Как назло из головы улетучились все мысли. Гермиона могла только смотреть ему в глаза и прижимать руки ко рту, как будто сдерживая удивленный возглас.

========== Часть 12 ==========

— Покайся.

Фигура, стоящая у открытого окна, чуть колышется на вечернем ветру, и от этого кажется, что гость — всего лишь призрак, не способный причинить вреда. Наверное, именно поэтому беседа о покаянии не пугает, а смешит.

— Огневиски? Сигару? — он расслабленно улыбается и протягивает стакан.

— Покаяние.

— Как хочешь. А я выпью. Тяжелый день, знаешь ли.

Он уже поднимает со столика бутылку, но пальцы вдруг сводит судорогой, и она падает на пол. Десятки осколков разлетаются во все стороны, а янтарный пятидесятилетний огневиски растекается уродливой лужей.

В легких становится слишком мало воздуха, зато запах крепкого алкоголя оказывается удушающим.

Дыхание спирает, легкие разрывает невыносимая боль, перед глазами все плывет, а в висках появляется сверлящая боль.

— Покайся.

Он понимает, что это не игра, не сон, не розыгрыш. Чудовище ждет. Пожалуй, даже слишком терпеливо, как для кровожадного монстра, каким его выставляет пресса.

— Ты — единственный, кто отказался от конвоиров и охранников, — каркает чудище. — Покайся.

Он жадно хватает ртом воздух и начинает тяжело кашлять — испарения алкоголя играют с ним злую шутку, от них становится только хуже. Кашель все тяжелеет, из легких будто вырываются тугие комки, и когда их наконец-то удается сплюнуть, они оказываются похожими на черную вязкую смолу.

— Покайся.

Получается только кивнуть — и в следующий миг он наконец-то делает вдох.

— Я покаюсь, — хрипло бормочет он.

Чудище разражается каркающим смехом. В глазах темнеет, и когда зрение возвращается, в комнате уже никого нет.

Он вздыхает и подходит к окну. Интересно, смогут ли авроры прихватить бутылку хотя бы десятилетнего огневиски?

***

— Это заклятие называется «Воин возмездия», — изрекла Гермиона. Малфой продолжал таращиться на нее, никак не реагируя на слова. Он был бледен и слаб после ночного приступа, что немного оправдывало такое вопиющее равнодушие.

— Тебе еще плохо? Или просто неинтересно? — Гермиона прищурилась.

— Мне хорошо, — пробормотал Малфой. — Прости, не слышал ни одного твоего слова. Может, если бы ты сидела немного по-другому…

Гермиона закашлялась. Она-то ничего особого в своей позе не находила, просто полулежа устроилась в кресле, закинув ноги на один подлокотник, а лопатками упершись во второй.

— Не поняла, что тебя не устраивает.

— Меня все устраивает, — медленно протянул Малфой, провел взглядом по ее ногам и улыбнулся так, что Гермионе вмиг стало некомфортно. Она отложила книгу, выпрямилась и подобрала ноги под себя.

— Ну вот, теперь придется разговаривать, — Малфой притворно закатил глаза. — Лишаешь больного человека эстетического удовольствия.

— Я тут для того, чтобы защищать тебя и расшифровывать книгу, а не ради эстетического удовольствия. И вообще, у тебя не дом, а чертова галерея. Ты не обделен эстетикой.

— Как раз наоборот. Ни одна из моих родственниц не демонстрирует ноги. Хотя бы потому, что это зрелище было бы довольно далеко от понятия красоты. А вот твои…

Гермиона вздохнула и подавила в себе желание продемонстрировать владение заклинанием Силенцио.

— Воин возмездия, — напомнила она, и Малфой вздохнул.

— Ты вообще не слышишь, что я комплимент пытаюсь сделать?

Гермиона подняла книгу повыше, полностью отгораживаясь ею от Малфоя. Она прекрасно все слышала, но никак не могла на это отреагировать. Душу разрывало сразу несколько чувств: замешательство и непонимание того, за каким дракклом Малфою вообще понадобилось делать ей комплименты; неловкость, связанная с собственной реакцией на них — радостью и трепетом; и, конечно же, ощущение неправильности и даже преступности такого положения вещей — со дня смерти Астории и недели не прошло.

— Ты говоришь, «Воин возмездия», — сдавленно проворчал Малфой. — Прости, что перебил.

— Да, — Гермиона закивала, словно Малфой мог это видеть. — Это заклинание, которое может сотворить только волшебник, который считает себя несправедливо обиженным, чья жизнь заметно ухудшилась из-за несправедливости. Тот, кто остро ощутил на себе смещение баланса сил.

— Тогда я вообще ничего не понимаю. Волдеморт повержен, и все Пожиратели вместе с ним, а Орден победил. Кому и зачем требовать еще большей справедливости?

— Но если волшебник заблуждается в своих размышлениях, у него не выйдет призвать воина. Сам говорил, это древняя магия, где взмахи палочкой мало что решают. Он бы не явился…

— То есть, ты хочешь сказать, что все эти люди заслуживали пыток?

— Я не хочу этого сказать. Книга хочет.

— Может, ты неправильно перевела?

— Посмотри сам, — Гермиона вскочила на ноги, пересекла комнату, сунула Малфою книгу и уселась на край кровати, скрестив руки на груди.

Малфой со вздохом уставился в книгу, и некоторое время переводил взгляд с пояснения к заклинанию на лист с ключом, который оставил им мистер Беркс.

— И снова прости, — Малфой, наконец, захлопнул книгу, откинулся на подушку и прикрыл глаза.

— За что на сей раз?

— Обвинил в том, что ты ошиблась в переводе.

— Ты что-то зачастил с извинениями, — Гермиона хихикнула. — Уж не собираешься ли ты принять условия Ворона? Если мне не изменяет память, вас трое осталось.

— Флинт, миссис Роули и я, — Малфой кивнул. — Но не думаю, что он до меня доберется. Ты ведь перевела заклинание, сейчас узнаешь, как его снять, и я буду в безопасности.

— Драко!

Дверь распахнулась. На пороге комнаты стояла миссис Малфой, одетая во все черное.

— Что? Уже сегодня? — Малфой встрепенулся.

— Да. Спуститесь в гостиную. Перкинс может выйти на связь, пока меня не будет. Конечно, я могу оставить одного из эльфов дежурить у камина, так что я не настаиваю.

— Мы спустимся, — ответила за двоих Гермиона. — В гостиной есть диван, на котором Драко сможет лежать с не меньшим комфортом.

— И кресло, в котором ты сможешь читать, — добавил Малфой и подмигнул. Гермиона поджала губы и поднялась.

— Не заставляй меня ждать, — бросила она. Малфой завозился, соскользнул с кровати и одернул домашние штаны.

— Прости, мама, — буркнул он. — Передай Гринграссам мои извинения и соболезнования.

Нарцисса кивнула и вышла из комнаты.

— На самом деле ты тоже мог туда пойти, — произнесла Гермиона, когда они шли по коридору. — Конечно, в моем сопровождении и, возможно, пришлось бы задействовать еще кого-то из ребят, но мы вполне могли продавить Перкинса.

Малфой молчал.

— Если бы захотел, — добавила она и осеклась, пораженная догадкой.

— Я не хотел, — отрезал Малфой, подтверждая невысказанное предположение. — Особенно с тобой.

— Да уж, появиться с грязнокровкой в высоком обществе было бы убийственно для твоей репутации, — фыркнула Гермиона.

— Нет. Я считаю бестактным изображать скорбь по несостоявшейся невесте в присутствии женщины, которая завладела моими мыслями, но даже не думает о том, чтобы обратить на меня внимание, не говоря уж о взаимности.

Гермиона закашлялась.

— Ты ведь не всерьез это говоришь?

Молчание Малфоя пугало. Кажется, он все же не шутил.

И это было поистине ужасно.

Не то, что Малфой обратил на нее внимание, думал о ней, возможно, даже строил какие-то планы — с этим как раз все было предельно ясно и от самой Гермионы никак не зависело.

Ужас состоял в том, что ей нечего было ответить. Ничего, кроме жалости, Малфой не вызывал.

Слава Мерлину, он молчал и не требовал ответа.

— Я все-таки не понимаю, — произнес Малфой, когда они вошли в гостиную. — Ты расшифровала заклинание. Это хорошо. Что собираешься дальше с этим делать? Как искать того, кто призвал этого… Эту сущность?

— Вот сейчас и узнаем, — пробормотала Гермиона и опустилась на пуф у камина. Однако, не успела она потянуться к горшочку с Летучим Порохом, как зеленое пламя вспыхнуло само собой.