Дверь открывается и на пороге появляется целительница Джози Торн, лучащаяся доброжелательностью и готовая сказать мне, насколько сантиметров я теперь раскрылась. Мне казалось, что она мне понравилась, но теперь я понимаю, что испытываю к ней чистейшую и незамутненную ненависть. Я сижу на кровати, теперь так боль меньше чувствуется. Она ощупывает шейку матки.

— Восемь с половиной, — улыбается она. — Ты почти у цели.

Не знаю, чего она ждет от меня, что я спою Дикси или еще что-нибудь, но ей определенно кажется, что я должна быть счастлива. Мне же хочется плюнуть ей в лицо, но это может вызвать новые проблемы. Она снова уходит, говоря, что вернется через двадцать минут.

— Скоро, — уверенно говорит мама, — скоро все закончится.

— Я хочу, чтобы это случилось сейчас! — плачу я. — Акцио! Попробуй наложить Акцио! И он просто вылетит! С плацентой и всем остальным!

— Дорогая, не думаю, что это сработает, — говорит мама, а Джинни прикусывает губу, чтобы не рассмеяться. Но ведь может сработать. Интересно, пробовал ли кто-нибудь? Нельзя узнать, не попробовав, верно?

— Где моя палочка? — требую я.

— Ты оставила ее дома, — отвечает мама.

— И они не разрешают будущим мамочкам проносить палочки в палату, — говорит Джинни. — Кто знает, кого те могут убить, окажись у них в руках палочка.

У меня уже в списке человек двадцать, кого я готова убить к этому моменту, включая бесчувственного уборщика, который вошел, когда целительница Торн проверяла насколько сантиметров увеличилась матка с час назад. И, конечно же, сама целительница Торн тоже его ненадолго бы пережила.

— Как вы решились завести еще детей после всего этого? — кричу я от боли.

— Рон хотел мальчика, — пожимает плечами мама.

— Гарри хотел девочку, — отвечает Джинни. — На третий раз нам повезло.

Ну уж нет, если не дай Мерлин, Скорпиусу захочется мальчика, а родится девочка, то ей придется сменить чертов пол, но я никогда не пойду на это еще раз! Бабушка Молли делала это семь раз… семь! И дважды за день! Да она суперженщина. Никогда еще я не испытывала к ней большего уважения, чем сейчас. Время от времени она вместе с бабушкой Джейн заглядывают в палату, но не задерживаются надолго, потому что целительница Торн продолжает проверять меня.

Сорок минут спустя целительница Торн говорит, что у меня десять сантиметров. И пришло время тужиться.

— Я не готова тужиться! — кричу я, хотя при восьми сантиметрах я была уже более, чем готова к этому. — Мне нужен Скорпиус! Я не могу пока тужиться!

— Роза, ты не можешь дальше тянуть, — говорить мама. — Скорпиус скоро будет здесь!

— Ты ничего не знаешь! — плачу я, и слезы текут по щекам, и это не только от боли. Скорпиус должен быть здесь.

В этот момент дверь в коридор распахивается, и Скорпиус оказывается на пороге, упершись руками в колени и пытаясь отдышаться.

— Р-роза… я… только… узнал… и… прости… — он задыхается и хватает меня за руку.

— Это… хорошо… ты… здесь… сейчас, — выдыхаю я, пытаясь отдышаться.

— Я пойду, — произносит Джинни и уступает Скорпиусу место. Она хлопает его по плечу, прежде чем уйти.

— Может, мне тоже стоит уйти…

— Нет! — перебиваю я маму. — Мама… ты мне нужна!

Она берет меня за вторую руку. Теперь я могу тужиться.

*

Это какое-то безумие. Не могло оно случиться именно сейчас. Слишком рано. И у меня даже нет времени, чтобы подготовиться, когда…

— Хорошо, Роза, мне нужно, чтобы ты тужилась сейчас.

Я могу сделать это. Могу помочь ей тужиться. Глубокий вдох. Все в порядке. Будь сильным. Сильным, как Роза.

Она почти не кричит, когда тужится в первый раз, пот стекает по ее лицу, а рыжие волосы торчат в разные стороны, чего раньше я никогда не видел. Никогда еще я не любил ее больше, чем сейчас.

— У меня не получается! — кричит она после первого толчка. — Слишком больно, я не могу!

— Да, ты можешь, — тихо говорю ей на ухо, — ты можешь это сделать, я знаю, что можешь.

— Нет, я не смогу, — всхлипывает она.

— Ребенок показался, Роза, тебе нужно подтолкнуть! — торопливо говорит целительница.

— Я не могу тужиться… не могу…

И тогда меня осеняет. Я знаю, как помочь ей пройти через это! Это ведь очевидно!

— Да, ты права, ты не можешь.

Она шокировано смотрит на меня, как и ее мать. Даже целительница вытаращилась на меня. И все они думают, что я свихнулся.

— Что ты сказал? — шипит Роза. Должно быть я сошел с ума, сказав такое женщине, которая рожает.

— Ты не сможешь этого сделать, — пожимаю я плечами, — ставлю десять галлеонов, что ты не сможешь. Ты слишком мягкотелая. Подумай, даже твоя тетя Одри справилась.

Вот оно. Роза тужится. Кричит. И ей удается протолкнуть ребенка вперед.

— Вот и все, Роза! — восклицает целительница. — Уже показалась головка. Давай, еще чуть-чуть!

Головка моего ребенка. Какое облегчение. Я смотрю на мать моего ребенка, подарившую ему жизнь, и сразу же жалею, что сделал это. Так много крови, просто отвратительно. Розе повезло, ей не нужно на это смотреть. И я никогда не стану об этом ей рассказывать.

— Давай, Роза, еще раз, — говорю я ей, — докажи, что я ошибаюсь, детка.

Она тужится так сильно, как только может, кричит, стонет, ругается, обливается потом, а затем…

Крик новорожденного заполняет всю палату. Роза откидывается на подушку, изможденная и опустошенная, насквозь пропитанная потом. Гермиона плачет и целует дочь в лоб, а Роза шепчет:

— Я же говорила, что справлюсь…

— Поздравляю, — улыбается целительница, показывая ребенка, — у вас мальчик.

Вот это да.

Комментарий к Глава 34. Кровь, пот и слезы

*Крапивка — это розыгрыш, когда предплечье крепко обхватывается двумя руками, а затем ладони резко проворачиваются в разные стороны, чтобы растянуть кожу и заставить ее покраснеть. Сами помните, как все в детстве проходили через это)

========== Глава 35. Зови меня мамой ==========

Я падаю на кровать, совершенно измученная, слезы катятся по лицу, смешиваясь с потом. Невообразимая боль, к которой я, как казалось, уже привыкла, стала слабее, но вовсе не исчезла, и у меня такое чувство, что больше мне не придется летать на метле. На самом деле, я вообще не уверена, смогу ли когда-нибудь хотя бы просто сидеть на стуле. Мама целует меня в лоб и говорит, что ужасно гордится мной. Скорпиус же не сводит глаз с ребенка — моего ребенка — целительница Торн держит его на руках и, похоже, Малфой перестал даже дышать.

— Поздравляю, — говорит целительница Торн, — у вас мальчик.

Мальчик… у меня сын. У него десять пальцев на руках и столько же на ногах, и выглядит он совершенно здоровым. Целительница Торн позволяет Скорпиусу разрезать пуповину, очищает малыша, заворачивает в белое покрывало и протягивает мне. Он такой крошечный. Торн говорит, что он достаточно крупный, особенно для того, кто родился раньше срока, и веса в нем девять фунтов*. Но он такой маленький. И я боюсь, что могу что-нибудь ему сломать. Я хоть правильно его держу? Он больше не плачет и глаза у него закрыты. Как человек может быть таким маленьким, но причинять столько боли? Крики его стихли через несколько мгновений после того, как стенки матки перестали укрывать его от внешнего мира.

— Привет, малыш, — шепчу я ему. Интересно, узнает ли он мой голос? Может, мне бы стоило добавить в тон больше сарказма и наорать на Джеймса, тогда бы он почувствовал себя в знакомой обстановке. Понимаете, он, должно быть, слышал все, что говорилось вокруг за все месяцы беременности. Дерьмо, что касается Джеймса, я должна ему двадцать галлеонов.

— Он… он великолепен, — потрясенно шепчет Скорпиус. Я тоже в восторге. А еще я думала, что Скорпиусу удастся придумать нашему ребенку более подходящее имя, чем «великолепный», но полагаю, что это самое подходящее слово для него. Он великолепен.

— Он просто прекрасен, — шмыгает носом мама, наклоняясь, чтобы лучше рассмотреть его. — И он похож на тебя, Скорпиус.