— Мисс проснулась, — оповестил прибывший на рассвете домовик. — И она очень расстроена.

— Почему? — Малфой потер глаза, отгоняя внезапно навалившуюся сонливость.

— Линк не знает точно, господин, но девушка, похоже, огорчена из-за цветка. Линк должен был предупредить мисс?

— Нет, ты сделал все правильно, — резко прервал его Малфой. Подумав совсем немного, юноша продолжил:

— Собери в нашей оранжерее букет для гостьи. Вот цветы, которые я хочу в нем видеть, — взмахнув палочкой, Драко отлевитировал в руки домовика небольшой клочок пергамента.

— Мне поставить их в комнате мисс, или господин сам подарит цветы?

Гневный взгляд стал ответом на все вопросы. Эльф, мелко закивав, пролепетал:

— Линк сам отнесет букет, господин, и больше не будет беспокоить вас.

— Постой, — Драко раздраженно нахмурился. Подобная щедрость была ему совершенно не к лицу. — Если девчонка спросит, скажи ей, что это презент от миссис Малфой.

Домовик покорно поклонился и исчез. Драко сидел недвижимо несколько минут, задумчиво наблюдая за догорающими углями в камине, а потом поднялся, разминая плечи. Внутри поселилось странное ощущение сладкого предвкушения. Он хотел увидеть, как Гермиона отреагирует на цветы. Вероятно, вчера он действительно принял довольно необычное и резкое решение, поселив девушку на третьем этаже. Драко ненавидел делать что-то под воздействием эмоций, а в ситуациях, касающихся Грейнджер, сохранять спокойствие почти никогда не получалось. Она постоянно заставляла его чувствовать такой спектр эмоций, что юноша удивлялся, сколько из них еще не испытывал.

На глаза попался дневник Септимуса, по просьбе Драко перенесенный из Хогвартса сюда. Проведя пальцами по прохладной гладкой коже дневника, Малфой подхватил его и открыл, тут же впиваясь взглядом в ровный каллиграфический почерк.

«10 мая 1791

В день свадьбы я сделал для Элафии подарок: снял ограничения на её перемещение внутри особняка. Мне было все равно, куда она направляется, что делает и с кем встречается. Я хотел только внести немного справедливости. Элафия в большей степени страдала от этого брака. В то время как я мог свободно перемещаться по волшебному миру, она должна была сидеть в своих комнатах и умирать от тоски. Отец был недоволен изменением родовых правил и сказал мне, чтобы я готовился к последствиям. Я смеялся над его чопорностью, а теперь готов рвать на себе волосы и жалею, что уже не могу запретить Элафии ходить туда, куда ей вздумается.

С тех пор, как я извинился перед супругой, наши отношения стали только сложнее. Элафия больше не избегает меня и привычно улыбается, когда мы пересекаемся в одной из комнат. В эти мгновения что-то непонятное скользит между нами, и я замираю, словно мальчишка. До сих пор недоумеваю по тому поводу, что не сразу разглядел, насколько красива моя жена. По Лондону ходит суждение о том, что новая миссис Малфой — красивейшая женщина всей магической Британии. Я никогда не разделял мыслей толпы, но эту поддерживаю весьма охотно.

Все чаще я навещаю Элафию в её покоях, и каждый раз в глазах супруги все меньше страха, а в движениях — осторожности. Сегодня она изъявила желание поговорить за уединенным ужином.

Если Элафия — красивейшая женщина, то я — самый счастливый мужчина Соединенного Королевства. Может быть, этой ночью чары спадут»

«11 мая 1791

Ведьма!

Если бы я знал, насколько коварны помыслы моей супруги, то ни за что бы не отправился к ней в комнату прошлым вечером. Ни один Малфой, вероятно, никогда не чувствовал себя глупее, чем я вчера. Для того, чтобы достать подарок для Элафии, я все утро навещал одну ювелирную лавку за другой, но не находил ничего по-настоящему стоящего. В конце концов серьги из белого золота с камнями, меняющимися под цвет наряда, привлекли мое внимание. Я был в предвкушении волшебного вечера.

Чертовка!

Она была красива, как никогда. Платье темно-бордового цвета отливало черным при приглушенном мерцании свеч, а в волосах, схваченных высокой прической, мерцали драгоценные украшения. В ту минуту я отчаянно желал, чтобы Элафию увидели все в мире, но в то же время хотел спрятать её красоту от чужих глаз.

Безумная…

Когда я преподнес ей подарок, Элафия попросила помощи. Как будто я не знал этих женских уловок! Мне с трудом удалось облачить её в серьги, потому что взгляд упрямо скользил по шее, изящно изогнутой спине и бедрам супруги. Когда она повернулась ко мне с легкой улыбкой на губах, я впервые отказался следовать голосу разума. Элафия, кажется, тоже.

Слаще её губ и кожи нежнее я еще не встречал, сколько бы изумительных женщин не испробовал. Но туманное наваждение испарилось, едва я произнес это вслух. Оттолкнув меня, Элафия спешно подошла к окну, зябко обняв свои плечи. Я подошел к ней, еще не понимая, почему она вдруг изменилась. После того, как я спросил, в чем причина такого поведения, супруга разозлилась еще больше. Она на моих глазах из ласковой голубки обратилась в обезумевшую гарпию.

А потом Элафия сказала, что позвала меня ради небольшой просьбы.

Ради того, чтобы я разрешил ей возобновить встречи с Роузером.

… ведьма»

В определенной мере Драко забавлялся, читая дневник прадеда, однако осознание того, что они находились в одинаковой ситуации, решительно убивало все веселье. Прочитав последние строчки, Малфой, кажется, впервые понял и поддержал действия леди Элафии. Септимус был непроходимым тупицей, раз решил польстить супруге посредством сравнения её со своими любовницами.

«15 мая 1791

Мы снова не разговариваем. Элафия делает вид, что не замечает меня, и я, впрочем, не отстаю. Решительно не понимаю, почему она вдруг так взъелась на меня. Но в этот раз идти на примирение я не собираюсь. С удовольствием сообщил супруге, что Роузеру отныне навсегда закрыт вход в Мэнор. Она почти не отреагировала, и это слегка раздосадовало.

Ищу способ преодолеть заклятье, ибо желание обладания прорывается через гордость и обиду»

Драко отложил дневник в сторону, потому что ему не удавалось как следует сосредоточиться на написанном. Его мысли упрямо проедала вчерашняя встреча Грейнджер и Нотта. Подойдя к зеркалу, Малфой коснулся его палочкой, и зеркальная гладь всколыхнулась. Через мгновение перед волшебником было отнюдь не его собственное отражение.

Грейнджер сидела на диване, устало подперев голову рукой. Она с отстраненным видом наблюдала за убирающими остатки завтрака эльфами и изредка поджимала губы, словно вспоминая что-то неприятное. Драко подошел еще ближе к зеркалу. Наконец Гермиона осталась одна. Неуверенно оглянувшись, она поднялась на ноги и прошлась по комнате, надолго остановившись перед письменным столом.

— Мисс, куда мне поставить букет? — голос домовика заставил девушку, ушедшую глубоко в свои мысли, испуганно вздрогнуть.

— Букет? — Гермиона нахмурилась, снова ожидая подвоха. — От кого?

— Его прислала миссис Малфой.

— Вот как? Передай ей огромную благодарность, — в голосе Грейнджер Драко отчетливо различил облегчение. Юноша усмехнулся, мысленно поощряя осторожность Гермионы. Теперь ей следовало осторожнее принимать подарки от сомнительных поклонников.

Домовик поставил цветы в красивую вазу на стол между диваном и креслом, а потом бесшумно удалился. Только тогда Гермиона решилась получше разглядеть букет, пестривший её любимым цветом. Яркие желтые бутоны дышали свежестью и распространяли легкий ненавязчивый аромат, успокаивающий прежние обиды и расстройства. Пальцами прикоснувшись к влажным лепесткам, Гермиона не сдержала улыбки. Они, к счастью, не рассыпались прахом.

Драко почувствовал дискомфорт и оторвался от созерцания Грейнджер. Мышцы лица едва ощутимо саднило: он уже минуту довольно улыбался. Испугавшись собственных эмоций, Драко отвернулся от зеркала и помотал головой, словно отгоняя приятные мысли прочь. Но сколько бы слизеринец не жмурил глаза, образ нежно улыбающейся Гермионы не выходил из его головы, а, напротив, только ярче отпечатывался в сознании.