Впрочем, тишиной и покоем наслаждалась я не долго.

Не успела я вытереть рот салфеткой, как мой провожатый сообщил:

– Нас ждут в кабинете доджа. Пойдем. Он хочет с тобой побеседовать.

Что ж, побеседовать нам, судя по всему, и правда было необходимо.

Посему я молча встала из-за стола. Молча отнесла посуду в посудомоечную. И молча последовала за неорганом по очередному лабиринту лестниц и переходов.

Теперь уже в директорский кабинет.

Наверное, нет смысла говорить о том, что мы вновь отправились в путь по многочисленным коридорам?

Лично меня это не удивило.

Я уже поняла, что лабиринт является фишкой данной архитектуры. Те же клубки, которые мне подбрасывали Звездочеты, по сути, только масштабирование покрупнее будет.

Наконец, преодолев старинную деревянную лестницу, мы спустились вниз. По моим прикидкам, так на нулевой этаж.

И отправились вперед по длинному, белоснежному коридору к единственной маячившей впереди двери, выполненной из коричневого дерева. Простой. Без орнамента. И судя по всему, очень старой.

Едва мы притормозили около нее, как одна из глухих створок приоткрылась, и док, умудрившийся нас обогнать, распахнул ее в молчаливом приглашении войти, тут же отступая вглубь кабинета.

Я бросила быстрый взгляд назад, оценивая млечную белизну пустого коридора.

И поняла, что не верю в нее. Уверена, что за кажущейся гладкостью стен скрывалась не одна дверь. Просто пригласили нас именно в эту.

Мрак и полутьма кабинета доджа, освещенного лишь небольшой настольной лампой, резко контрастировали со светящейся, слегка слепящей глаза белизной коридора. Отчего несколько терялась ориентация в пространстве. Да и разглядеть собравшихся было непросто.

Правда, не для катанианки.

Впрочем, никаких эмоций по этому поводу я демонстрировать не стала. Ну, пришли и пришли. Там светло, тут темно. И что? Да ничего. Просто данность.

Поэтому вошла и остановилась, сделав полшажочка вбок.

Молча. Выжидательно глядя перед собой.

Отметив тем не менее, что, кроме уже знакомых мне действующих лиц, в кабинете, в широком кресле, стоящем рядом со столом доджа, сидел еще один неорган.

Иссиня-черная кожа, гладкая, словно шелк. Змеевидные отростки, заменяющие волосы, на гордо вскинутой голове. Узкие, заходящие на виски прорези глаз под густыми, шевелящимися, увенчанными на концах шарообразными утолщениями выростами, служащими ему ресницами. И чуть скучающий цепкий взгляд ярко-желтых глаз, направленный на меня.

Впрочем, около восьми осьминожьих щупалец, служащих амфибии ногами, лежали, обвившись вокруг старинного кресла, спокойно, что являлось двояким признаком и было, с одной стороны, демонстрацией спокойствия, а с другой – показателем напряженного ожидания и готовности к действию.

И действовать он был намерен явно в отношении моей скромной персоны. Что, в свою очередь, несколько настораживало меня, как возможный объект предполагаемых действий.

Да. Настораживало. Но не слишком.

Пока что нападать на меня никто не собирался.

Потому я стояла, чуть расслабившись, выжидательно уставившись куда-то прямо, сквозь свет лампы, скрывающей от меня собственно директора этого заведения, и стараясь сделать взгляд понаивнее, так, на всякий случай, кося под дурочку.

Тем более что сам кабинет и его обитателей я уже успела осмотреть.

В принципе ничего особенного.

Брутальный старинный стол красного дерева. Сидящий за ним в кожаном офисном кресле додж. Справа от него пребывал в широком, старинном кресле осьминогоподобный тип. Слева, сложив руки на груди и прислонившись к подоконнику, замер доктор. Рядом со мной стоял змеевидный неорган. Он же мой куратор.

Толстый ковер на деревянном паркетном полу. Картины в позолоченных рамах, висящие на стенах, за креслом директора. Книжные шкафы вдоль стен. Сводчатый расписной потолок. Деревянное колесо – люстра – под этим потолком.

И, на мой взгляд, здесь явно имелись и скрытые от посторонних глаз стеллажи и двери.

Одним словом, все в рамках нормального интерьера старинного учебного заведения, пусть и базирующегося в отнюдь не старинном здании.

Да и это не вопрос. Бывает.

«А почему оно тут так бывает? Это я выясню попозже», – решила я, с любопытством рассматривая орнамент на потолке.

Надо же ведь было чем-то заняться, пока взрослые дяди играли в молчанку с семилетней девчонкой.

Ну, если они мне таким образом давили на нервы, то зря. Я-то эти самые нервы давлю лучше всех их вместе взятых. Ни одна блохастая псина с такой скоростью блох не ловит, ни один винодел так тщательно не давит виноград, как я – чужие нервные клетки.

Но собравшиеся в этой комнате об этом не знали, иначе не устроили бы весь этот театр с висящим в воздухе молчаньем, со светом, бьющим в глаза… В глаза, привыкшие к Голубому Солнцу, хочу заметить.

Это улыбало.

Но я же не буду им говорить об этом. Я, по своей врожденной скромности, умолчу о некоторых особенностях своей личности.

Потому просто стояла, молча осматриваясь в кабинете.

Наконец додж прервал затянувшуюся паузу:

– Значит, девочка, ты утверждаешь, что тебя насильно отправили сюда? – с присутствием в тоне некоторой доли скептицизма, спросил он.

– Да, – коротко подтвердила я, глядя на собравшихся чуть исподлобья.

– То есть ты заявляешь о том, что Военный Целитель выстрелил в тебя дротиком с транквилизатором и поместил в капсулу, отправив сюда? – вновь слегка недоверчиво уточнил додж.

– Да, – так же коротко ответила я, отмечая про себя незначительное увеличение вибрации в его голосе после моего ответа.

– И ты ничего не знала о том, что за твое обучение внесена полная оплата? Что оно оформлено надлежащим образом? – почти равнодушно попросил прояснить этот момент директор школы.

– Не знала, – подтвердила я.

Додж побарабанил пальцами по столу, кинув короткий взгляд в сторону врача.

– В ее крови обнаружены следы транквилизатора. А на теле присутствует след от укола, – лирическим тенором, правда, без единой эмоции в голосе, отозвался тот.

В комнате вновь воцарилось несколько натянутое молчание.

Наконец осьминогий тип нарушил его, произнеся горловым баритональным тенором:

– Как тебя звали на Кате?

«Вау! – отметила я про себя. – Шали им и об этом поведал?»

И ничуть не смущаясь, сообщила собравшимся:

– Рафика Серра Эль Грей из Оазиса Красных Песков, затем Рафика Эстер – Эллоэйя Аракс – Шарэди, по версии Гатилайи.

Просто отрапортовала, можно сказать.

После чего в директорском кабинете вновь воцарилась тишина.

Осьминогий свернул и развернул щупальца, додж опять начал пытаться сотворить из стола барабан, куратор изобразил пару волнообразных движений туловищем.

И тут раздался знакомый голос Амфибии, прошипевший чуть раздраженно:

– К какой когорте у Диких ты относишься?

– Дагара. Группа Тао, – отозвалась я, косясь на провал в стене, откуда и показался мой встречающий.

О том, что, пожалуй, отношусь еще и к Звездочетам, я решила не распространяться, помня о реакции Кохэна на мои слова. Не стоило накалять обстановку. Она и так была неоднозначной.

Додж сверкнул на меня глазами.

– Мы уточним этот вопрос у Диких, девочка. Но нарушать покой Дагара ночью я не стану, – сквозь сжатые челюсти проскрипел он.

– А у вас это и не получится, – отмахнулась я от него.

И отметив общее сверкание глаз неорганов, явно пытающихся возмутиться моей бесцеремонности, взмахнув ресницами и слегка потупившись, сообщила им, придав голосу чуток наивности:

– Они в рейде. А у других я бы не стала расспрашивать.

И пристально посмотрев в глаза Осьминогому, жестко добавила:

– Я не знаю, сам ли Целитель это проделал или были еще желающие отправить меня сюда, но я и сама хочу побеседовать на эту тему с Дагаром.

Неорганы коротко переглянулись, оценивающе осмотрев меня с головы до ног, после чего додж приказал моему куратору: