пока не отыщет она тебя. Или дочь её. Или сестра. Пока не придёт она, ведомая силой, что запечатана в даре её под синим камнем. И не останется с тобой навсегда. Тогда и только тогда вновь станешь ты таким каким был и по жилам твоим потечёт кровь, а жизнь вернётся в тело твоё. А если того не случится, то с последним опавшим лепестком другого дара её, забудешь ты — кто ты и что ты. Уйдёт в небытие странствующий рыцарь, а народиться воин, что поведёт своё воинство на великую битву, сокрушит стены и города, и победит всех врагов своих. И воцарится тогда Вечная Ночь. Да будет так…».
Каждый день и каждую ночь ждала своего возлюбленного прекрасная дева. А он являлся ей лишь во снах, с глазами синими, с грустью взиравшими на дар её, укрытый стеклянным колпаком. «Отчего ты не идёшь ко мне?» — вопрошала она с тоскою. «Я не в силах…», — отвечал он ей в ответ. «А по что второй дар мой не вижу я? Где медальон, в котором запечатана любовь моя? Или не люб он тебе?» «Люб… Но забрали его глубокие снега, любовь моя…» «Не печалься, жар сердца моего! Я и без него отыщу тебя! Ты только дождись меня!» «Я дождусь, любовь моя…».
Краткое северное лето полыхнуло краткой жарой, и настало время жатвы и свадеб. И объявил Король Севера о свадьбе старшей дочери своей в последний день сбора урожая. Но вместо весёлых песен отзвучали в ту осень песни погребальные — бросилась невеста с башни вниз и разбилась о земь, обратившись в ручей. Зима, что пришла следом, была долгой и длилась не четыре месяца, а целых четыре года. И была тёмной и суровой, как самая непроглядная ночь. И заговорили тогда люди, что это Король Ночи пришёл в их земли за свою суженой и принёс с собой холод. Что в следующий раз придёт он с несметным войском своим и не будет тогда никому пощады. И стали ходить люди к башне и молить у ручья о защите, и требовать услать на север младшую из дочерей Короля Севера. Говорили, мол, есть дар любви, что приведёт её прямо к Королю Ночи. Повелел тогда Король Севера найти тот дар и изрубить его на куски. Да не ничего из того не вышло — искали медальон с розою синею средь хижин, лачуг и домов побогаче, да так и не нашли. И оставил тогда Король Севера свою башню, и начал возводить новый дом для своей семьи — на соседнем Винтерфелльском холме — со множеством башен, рвом и толстыми стенами. Спрятал он за ними оставшихся детей своих, убоясь волнений людских, что призывали отдать Королю Ночи сестру той, что полюбилась ему.
Годы прошли, и выросли на севере Стена и замок Винтерфелл. Но не остановить им Короля Ночи, когда закончится время, отпущенное ему Детьми Леса. Только любовь, подобная той, что породила его, повернёт время вспять — проснётся он от долгого сна, а воинство его упокоится. И запоют тогда птицы, и зажурчат ручьи, и распустится первый весенний лист в краю Вечной Зимы, и всё будет, как прежде — за зимою лето, а за летом зима — и всё в один год…».
— «Будешь жив, пока жива память твоя…», — прошептала Санса. Пальцы её, скользнув по цепочке, очертили розу, распустившуюся в серебре…
Постепенно всё вокруг окрасилось в багряные тона, оповещая о том, что снаружи наступил вечер, а из-за стенки стали прорываться приглушённые голоса, которые становились всё громче и громче:
Взрыв хохота потряс соседнюю комнату:
— Мне рассказывали, что когда Старковская голова с плеч слетела, Дик, как закричит: «Чё ж место-то пустует! Шея есть, а боле — ничего!» Ну и воткнул пику прям туда, отколь хребет торчал, а на неё волчью голову насадил! А голова-то зверюги тяжёлая, падает! Дык он её таво, на иглу ещё подцепил!
— Эх, я тоже того не видел! В чертоге был, где лорд Русе его мамашу-рыбу прирезал! Ну и кровищи было!
— Да, славная свадьба вышла! Весёлая!
— Красная! Эх, хорошие были деньки!
— Так сщас не хуже! Послужим славному королю Джоффри и его верному лорду Бейлишу! Он теперь — сила!
— Да брат, ты прав! Вот подарок в Красный Замок сведём, король его ещё пуще любить будет!
— Да, падок наш король на рыжих, что не говори!
— Я вот только одного в толк не возьму — как Мизинец с Севером всё решил? Говорят, что после его возвращения ни одного ходока не видели!
— Ловок, нечего сказать! Поговаривают, что он всё это затеял, чтоб королю Джоффри угодить, ну и нового Хранителя, лорда Русе, приручить.
— С него станется!
— Одним словом — ловкач!..
Чем гуще становились сумерки, тем громче были звуки, доносившиеся со всех сторон. Дом с красными занавесками наполнился говором и смехом, в которых потонули голоса за стеной.
Скользя пальцами по медальону, Санса бездумно прокручивала его на цепочке — вперёд-назад, вперёд-назад. А за наглухо зашторенными окнами таял отпущенный ей день.
