– Эй, Роза!

Дело дрянь, это Лаура Фелпс. Какого черта ей нужно?

– Ты выронила вот это, – говорит она. Она держит в руках маленькую бумажку, а на ее лице застыла весьма нервирующая меня улыбка. Я выхватываю ее из рук Лауры ожидая, что это будет фото моего падения с метлы… но нет.

Это мое обследование.

– Э-это не мое, – быстро лгу я.

– Я видела, как это выпало из твоего кармана, – самодовольно говорит она, – мило. Выглядит похожим на тебя.

Я оглядываюсь вокруг, чтобы убедиться в том, что нас никто не подслушивает.

– Ты никому об этом не расскажешь, – спокойно произношу я, но я чувствую, это единственный способ которым я могу сейчас воспользоваться, – серьезно, я не шучу, Лаура.

– Конечно, я никому об этом не расскажу, – говорит она, но я чувствую фальшь в ее голосе. Продолжая усмехаться, она спрашивает: – Скажи, а кто папа?

Я стремительно убегаю от нее к кабинету трансфигурации. Она никому не скажет. Если я искренне в это верю, так почему же такая паника? Нет, она не скажет. И даже, если она все же расскажет, то кто ей поверит? Люди видят во мне гриффиндорскую старосту с отличными оценками. Учителя всегда говорят, что я очень похожа на маму. (А мама говорит, что я похожа на отца, когда совершаю что-то глупое. А такое случается довольно часто.)

Чанг хмурится из-за моего опоздания, поэтому я спешу к своему месту рядом с Доминик. К счастью, она не решила променять меня на своего драгоценного парня, ведь урок у нас вместе со Слизерином. Я не могу сосредоточиться на выполнении задания заданного нам профессором Чанг. Лаура Фелпс заходит в класс с опозданием, но она выдает настолько глупое оправдание о своем плохом самочувствии, что профессор Чанг даже не выгоняет ее! Жизнь не справедлива. Ал и Малфой сидят через проход от нас, поэтому я стараюсь не отрывать взгляда от доски до тех пор, пока наконец-то не раздаётся звон колокола. Дом прощается со мной и быстро подбегает к Малфою. И на том спасибо. Ты действительно лучшая. Опять же, я не могу рассказать все, да? Думается, все будет выглядеть так, словно я обманывала Дом с ее же парнем? Кто знает? Все что я знаю – я худшая кузина в мире.

– Ты идешь на обед, Рыжая? – спрашивает меня Ал, который тоже остался без своего лучшего друга.

– Ты действительно считаешь, что мне нравится подобное обращение? – саркастически спрашиваю я, следом за ним покидая класс.

– Ну, ты же не возражаешь, когда Джеймс зовет тебя Рыжей!

– Я понимаю. Но он старше и зовет меня Рыжей с тех пор, как научился говорить. А ты просто копируешь его обращение ко мне, – объясняю я.

– И то правда. Но если это тебя так раздражает, я буду стараться, – пожимает он плечами.

Я бью его по плечу.

– О, да ты сильна, особенно для такой мелкой девушки, – говорит он, потирая руку.

– Я не мелкая! – протестую я. – Просто ты очень высокий.

Джеймс уже обедает, когда мы спускаемся. Дом сидит за столом Слизерина с Малфоем, так что Альбус делает постное лицо и идет за стол Гриффиндора вместе со мной.

– Ой! Слизеринским шпионам – нет! – протестует Джеймс при виде Альбуса.

– Мне что, нечего делать, как только шпионить за тобой? – спокойно замечает Ал. – Мне не нужны тайны Гриффиндора, большое спасибо.

И братья, и факультеты начинают соревнование. Наверное, это выглядит странным, ведь Джеймс и Альбус капитаны двух самых конфликтующих факультетов в Хогвартсе. Удивительно, как им до сих пор удается оставаться в дружеских отношениях, даже после того, как мы обыгрываем Слизерин во время квиддичных матчей. Мы с Хью довольно плохо ладим, хоть и учимся на одном факультете!

– Эй, Альби!

Дженни Уинтерс направляется со стороны Рэйвенкловского стола к сидящему вместе с нами Альбусу, которого она теперь называет «Альби». Но видимо, у Ала нет возражений. Любовь странно влияет на людей. Но я все еще считаю, что «Скорпи» — это ужасно. Ал и Дженни сидят, обнявшись, и выглядят такими милыми, что мне даже тошно. Я перевожу взгляд на стол Слизерина, где Доминик и Малфой, видимо, копируют их позу. Меня сейчас стошнит.

Но больше всего меня расстраивает приход Лауры Фелпс в обеденный зал. Она все также совершенно невыносима, а ее улыбка меня выводит из себя, рождая в душе страстное желание ударить, но я не могу. Теперь я в ее полной власти и она это прекрасно осознает.

– Лаура! – восклицает Джеймс. – Как тебе понравилось это прекрасное январское утро?

Он встряхивает своими черными волосами, как всегда делает, желая произвести впечатление на девушек, и смотрит на Лауру огромными карими глазами, которые так похожи на глаза Джинни, когда та пугается. Пока я наблюдаю, как Джеймс охмуряет Лауру, замечаю несколько ревнивых взглядов со стороны группки третьекурсниц. Им, похоже, очень хочется ее убить. Может быть, мне тоже стоит вступить в фан-клуб моего кузена, чтобы иметь законные основания убить ее и перестать беспокоиться?

Сразу после обеда я встаю и, стараясь не привлекать внимания, прощаюсь с народом. Но Лаура замечает мои манипуляции, даже несмотря на то, что полностью увлечена моим идиотом-братцем.

– Ты уже уходишь? – сладко тянет она.

– Эм, да, – бормочу я, – у меня еще предостаточно домашней работы.

– Оу, постарайся не переутомляться слишком сильно. Ты же знаешь… в твоем-то состоянии.

Мне так хочется стереть с ее хорошенького личика эту самодовольную улыбку! Джеймс, как тебе может нравиться такая невыносимая сука? В любом случае, ее ехидные комментарии, похоже, никто не заметил. Может, все же надо было применить Обливиэйт?

Поднявшись в спальню, я обнаружила на подоконнике сову. К ее лапке было привязано письмо. Я поспешила открыть окно и впустить измученную птицу. Отвязать от ее лапы письмо было сущим наказанием, похоже, птица мне так и не простила, ведь я ее буквально выкинула из совятни в тот раз.

Роззи,

Я могу только догадываться, на что это было похоже. Виктуар была просто в восторге, когда писала Дом. Я собирался рассказать тебе все первой, но у меня совершенно не было свободной минуты. Я надеялся, что ты поймешь это. Ты же знаешь, что я не думаю о тебе, как о несмышлёном ребенке, как ты выразилась. Ты одна из самых близких моих друзей. Но ведешь себя совершенно по-детски. Я ведь отреагировал иначе, когда узнал о твоей беременности. И поверь, тогда у меня на языке вертелось слишком много такого, что, я бы тебя смертельно обидел, если бы высказал. Именно так — меня обидели твои циничные высказывания. Я уверен, что предстоящая свадьба будет самым счастливым днем в моей жизни. Не разрушай ее, ради меня.

Я надеюсь, что ты найдешь того, кто будет заботиться о тебе.

Тед.

Я разрываю письмо на мелкие кусочки и сжигаю их с помощью заклинания. Вот что я думаю об этом глупом письме. Если он не хочет «заботиться», мне глубоко на это наплевать. У меня предостаточно людей, которым я могу довериться, и я в нем не нуждаюсь. Он смеет думать, что гораздо лучше меня и что я ребенок? Тогда ему крупно не повезло. И он был слишком занят? Что это, черт возьми, такое? Мы никогда не были слишком заняты друг для друга! Ему что слишком некогда, чтобы сказать мне, чем же это ему приходиться заниматься?

Я не буду отвечать на его письмо. Ведь ему теперь действительно все равно, что со мной происходит. Я залезаю на кровать и сердито смотрю на колдографию, что висит в изголовье. Там изображены мои родители и дядя Гарри такими, какими они были на первом или втором курсе. Они выглядят очень счастливыми: улыбаются и машут мне с фотографии, понимая, как хрупок мир. Разве не странно, что даже при живом Волдеморте, жизнь была гораздо счастливее для родителей, чем сейчас?

*

Я просыпаюсь утром перед матчем «Гриффиндор против Слизерина» со знакомым чувством страха и тревоги под ложечкой. Слишком рано – я не могу увидеть будильник, но внутренне чувствую, что на улице еще темно, возможно только-только наступает рассвет. Я даже не пытаюсь вновь уснуть, ведь точно знаю, что это пустая трата времени и энергии. Не стоило вчера ложиться спать в семь вечера. Поэтому я встаю и принимаюсь ходить по комнате, пытаясь представить, как же пройдет сегодняшний матч.