— Иди, Блейз. С остальным я разберусь сам, — тихо сказал Драко, не отрываясь наблюдая за гриффиндоркой. Он все искал в её выражении лица те черты, которые могли бы раскрыть неуверенность и страх, но это ему не удавалось. Девушка казалась невозмутимой, и Малфой поражался, насколько сильной могла быть обычная девчонка.

— Удачи, — выдержав выразительную паузу, напоследок бросил Забини и решительным шагом пошел прочь. Он не хотел наблюдать за тем, как Драко использует запрещенное заклинание на Грейнджер.

— Итак, — Гермиона нервно улыбнулась, вскинув взгляд на Малфоя. — Ты готов?

— Это я у тебя должен спросить, — неуверенно хмыкнул Драко, делая шаг в сторону девушки. — Назад поворачивать уже поздно.

— Я никогда не сбегаю, — выпалила Гермиона. Волнение слегка спало. Перепалка с Драко уводила мысли в более устойчивое русло.

— Разумеется, — Малфой беззлобно улыбнулся. — Ты же героиня войны.

— Да.

Они смотрели друг на друга еще около минуты. Драко все ждал, что она шагнет назад и откажется, а Гермиона — что он её отговорит. Но этого не происходило. Они замерли, как две стихии, не привыкшие отступать. Драко медленно поднял палочку, и его рука даже не дрожала, потому что он решил думать только о матери. Жизнь Нарциссы определенно стоила такой жертвы. В конце концов, это же не он лишался магии!

— Эспоро!

Невозмутимый голос Драко все же дрогнул и сорвался, потому что в голову вспышкой врезалось понимание: жертва жизнью за жизнь — полнейший бред. Но мощная струя уже вырвалась из палочки и, разрезав воздух, впилась в солнечное сплетение Гермионы. Девушка слегка покачнулась, но все-таки удержала равновесие. Внутри закружился вакуум. Казалось, будто что-то, проникая через поры, покидает тело, и гриффиндорка понимала, но не хотела думать о том, что это была её магия.

— Попробуй применить какое-нибудь заклинание, — прошептал Драко. Гермиона рассеянным взглядом посмотрела на свою палочку, и, немного помедлив, подняла её.

— Экспеллиармус! — отчаянно выкрикнула она, направив древко на Малфоя, но ничего, абсолютно ничего не произошло. Конечности тут же похолодели от ужаса. Гермиона чувствовала бы то же самое, если бы лишилась зрения, слуха или способности говорить.

— Сработало, — выдохнул Драко с ужасом. — Грейнджер! — подойдя к ней, он схватил её за плечи и встряхнул. — Слушай меня внимательно: ты должна забраться на пирамиду, забрать Иезуитов камень и спуститься сюда. Вот и все. Об остальном я позабочусь.

Девушка качнула головой, а потом, всучив палочку в ладонь Драко, взглянула на пирамиду. Раньше она с трудом, но все-таки могла различать большой магический купол, ограждающий постройку, однако теперь на его месте темнел ночной воздух. Никакой магии.

— Шесть граней и зеркальная поверхность, — крикнул ей в спину Малфой, нервно сжимая ладони в кулаки. — Ты найдешь его под…

— Я знаю, — раздраженно огрызнулась Гермиона, потому что ненавидела, когда ей напоминали об уже известном. Однако польза в этой маленькой вспышке гнева все же была: девушка почувствовала закипающую уверенность.

Юноша смотрел вслед приближающейся к пирамиде гриффиндорке, затаив дыхание. Он вряд ли слишком надеялся на то, что все закончится благополучно и они смогут спасти его мать, но не попробовать Драко не имел права. Слизеринец даже не хотел думать, что будет делать со своей совестью, если мать умрет, а к Грейнджер так и не вернется магия.

Тем временем Гермиона занесла ногу, чтобы сделать первый шаг на пути к артефакту. Девушка откинула все эмоции и мысли, кроме тех, что относились к задаче. Сконцентрировавшись на верхушке пирамиды, она принялась осторожно, но спешно продвигаться вверх. Времени было ничтожно мало.

Драко несколько раз порывался сделать шаг вперед, чтобы получше рассмотреть взбирающуюся на пирамиду Грейнджер, но понимал, что в таком случае купол может отреагировать на магическое вторжение, и потому оставался на месте, с досадой сжимая зубы. Малфой солгал бы, если бы сказал, что совсем не волнуется за гриффиндорку. Она оказалась даже более безумной, чем он ожидал. От прямых и резких высказываний в её адрес удерживал лишь факт того, что Гермиона являлась единственной, кто мог помочь в спасении матери.

Каждый шаг отдавался в теле волнующей вибрацией. Гермиона не могла поверить, что и правда решилась на такое опасное преступление. Мало того, что она, не раздумывая, бросилась на помощь человеку, который ради неё не пошевелил бы и пальцем, так пострадала еще и магия. Но в моменты, когда она спрашивала себя, зачем помогает Драко Малфою, рискуя собственным благополучием, всегда вспоминала картину разрушенного Волшебного мира и забывала о всяких сомнениях. Гермиона была уверена, что каждый человек бесполезен, если служит не благу общества, а только своему собственному. Волшебница дышала мыслью о том, сколько смертей и несчастий предотвращает своими безумными, но такими отважными поступками. Шаг за шагом, она ощущала в себе все больше силы на свершения. Чувство собственной значимости наконец-то вернулось, и гриффиндорка упивалась им, потому что уже очень давно не ощущала себя по-настоящему нужной. Эмоции до конца вытеснили из головы девушки мысли о возможных последствиях примененного заклятия, и вместо них поселилась нерушимая уверенность в том, что все обязательно будет хорошо.

Однако было еще кое-что, заставившее её так безрассудно броситься в пламя неизвестности. Легкая дрожь рук Малфоя, когда он задумчиво выслушивал скверные новости от Теодора, врезалась в память Гермионы и не хотела исчезать. Стеклянный потемневший взгляд напугал и заворожил её. Слизеринец был подавлен, как никогда. Еще при последнем визите в Мэнор Гермиона поняла, как много значит для Драко миссис Малфой. До того дня она не подозревала, что голос обычно холодного юноши может выражать такую мягкую и бессильную любовь, а взгляд — преданность и обожание. Драко любил мать больше всего в жизни. Больше того — она была всем. Гермиона, хоть и не ожидала этого от себя, прониклась к Малфою жалостью и пониманием. Она знала, каково это — потерять родителей, и никому не пожелала бы такой муки. И, наверное, в большей степени поэтому она сейчас была уже почти у верхушки пирамиды. Назад смотреть не хотелось, потому что девушка знала, что у неё наверняка закружится голова.

Через томительно долгие для Драко, но незаметно пролетевшие для Гермионы несколько минут девушка была уже совсем близко к верхушке. Несмотря на то, что действовать приходилось практически наощупь, гриффиндорка взбиралась достаточно проворно для человека, страдающего некоторой неуклюжестью.

Когда Гермиона достигла верхушки, она все-таки посмотрела вниз, и через несколько секунд пожалела об этом. Высота, на которой оказалась гриффиндорка, пугала и завораживала одновременно. С одной стороны, открывался восхитительный вид на пустынное пространство и светящиеся невдалеке города, а с другой — боязнь скатиться с такого склона внезапно вошла в свои права и завладела разумом. Волшебница вцепилась пальцами в каменные выступы и остановила взгляд на руках, чтобы прийти в себя. Потребовалось около двух минут мучительных внутренних монологов, чтобы Гермиона снова смогла спокойно дышать и размышлять. Оторвавшись от созерцания собственных пальцев, девушка осмотрела небольшую пологую поверхность на наличие подходящих камней. С первого взгляда ничего необычного она не обнаружила, однако с хладнокровной рассудительностью заключила, что уникальный артефакт на то и уникальный, что не будет слишком заметен. Когда Драко сказал ей про то, что иезуитов камень следует поискать под одним из камней вершины пирамиды, Гермиона сделала вид, что и без него знала это, однако солгала. Признавать превосходство Малфоя было бы просто преступлением, однако без его знаний она наверняка поломала бы голову над расположением артефакта чуть дольше. Схватившись за один из камней, гриффиндорка потянула его на себя, но тот ожидаемо не поддался. Девушка фыркнула. На что она надеялась, разбирая одно из чудес света? Не теряя времени, Гермиона проверила на подвижность еще несколько камней, и когда наконец один из них поддался, чуть не взвизгнула от восторга. Камень по восторженной неосторожности волшебницы сорвался и с глухими звуками полетел вниз. С сожалением проводив его коротким взглядом и в глубине души понадеявшись, что глыба угодит прямо в голову Малфоя, Гермиона напряженно уставилась в зияющую дыру. Что-то в её глубине переливалось и мерцало под холодными лучами лунного света. Протянув дрожащую руку к артефакту, девушка вскоре прикоснулась к нему, под пальцами ощущая приятную прохладу. Иезуитов камень оказался очень красивым. Многогранный и зеркальный со всех сторон, он чем-то походил на бриллиант, однако девушка чувствовала, какую силу в себе таит редкий артефакт, и потому поспешила положить его в сумку, накинутую через плечо. Она не хотела задерживаться на такой высоте ни секунды более.