- А вот.
Стас извлек из-за спины большую коробку ее любимого торта-мороженного. Как он умудрился все это унести всего в двух руках, она даже и не думала, а просто взвилась с кресла и кинулась ему на шею...
- Стась! Это просто ме-ечта! Ты меня избалуешь.
Он рассмеялся (самую малость натужно или ей снова показалось?)...
- А то! Я такой, да. Люблю баловать Лесных Феек. Ладно, сядь пока, надо чай делать.
Олеся снова свернулась в кресле и стала в который уже раз с благоговением наблюдать, как Стас священнодействует в своей стихии.
Чайник был по всем правилам ошпарен крутым кипятком, при этом ни одной капли не пролилось на стол. Одну за другой Стас ловко подцеплял ложечкой крышки деревянных коробков, сыпал в чайник точно отмеренную дозу душистого травяного настоя. Мята, жасмин, зверобой, какие-то восточные травки... руки Стаса так и мелькали, и он, как всегда, умудрился ничего не просыпать, не уронить и не испачкать.
- ...и вот представляешь... я освободила день, не без труда, заметь, чего мне это стоило! А он звонит и говорит - извини, крошка, не могу сегодня. Как всегда... проверка то, проверка се... На моей памяти шестая уже. И надо же было именно Восьмого марта! В мой праздник.
За все время продолжительного и весьма, надо сказать, экспрессивного монолога, Стас не проронил ни слова, лишь кивал в нужных местах и улыбался. Когда Олеся замолчала, он протянул ей на блюдечке очередной кусок подтаявшего уже торта, и спросил...
- Тебя это до сих пор напрягает?
Олеся хотела было выпалить... "да", но, прислушавшись к себе, обнаружила, что давно уже не сердится на Рудика, да и стоит ли он того, чтобы на него сердиться? Ну, не встретились, ну и что?
Потащил бы он ее в какой-нибудь новомодный ресторан, где пришлось бы слушать его плоские шутки и натужно восхищаться оригинальностью блюд. Да-да, акульи плавники в соусе из кипяченых медуз особенно удались сегодня... Тьфу!
Зато есть вот этот вечер, есть Стас, чай, мороженное, сто лет знакомая, давным-давно ставшая родной студия и снег за окном.
- Да нет, - абсолютно искренне ответила она, - уже нет. Словно, как только приехала к тебе, все отрезало. Ты как всегда меня спас, Стаська... Спасибо.
- Ну уж, - он смущенно потупился. - Спа-ас... скажешь тоже.
Совершенно кошачьим движением, чудом не задев стоявший на краю поднос, Стас выскользнул из-за стола, подхватил чайник.
- Еще будешь?
- Стас, - вдруг совершенно неожиданно спросила Олеся, - а можно я у тебя переночую сегодня? Совершенно неохота домой ехать.
Девять лет она собиралась задать этот вопрос и вот, наконец, решилась. Стас замер на пороге кухни с чайником в руке. Когда он обернулся, Олеся даже вздрогнула... такое у него было странное выражение лица. Будто какая-то давняя мука исказила привычные черты.
- Да, конечно, - тихо ответил он. - Ключи я оставлю, покажу, как дверь закрывать.
- А ты что - уезжаешь?
Неужели и он не лучше Рудика? Да нет, не может быть. Здесь что-то другое.
Стас грустно кивнул головой.
- Я уже давно должен был... И так задержался.
Как-то у него это получилось... значительно, что ли? Словно не на один вечер уехать собрался, а вообще - на край света эмигрировать. Стоп! А если и правда...
- Из-за меня?
- Ну, можно сказать и так. Только ты не бери в голову, - заторопился он, пытаясь ее успокоить, - понимаешь, так положено, но я просто немного просрочил время и...
- Какое время, Стас? Ты о чем?
Несколько минут он молчал. И когда напряжение стало совсем уж невыносимым, Стас поставил чайник на пол и, открыв шкаф, принялся рыться в каких-то бумагах.
- А, вот она. Знаешь, - Стас обернулся к ней. - У меня есть для тебя подарок. Вроде, как на Восьмое марта. Видишь ли, я хотел, чтобы он напоминал обо мне...
- Господи, Стас! Да что происходит? Куда ты собрался? Я никуда тебя...
Он предостерегающе поднял ладонь.
- Тссс... Помнишь тогда, в пятом классе я нарисовал твой портрет?
Олеся удивилась...
- Да! Я почему-то сегодня тоже про него вспоминала...
- Ты тогда еще обиделась и порвала его. У меня теперь есть замена.
И Стас протянул ей большую белую папку. Внутри лежала лишь одна студийная фотография.
Зато какая! Олеся припомнила... он снимал ее на прошлом дне рождения. Она тогда была в черной облегающей водолазке и черных же джинсах, в Стасе немедленно проснулся фотограф, он чуть ли не силой усадил ее на подиум так называлось небольшое возвышение вон в том углу студии, где Стас обычно фотографировал.
Он тогда ее замучил - долго ставил свет, подбирал объектив, пленку...
Но теперь понятно было, что не зря. На снимке - таинственная черная фигура с развивающимися волосами, проступала из полумрака, загадочно улыбаясь. Настоящая Лесная Фея, она сама, Олеся.
- Ох, Стась, это здорово, но...
- Теперь рвать не будешь?
Олеся подняла на него глаза.
- Стаська, а тебе так уж надо уходить, а? Останься со мной...
- Я бы очень хотел. Но нельзя - я и так уж все сроки пропустил... Двадцать пять лет тебе когда было?
Не понимая причем здесь ее прошлый день рождения, да и не собираясь даже задумываться, Олеся зажмурилась и выпалила...
- Ну, как же я буду без тебя, Стаська? Я же люблю тебя!
Стас вздрогнул, молчал целую минуту, а потом задал абсолютно идиотский вопрос...
- Ты уверена?
Потом замотал головой...
- Нет-нет, не отвечай! Чего это я, глупости всякие несу, не слушай меня...
- Стаська, я... я давно уже уверена. Просто боялась тебе сказать.
- Господи, Феюшка, да почему?
- Ну, ты так давно со мной... со всеми своими тайнами и неприятностями я же к тебе бегала. Я для тебя, как открытая книга. Да и, наверное, неинтересная уже - кому нужна девушка без тайны!
Стас взял ее руку в свои, поднес к губам.
- Ты сама это сказала.
- Что?
- Что любишь меня.
- Да, конечно...
- Не раскаешься?
- Нет, Стаська, конечно, нет! Только ты, - Олеся вцепилась в его ладонь, - не уходи сегодня, хорошо?
- Нет-нет, теперь не уйду. Я же... - Стас говорил спокойно, уверенно, от былой настороженности не осталось и следа. - Куда же я теперь от тебя денусь.
Он присел на корточки перед креслом, поерзал, устраиваясь поудобнее... и вдруг случайно задел плечом столик. Чашка, жалобно звякнув, скатилась на ковер - хорошо не разбилась.
И Стас, и Олеся, не сговариваясь удивленно уставились на нее.
- Господи, Стась! - испуганно воскликнула она. - Ты же никогда не...
Он ласково обнял ее за плечи и посмотрел прямо в глаза. Улыбнулся уголком губ.
- Ничего. Теперь уже ничего. Вот странно, - добавил он через несколько секунд совсем другим голосом, в котором, казалось, не осталось и следа недавней грусти. - А я думал, что Восьмого марта подарки принято делать только женщинам.
А за окном кружась в теплом мартовском воздухе все падали и падали снежинки. Сплошная белая пелена укрывала недавнюю неряшливую мешанину, и всем было ясно, что уже к вечеру от утренней грязи не останется и следа.
