— Да. Мне не терпится даже больше, чем тебе, — я смеюсь, понимая все её чувства по поводу предстоящего события.
— Мне даже не верится, что время пролетело так быстро, — я наблюдаю за тем, как аккуратно она кладет аппетитную яичницу на белую тарелку и от этого вида всё-таки ощущаю скребущий голод, — Вроде только недавно всё сгорело и сорвало все мои планы, — картинка обугленных декораций всплывает перед глазами, заставляя меня передернуться.
Яичница, оказавшаяся передо мной, дразнила меня всем своим видом, поэтому, не удержавшись, я проткнула вилкой желток и наблюдала за тем, как он растекается по тарелке.
— Честно говоря, я и сама не думала, что ты и Чонгук так быстро справитесь. Но вы превысили все мои ожидания, — мама берет ещё одну тарелку и представляет ее под струю тёплой воды, — Всё ещё не сказала отцу о Чонгуке?
— Ты же понимаешь, что нет. Он же на дух его не переносит.
Меня совсем не грела мысль о том, что отец терпеть не может Чонгука и испытывает к нему отторжение, при этом не дав ни единого шанса доказать обратное. И тошно было от того, что сама же успела внести долю негатива в его и без того предвзятое отношение к Чонгуку. Но несмотря на все сложившиеся обстоятельства, мне плевать хотелось на то, что думал отец. Наверное, в первый раз за такое долгое время, которое я только и делала, что подчинялась чужим представлениям о мире. В том числе, и представлениям о парнях. Какой чёрт меня укусил, когда я слепо бегала за ЧонСоком, который в упор меня не видел? Жила выработанным моим отцом образом хорошего парня?
— Разве не ты говорила ему, что Чонгук — осёл, который смотрит на всех с высока?
Совесть никогда не приходит вовремя и в итоге издевается надо мной без всякого спроса, прямо как и сейчас. Утыкаюсь лбом в стол, переплетая пальцы на затылке.
— Может ещё напомнишь о чём нибудь, что и без того меня грызёт? — пробурчала я.
— Я просто подготавливаю тебя к гневной тираде.
— Может ты задобришь его? — прошу я.
— Не думаю, что у кого-то из нас может получиться после того, как он узнал, что Чонгук расставляет товар по полкам, — с тонкой иронией произносит мама, заставляя меня вскинуть голову вверх и уставиться на неё удивлёнными глазами.
— Чего?
— То есть, ты в первые об этом слышишь, — звучит больше как утверждение, нежели вопрос.
Пытаюсь вспомнить хотя бы одно упоминание Чонгука о его работе, но кроме импульсивных школьных выходок ничего не желало приходить на ум. В конечном итоге признаю, что в его словах не проскользнуло и тени намёка на что-то подобное. Но должна ли я обижаться на это? Определённо нет, хоть и чувствую себя неприятно.
— Даже если это и так, что с того? — морщусь я, — Это на что-то влияет?
— На отца — да.
— И на тебя? — резко задаю вопрос я, на самом деле желая услышать отрицательный ответ.
— Лиён, я просто считаю, что это — не твой предел.
— «Это», — нервный смешок непроизвольно вырывается изо рта.
— Не злись на меня за то, что я не вижу тебя рядом с хулиганом.
— Ты серьезно считаешь, что будь он тем пустоголовым придурком, каким я сгоряча его описывала, то мы были бы вместе? Это же чушь.
— Дочь, дело не в том, как ты его описывала, и не в том, где он работает, — мягко проговаривает мама, кладя тарелку на полку для сушки посуды, — А в том, что такие как он, — быстро перегорают. Я не хочу, чтобы тебе сделали больно, — её слова неожиданно сильно бьют по груди, и я неосознанно стискиваю руку в кулак, оставляя видимые следы полумесяцев на ладони. Мне хочется убежать, лишь бы не слышать маму, её мнение, больно жалящее в сердце. Мне не хотелось принимать то, что это вгрызлось в мою уверенность в Чонгуке, нанося по ней ощутимый удар.
— Лучше бы тебя просто бесило место его работы, — я сглатываю, тихо проговаривая первое, что приходит на ум. От чего-то захотелось заплакать и превратиться в черепаху, чтобы в случае чего спрятаться в панцире от всей жестокости мира, — Мысль о том, что ты считаешь меня очередной игрушкой Чонгука, не сильно мне импонирует.
Мама вздыхает и смотрит на меня укоризненно.
— Во-первых, меня нисколько не бесит его работа. Хотя вопрос о его будущем меня тоже немало волнует, — она вытирает руки о полотенце и поворачивается ко мне всем корпусом, вглядываясь в моё раздосадованное лицо. Я не знала, в чем она хотела убедиться, сверля меня своим взглядом, и впрочем, мне было всё равно. Мама не хотела чтобы мне было больно, но странно, что я уже чувствовала эту боль, — А во-вторых, ты искажаешь мои слова.
— То есть, слова, что он типа «быстро перегорает», можно интерпретировать по-другому?
— Я просто не хочу, чтобы Чонгук как-то навредил тебе. А ведёт он себя так, словно спокойно может это сделать.
— Ты так странно говоришь об этом. Ты ведь ничего не знаешь о том, какой он, — я свожу брови к переносице, чуть ли не стискивая челюсть от тяжести непрошеной обиды.
— Пока что мне хватает того, что я уже знаю, — мама облокачивается рукой о столешницу, явно чувствуя такой же острый дискомфорт от темы разговора, — Пойми, Лиён, я не запрещаю тебе встречаться с Чонгуком. Но нельзя настолько растворяться в человеке, чтобы терять голову и вести себя, мягко говоря, неподобающе, — знаю, что она припоминает мне про недавнюю вечеринку, но я уже даже стыда не чувствовала из-за той степени сопротивления, которое я испытывала по отношению к родителям.
— Я поняла, — отрезаю я все возможные попытки продолжить разговор и встаю из-за стола, больше не чувствуя голода. Прохожу мимо мамы, сталкиваясь с отцом прямо у входа на кухню. Хотелось поскорее убраться от давящей атмосферы и скрыться в своей комнате, в надежде, что хотя бы там она не достанет меня.
— Ты уже позавтракала? — слышу ласковый голос папы за спиной, когда аккуратно обхожу его стороной и направляюсь к лестнице. Та степень раздражения, которую я испытывала на тот момент, не позволяла мне какого-то ласкового ответа.
— Нет.
— Почему?
— Аппетита нет, — холодным голосом бросаю я, преодолевая ступени. Стук двери в комнату словно отрезвляет, отделяет меня от всего мира.
Вижу белую ткань платья через щель в чехле и слезы непроизвольно начинают течь из глаз, оставляя горячие дорожки. В груди жгло, словно что-то пыталось вырваться наружу. В горле тоже. Бессильно облокотившись на холодную стену, я прижала руку к груди, чувствуя, как тело пробирает маленькая дрожь. Удивляюсь тому, сколько сил из меня сумел высосать маленький разговор.
Вибрирующий телефон выводит меня из прострации. Не спеша подойдя к кровати, я вижу имя подруги на экране, и прежде чем ответить, вспоминаю о том, что должна была продумать систему выбора короля и королевы бала до конца вместе с Джиён. Провожу ладонью по щекам, смахивая слёзы, и ненароком задумываюсь о словах матери. Возможно я и правда утонула в Чонгуке, не видя ничего дальше своего носа. И что самое характерное, не испытывала из-за этого и капли сожаления.
***
Есть такой странный сдвиг, когда после нескольких выкуренных сигарет затуманенным взглядом смотришь на закат, выцепляя каждый цвет по отдельности и представляя, что можешь выпить эти разноцветные облака из какого-нибудь безвкусно оформленного бумажного стакана. Эта смесь малинового и фиолетового цветов напоминает ягодный напиток из кафе, где работает мать. Смотрю, как дым, вышедший изо рта, рассеивается на ветру, оставляя после себя неприятный запах в салоне автомобиля. Снова представляю, как тону в солнечном океане, обретая другую реальность, как выпиваю это чёртово облако. От резко пришедшей на ум мысли, неожиданно даже для самого себя натягиваю еле заметную улыбку, подавляя желание показать уходящему солнцу средний палец. В пучине дней, где смешиваются секунды, дни и года, я урвал такое же разноцветное облако, с каждым глотком которого мне вспоминаются все радости и счастье жизни, в которых я чувствовал себя живым.
Лиён. Это имя крутится каждый день в моей голове. Каждую ночь, закрывая глаза, я думаю о ней. Когда я начал задумываться о небе и солнце, ассоциируя их с ней, при этом раз за разом закуривая сигарету или новенький косяк? Наверное, с первого гребаного взгляда, когда в готов был к чертям разорвать тот глупый плакат, из-за которого люди, как муравьи, толпились рядом с моим шкафчиком и лишали меня возможности насладиться минутным одиночеством.