Вынужденное пристальное внимание к местным подразумевает тесное общение с более приятной компанией. Суда, которые перевозят подобные грузы, обычно принадлежат европейцам. Те предсказуемо стараются набирать команду из моряков стран бывшего Советского Союза. Квалификация на уровне, а платить им можно примерно в два раза меньше, чем немцу или голландцу на том же месте. При этом даже простой матрос в приличной компании имеет зарплату около полутора тысяч евро в месяц. Филиппинцы и иногда турки вклиниваются в эти кастинги, но шансы на то, что на борту судна, стоящего у стенки в Лааюне, тебя встретят веселым русским матерком, близки к ста процентам. Россияне, прибалтийцы, грузины и украинцы. Все они жутко радуются русскоязычному человеку в Африке. Местные для них – чистые басурмане, в классическом стереотипно-киношном смысле. По-нашему не говорят, физиономии арабские, хитрые… Но работать с ними надо, никуда не денешься. Русский связующий в такой ситуации оказывается для экипажа идеальным решением. При этом для моряков главная моя ценность (да и любого на моем месте) заключалась в другом. Общение! До того мне не приходилось видеть людей настолько жадных до общения. Его уровень не важен, содержание вторично. Важен сам факт. Причина жажды – на поверхности, конечно. За долгие недели и месяцы в море парни смотреть, как правило, друг на друга едва могут. Даже притом, что контракты моряков сейчас редко превышают три-четыре месяца, продолжительная изоляция от внешнего мира и твердой земли под ногами бесследно не проходит. Новый человек для разговора – сокровище. Уже после нескольких первых погрузок весь ритуал был предсказуем до мелочей. Отдельные и разные люди удивительным образом всякий раз вели себя как под копирку. Нового человека на судне капитан или чиф (старший помощник) буквально под руки ведут на мостик пить кофе. Это вне зависимости от того, как ты отреагировал на соответствующее предложение. На обсуждение насущных рабочих вопросов уходит две-три минуты. По истечению же минут десяти-пятнадцати я знаю о собеседнике намного больше, чем мне хотелось. Откуда он, где жил, куда переехал, сколько детей-внуков, как их зовут и сколько лет… Но это самое легкое, информация первого уровня. Далее без паузы следует уровень второй, который вообще ничем не ограничен: когда из тюрьмы освободится чей-то брат… дважды с женой уже делали ЭКО, пока не получается… судовладелец, падла, зажимает снабжение…. по-моему, Путин – молодчина. Так их, америкосов!…племянник женился прошлым летом, свадьба в Хорватии была, потом фотки из каюты притащу, – посмотришь… виски закончился, а выпить хочется… кажется, подцепил что-то на Кабо-Верде, выходили там в порт со стармехом пока стояли на погрузке в прошлом месяце. Ох, и горячие там девки!… Все это, повторяю, минут за пятнадцать, не более. Раздражения такая назойливая откровенность не вызывает. Скорее недоумение, которое простая изначальная вежливость превращает в понимающие глаза, одобрительную кривую ухмылку или размеренное качание головой под ритмичное мычание. Мужики-то простые, нормальные, без двойного дна. Отчего не поговорить?
Довольно ярко при этом из общего ряда выбился Стас. Парню из Петрозаводска было немного за тридцать. Он уже стал старпомом на почти новом английском судне Rorichmoor и амбициозно собирался дослужиться до капитана уже через пару лет. Так вышло, что именно от него я узнал больше всего о подробностях жизни во время трансконтинентального перехода, а главное – о том, как это можно осуществить. Множество раз до этого моряки из команд выступали с удивительно оригинальным шутливым предложением: – А давай домой с нами, по морю! Зачем тебе эти самолеты? 12 дней – и ты в Калининграде! Ха-ха-ха!! Даже притом, что лететь от Москвы до Лааюна и обратно в одну сторону приходилось с двумя-тремя стыковками (как повезет), всерьез такие предложения до поры не рассматривались. Стас деловым тоном подтвердил наличие теоретической возможности, оговорившись, что прецедентов таких, впрочем, не знает. Как это часто бывает, сказать значительно легче, чем сделать. Самое простое – отыскать свободную каюту, заплатить 5-7ё евро в день за питание на судне, письменно взять на себя ответственность за свои жизнь и здоровье, пообещать не заблевать корабль при первой же качке, ну и просто не быть кретином, соблюдать элементарные правила. Гораздо сложнее убедить капитана взять пассажира. Для этого даже веских оснований, скорее всего, не хватит. Все время своего пребывания на судне капитан фактически занят одним делом – он стремится не создать проблем судовладельцу. Строгому кормильцу то есть! Ради этого кэп в зависимости от ситуации пойдет на все или откажется от чего угодно. Как бы чего не вышло, знаете ли… Почти всегда формальный статус капитана как главного человека на судне сильно диссонирует с его фактическим положением и особенно поведением в повседневной морской жизни. Он всего боится, а о том, что и как происходит на корабле, знает практически понаслышке. В то же время за неприятности и проблемы по шапке от хозяина судна получает именно капитан. Оттого и боится! Словом, толковый старпом – главный человек на корабле. Пример Стаса показателен. В нашу первую встречу с ним капитаном был маленький старичок из Эстонии по имени Уно. За два с половиной дня погрузки я видел его раза четыре. Первая встреча у него ушла на то, чтобы понять кто я такой. Остальное время он неустанно приводил в пример своего таллиннского друга, тоже капитана. Бедняга не глядя подмахнул неверно оформленный коносамент (морская накладная) и был уволен без выплат. С тех пор он безуспешно судится с компанией, близок к помешательству и инфаркту. Словом, подытоживал Уно, не торопите меня! Каждый шаг, строку и запятую мы аккуратно согласуем с начальством. И вообще, мне полтора года до пенсии, парни. Не губите!
Стас заверил, что проблем не будет. Так и получилось. Но о том, чтобы сделать приключение реальностью уже сейчас, речь идти не могла. Не с этим капитаном. Морально я был готов, даже билеты на самолет не покупал до последнего момента. Доброе, почти приятельское общение со Стасом тоже способствовало. Между тем, именно он невольно едва не заставил меня отказаться от авантюры. Во время очередных посиделок за кофе на мостике, откуда трюм и процесс видны как на ладони, Стас показал мне видео из своего ноутбука. Движение судна по океану в шторм около 7 баллов. Для посудин средних размеров, которыми мы пользовались, такое волнение считается критичным, предельно допустимым для того, чтобы продолжать движение. На записи, сделанной с капитанского мостика, было видно, как семидесятиметровое тело баржи почти полностью исчезает под водой в нижней точке своего амплитудного качения. Судна не видно, его нет несколько секунд. Потом оно появляется, роняя с себя тонны воды, и все повторяется. Зрелище жуткое. Океанская мощь невероятна, в голове ее осознание не умещается. Зато память тут же резким движением вытаскивает из своих запасников несколько картинок из фильма «Идеальный шторм», и энтузиазм стремительно скукоживается. На следующий день тревоги добавил пожилой матрос Павел, который с удовольствием коротал дневную вахту в компании L&M красного, кофе и очкарика, наблюдавшего за погрузкой. В какой-то момент я прервал привычную исповедь насущным для меня вопросом. Бывалый моряк рассказал, что несколько лет назад на борту другого судна ему предстоял короткий переход из сенегальской столицы Дакар в порт Нуадибу, Мавритания. Это как раз две следующие страны вниз от Марокко по западному побережью Африканского континента. Путь был коротким, но Павел с некоторым ужасом в глазах сообщил, что за без малого тридцать лет в море то был единственный раз, когда ему казалось, что судно и экипаж могут погибнуть. Шторм был такой силы, что в каютах привинченные к полу столы и стулья отрывались и летали по тесным помещениям, грозя покалечить жильцов. Судно же по приходу в порт встало на сложный двухнедельный ремонт. Короче, капитан в этот раз неподходящий, – и отлично! Так подумалось после всех этих рассказов, подкрепленных ярким видеоматериалом…
