- Сегодня мы будем рисовать портрет.
И когда с первой парты резонно спросили... "чей?", Альберт Юрьевич, словно только и ждал этого вопроса, ответил...
- Соседа по парте. Будем рисовать друг друга. Но показывать тому, кого рисуешь, нельзя, а то будет неинтересно. А как будет готово - сразу сдавайте мне.
- И мы так себя и не увидим? - огорчился кто из девчонок.
- Увидите, - улыбнулся "Алик". - Обязательно увидите. Лучшие портреты на следующем уроке я вывешу на доску, и мы все вместе попытаемся угадать, кто же на них нарисован.
Идея классу понравилась. Стулья выставили в проход между партами так, чтобы соседи оказались друг напротив друга, Альберт Юрьевич раздал бумагу - и понеслась. Стас тогда всю ее измучил - повернись, подними голову, улыбнись, не дергайся... Олеся надеялась, что выйдет нечто совсем уж шедевральное. И с нетерпением ждала следующего занятия. Но изо по расписанию было только раз в неделю, а терпения с каждым днем оставалось все меньше... она чуть не довела несчастного Стаса до белого каления, требуя описать, что же он там такое изобразил. Он только загадочно улыбался... "увидишь".
Увидела. Лучше б не видела, в самом деле - хорошо сил хватило не расплакаться.
Кто из нас, положа руку на сердце, может честно сказать, что в двенадцать лет умел хорошо рисовать? Никто, кроме разве что единиц, из породы будущих гениев, с рождения наделенных немерянным талантом. Только такие обычно не учатся в простых школах, они с первого класса нацелены на художественные салоны и персональные выставки. Стас, конечно, ничем таким не выделялся. И понимая это, он, чтобы добиться максимальной похожести, старательно перерисовал все мельчайшие черточки ее лица. Ну, и естественно, все родинки, прыщики и даже зияющую дырку на месте выпавшего недавно молочного зуба.
Ужас! Вышло как в песне - "я помню все твои трещинки, а-а-а..." Конечно, ее сразу узнали...
- Смотрите, а это Олеська! Ну, точно!
Много позже она поняла, что Стас и в мыслях не имел ее обидеть. Просто он не понимал еще тогда, что женщину никогда не следует изображать такой, какой она есть на самом деле. Ведь, если разобраться, портрет - это тоже своего рода комплимент...
Олеся в расстроенных чувствах сорвала рисунок, раздраконила его на мелкие кусочки и две недели потом со Стасом не разговаривала. Бедняга не понимал за что ему такое наказание, то и дело пытался помириться, но Олеся оставалась непреклонна. Лишь когда Стас пообещал ей, что вырастет, станет художником и нарисует сто тысяч ее портретов в миллион раз лучше первого, она снизошла. С тех пор они не ссорились никогда.
А художником Стас таки стал. Правда, не настоящим, а фотохудожником, но обещание свое неуклонно выполнял... у Олеси уже три альбома были забиты своими собственными студийными фотографиями. На них она получалась то загадочной, то соблазнительной, то неприступной, но всегда - это приходилось признать - всегда лучше оригинала. Стас не подвел. Как обычно.
Водитель попался культурный... поздравил с праздником, пожелал "такой красивой, только почему-то грустной девушке" больше веселья и любви. Хотел даже денег не брать, Олеся насилу его уговорила.
К началу марта, как всегда, погоду развезло, и машина медленно тащилась по отвратительной серой каше из снега и грязи. Сверху сыпалась какая-то противная холодная крупа, залепляя стекла, и лишь приветливые огоньки праздничных витрин из последних сил пытались удержать стремительно ухудшающееся настроение.
Тренькнул мобильник.
- Олеська? - голос Стаса был деловит. - Я уже дома. Ждем.
- О-о, вас много? Кто это с тобой?
- Ой-ой, сколько подозрительности! МЫ ждем. Я и сюрприз, - он рассмеялся, - торопись, а то сам съем.
На душе чуть потеплело. Господи, Стаська, хорошо, что ты есть у меня!
Водитель оглянулся, кивнул на мобильник, который Олеся все еще сжимала в руке...
- Ждет?
Как-то у него это получилось... по-дружески. Олесе даже не пришло в голову возмутиться... "не твое дело!", наоборот она улыбнулась, ответила...
- Ага. Говорит... вдвоем ждут - он и сюрприз. А первый второго скоро съест.
- О! - Водитель картинно нахмурился. - Это плохо. Тогда нам стоит поторопиться.
На мгновение Олесе показалось, что за рулем сидит Стас. Такая же легкая ирония в словах, вечное дружелюбие и это вот ловкое, без лишних движений, управление машиной.
Правда, Стас водить автомобиль категорически отказывался. Говорил боюсь, мол. Над ним только смеялись. Вообще, у Стаса была одна интересная особенность... он словно имел какую-то неведомую власть над вещами. Они подчинялись ему беспрекословно. У него НИКОГДА не билась посуда, не ломалась ступенька под ногами, его ни разу в жизни не било током, карточки метро и банкомата даже и не думали взбрыкнуть и застрять где-то в механических глубинах.
Стас не любил компьютеры и очень редко работал с ними, но после одной такой попытки знакомый программист рассказал совершенно фантастическую вещь. Будто бы Стас по ошибке сел за давным-давно сломанную машину, до которой у ремонтников все никак не доходили руки, спокойно сделал все, что ему было нужно, поблагодарил ребят и ушел. Больше никому оживить компьютер так и не удалось, даже умельцам из службы гарантийного сервиса.
Когда Стас щелкал пальцем по сигаретной пачке - он курил только "ЭлЭм" - наружу вылезала именно одна сигарета, а не три-пять, как обычно. Или две, если Стас собирался кого-то угостить.
Интересно было наблюдать, как он режет хлеб, - самые свежие и мягкие батоны никогда не крошились, а куски получались не толстые и не тонкие, в самый раз.
Поначалу Олеся удивлялась, да и не она одна. Многие замечали.
- Как это у тебя получается?
- Что?
- Ну, с сигаретами вот...
Стас всегда с каким-то детским недоумением смотрел на свои руки, пожимал плечами и бормотал... "Не знаю, как-то вот само все выходит..."
Постепенно привыкли. И теперь, когда "вечная" Зиппо или даже простой китайский "Крикет"
не хотел загораться на ветру, зажигалку протягивали Стасу...
- А ну-ка, чиркни... Не зажигается что-то.
Когда машина подрулила к стасову подъезду, ледяная крупа неожиданно сменилась настоящим зимним снегопадом. Водитель витиевато простился, пожелал вслед...
- Сегодня твой праздник, девочка. Пусть у тебя все будет хорошо.
Олеся не стала ждать лифта, взлетела по ступеням. Стас уже ждал в дверях.
- Привет!
Он галантно принял у нее куртку, умудрившись не за что не зацепиться рукавами в своей маленькой прихожей, сказал...
- Проходи, я сейчас...
Олеся проскользнула в ванную - вымыть руки, ну и, конечно, заодно проверить прическу - и, пытаясь перекричать шум льющейся воды, грозно спросила...
- Сюрприз не съел?
- Хотел, - честно признался Стас, - но не успел, ты быстро приехала.
- Смотри у меня.
Интересно, ей показалось или он на самом деле сегодня не такой, как обычно. Немного настороженный что ли...
В большой, просторной комнате, бывшей когда-то спальней и кабинетом, но Стас сломал перегородку и сделал из нее студию, - Олеся прямо с порога запрыгнула в свое любимое кресло.
Поджала под себя ноги, откинулась на спинку... А-а-а...
Сколько же раз она сидел здесь, вот так. Это кресло помнит сто тысяч ее печалей, мелких и не очень, ее горести и неудачи, но и радости, и победы тоже. Как и Стас.
Олеся блаженно вздохнула. С кухни послышался крик...
- Не фыркай там, сейчас несу уже...
Через мгновение Стас появился на пороге с огромным подносом, заставленным какими-то хитрыми коробочками, баночками и небольшим, с полтора наперстка объемом, заварочным чайником, - хозяин дома был большим поборником чаепития и знал в этом толк получше некоторых чайных клубов.
Оглядев все это великолепие, Олеся изобразила на лице привередливую гримаску и капризно спросила...
- А где же сюрприз?
