— Получилось… — неверяще прошептал Нотт и поднял взгляд на присутствующих. — Получилось!

Драко не мог сказать ни слова. После всего, что он пережил до и после Войны, юноша боялся радоваться раньше времени. Малфой как никто другой знал, насколько неуловима удача и как изменчива судьба. С ним она позабавилась на славу.

— Нам нужно спешить, — Нотт очнулся первым, и, неловко вытерев выступившую кровь о собственную мантию, перелил зелье в уже готовый сосуд. — Идем. Малфой! — слизеринец окликнул застывшего в неверии Драко, и тот, поспешно качнув головой, направился прочь из лаборатории.

Молодые люди спешным шагом последовали на второй этаж, не переговариваясь и даже не смотря друг на друга. Всем было страшно. Если зелье окажется бессильным, им придется узреть смерть миссис Малфой, а это означало одно: Драко просто сойдет с ума. Однако это был как раз тот случай, когда хуже быть уже не могло, и жизнь четко обозначала два полюса: либо все, либо ничего.

— Мерлин, она без сознания! — обреченно застонал Теодор, едва появившись в темной комнате, особенно отчетливо пропитанной запахом смерти. — Драко, приведи её в чувство жалящим!

— Предлагаешь… — было вспыхнул Малфой, но тут же понял, что другого выхода у него нет. Направив на мать палочку и на секунду зажмурив глаза, он произнес заклинание, и сквозь тело женщины тут же прошла небольшая волна тока. Тело больной содрогнулось, а вместе с ним и сердце Драко. Он скривился так, словно бы его пытали «Круциатусом». Блейз ободряюще похлопал друга по плечу.

— Миссис Малфой, — Теодор поспешно перелил зелье в кубок и приблизился к кровати. Нарцисса едва разлепила покрасневшие веки. Губы раскрылись в немом вопросе, но слова с них так и не сорвались. — Ваш сын здесь. Вам необходимо как можно скорее выпить зелье. Скоро полночь. Если вы это не сделаете, проклятье поглотит вашу жизнь. Прошу, постарайтесь собраться с силами, — Теодор говорил быстро, но очень четко. От напряжения его лоб покрылся испариной. Неожиданно для себя он оказался единственным человеком в комнате, который полностью держал свои эмоции под контролем. Драко прибился к стене, обреченно зажмурившись и сжав руки в кулаки, Блейз нервно ходил из стороны в сторону, также ощущая полнейшую беспомощность.

Тем временем Теодор помог Нарциссе слегка приподняться и поднес кубок к её губам. Поток зелья направился в организм волшебницы, но вскоре она закашлялась, отстраняясь от Нотта. Малфой впился пальцами в деревянный косяк, пытаясь сдержать обреченный стон. Он боялся, что болезнь слишком сильно поразила его мать, и принять зелье она была не в силах.

— Давайте же, еще немного! — нервы Нотта наконец с оглушительным треском потерпели поражение, и юноша повысил голос, снова приближая кубок к губам миссис Малфой. — Неужели вы оставите его одного? — сквозь зубы процедил он почти шепотом.

В помутненном муками взгляде Нарциссы блеснуло живое понимание. Она, на секунду замерев, послушно открыла рот и зажмурилась, когда зелье снова коснулось поврежденных тканей. Язык и небо горели, словно кто-то жег её изнутри, но эти ощущения заглушала последняя фраза Теодора. Правильно. Она должна была бороться, и к черту, что эта болезнь была сильнее её! Нужно было попытаться. Опустошив кубок, она обессиленно откинулась на подушки и вцепилась пальцами в простыни. По телу начало разливаться тепло, с каждым мгновением становящееся все более горячим. Изнутри рвались отчаянные крики, но связки, ослабленные и поврежденные, полностью лишили женщину возможности выражения её мук. Она металась по постели и выгибалась от боли еще несколько минут, показавшимся всем в этой комнате практически вечностью. Наконец все резко стихло, а Нарцисса расслабленно запрокинула голову, широко открывая глаза. Боль ушла, но еще некоторое время женщина не верила в это. Тело блаженствовало. Хотелось только заснуть и не просыпаться несколько дней, чтобы искупить все проведенные в тревожной боли ночи.

— Драко, — наконец прошептала она и повернула голову в сторону сына.

— Как ты себя чувствуешь? — едва услышав собственное имя, юноша спешно приблизился к кровати матери и опустился на краешек. К лицу Нарциссы, ранее иссиня-бледному, приливал здоровый румянец. Тяжелые тени под глазами исчезали, губы порозовели от разгоняющейся по телу бешеными темпами крови.

— Невероятно, — мягко улыбнувшись, мать протянула к нему руку и погладила теплыми подушечками пальцев по щеке. Словно много лет назад, она ощутила полнейший восторг от прикосновения к собственному ребенку.

— Неужели помогло? — неверяще прошептал Драко, мягко беря Нарциссу за запястье. Оставив несколько сбивчивых поцелуев на тыльной стороне ладони, юноша снова прижал руку матери к собственному лицу.

— Это чудо, Драко, что я останусь с тобой. И лучшая награда за страдания, — она мечтательно закрыла глаза. — Твои друзья оказали мне большую услугу. Прикажи эльфам приготовить для них комнаты. Юноши, — она приоткрыла глаза, лукаво улыбаясь, — прошу простить за то, что встречаю вас в таком неподобающем виде.

— Миссис Малфой, вы прекрасны в любое время суток, — более расслабленно отозвался Блейз, все это время наблюдающий за женщиной со стороны.

— Научите и Драко так восхитительно льстить, — Нарцисса рассмеялась, и этот смех успокоительной мазью лег на израненное сердце Малфоя. Он, поддавшись настроению матери, тоже неуверенно улыбнулся.

— Драко, — тихо позвал Нотт, и взгляд его выражал неподходящую для ситуации обреченность и настороженность. — А где Гермиона?

— Мисс Грейнджер? — Нарцисса обеспокоенно вскинула брови, вопросительно взглянув на сына.

— Мерлин! — Блейз обреченно застонал.

— Грейнджер… — Малфой, словно опомнившись от счастливого сна, снова напряженно нахмурился и резко поднялся с места, последний раз запечатлев поцелуй на руке матери. — Оставайтесь здесь оба. Кто-то должен известить меня, если что-то случится. Я отправляюсь немедленно.

Миссис Малфой устало проследила за тем, как сын, еще секунду назад нежно держащий её руку в своей, молниеносно уносится куда-то с таким выражением лица, будто теряет собственную жизнь. Женщина грустно улыбнулась, размышляя о том, что не надеялась дожить до того момента, когда ей придется делить сына с другой.

***

Когда Гермиона осталась одна, она поняла, что тишина — главный враг связанного человека в незнакомом доме. Роскошная обстановка только давила своим пафосом, а душный воздух раздражал влажную кожу. Пару раз дернув руками, девушка поняла, что ей вряд ли удастся высвободиться. Единственным развлечением оставались размышления, однако в голову почему-то совершенно ничего не приходило, хотя подумать можно и нужно было о многих вещах. Например о том, каковы были последствия заклятия лишения магии, или о том, что будет, если она так и останется обычным магглом до конца своих дней. Сердце уколола паника. Нет. Такие мысли были совершенно неуместны. Гермиона зажмурилась, сосредоточенно пытаясь придумать другую тему для внутренних монологов.

Итак, она украла иезуитов камень. Малфой прав — поступок был просто безумный, но Гермиона не чувствовала угрызения совести или стыда. Она надеялась, что спасла жизнь человека. Оставалось лишь надеяться на то, что Министерство не сможет её вычислить. Раз сфера пропустила её, значит, не заметила и малой толики магии. Все должно было быть хорошо. Гермиона подумала, что так и будет, если же магия все-таки вернется к ней. Неизвестность заклятья пугала, но пути обратно не было. Девушка напряженно сглотнула. Червячок паники, до этого едва заметно точащий её нервы, завозился куда более ощутимо. Девушка сжала подлокотники ладонями и снова глубоко вдохнула и выдохнула. Сменить тему. Конечно.

Последнее время Малфой все чаще показывал те стороны, которые Гермиона еще не имела удовольствия наблюдать, и за это она ненавидела его еще больше. Когда слизеринец становился рассудительным, спокойным и даже… В своем роде заботливым, девушка переставала следить за возведенной между ними стеной, и та понемногу рушилась. А Гермиона ненавидела, когда что-то шло не по её плану. Невольно воспоминания перенесли её в первые дни их знакомства. Гриффиндорка с усмешкой вспомнила, что считала Малфоя слишком умным для мальчишки. Какое-то время она даже завидовала ему, так как почти кожей чувствовала конкуренцию. Может быть, она бы и могла признать его как достойного соперника, если бы не его вечное «грязнокровка». Интересно, если бы её кровь была «чистой», могло бы что-то измениться в их общении? Могли бы они обсуждать книги и учебу, могли бы спокойно гулять по Хогсмиду и беззаботно смеяться за кружкой сливочного пива? Малфой был превосходно образован и в значимой мере сообразителен, а для Гермионы умственные способности всегда стояли превыше всего. Ко всему прочему, если на первых курсах слизеринца нельзя было назвать красавцем, то в последние два года учебы он преобразился в прекрасного юношу, типичного аристократа с точеными манерами и чертами лица. Да, его поведение иногда раздражало почти до дрожи, но некоторый шарм в заносчивости все-таки был. Не зря же у слизеринского принца было столько поклонниц. Конечно, практически все они исчезли после войны вместе с безупречным статусом Малфоев. Интересно, сколько у него было девушек до того, как их связали чары? Несмотря на то, что Гермиона объяснила возможность возникновения такого вопроса чисто из скуки, что-то внутри неприятно кольнуло. Насколько ей было известно, некоторое время Малфой встречался с Паркинсон.