ЖЕНЩИНА раздражённо роется в рюкзаке, потом бросает ему пластырь.

ВОДИЛА. Не гони волну, тётка. Человек великое дело сделал.

ЖЕНЩИНА. Да уж, конечно.

ВОДИЛА. Этот автомат давно расхреначить надо было к свиньям собачьим. У нас полгорода в зомбаков превратилось. Зарплату получат – и все туда спускают. Как в унитаз. Я тоже там сутками зависал. Не мог поссать отойти. Серьезно. Памперсы для взрослых покупал. Жена бутерброды приносила, чтоб не сдох с голоду.

БЕГЛЕЦ. И как же ты выбрался?

ВОДИЛА (машет рукой). Влюбился.

ЖЕНЩИНА. Надо думать, не в жену с бутербродами.

ВОДИЛА (кидает на нее мрачный взгляд). Не в жену.

БЕГЛЕЦ. Видать, сильно, раз перебило.

ВОДИЛА (с жаром). Пипец как сильно, брат! Крышу рвет уже два месяца, никак не попустит. Ни спать, ни есть не могу. Высох весь.

ЖЕНЩИНА. Просто поменял одну зависимость на другую. Некоторые так бухать бросают – начинают вкуривать, как на Ямайке. И думают, будто вылечились.

ВОДИЛА (БЕГЛЕЦУ). Иссох, говорю, весь. В два раза похудел, серьезно. На одном месте усидеть вообще не могу, а то башку расшибу об стену. Все время надо ехать куда-то.

ЖЕНЩИНА. Не даёт что ли?

ВОДИЛА смотрит на неё с ненавистью.

БЕГЛЕЦ. У меня с отцом такая же история была. Тоже весь высох. А потом ему кто-то сказал, что это она его присушила, та женщина. Вот он и стал сохнуть.

ЖЕНЩИНА. Взрослый человек и веришь в эти байки!

ВОДИЛА. Красивая была? Та, присуха-то его?

БЕГЕЦ. Да я не видел, это еще до меня было.

ВОДИЛА. А моя красивая… Глянешь – будто по почкам врезали.

ЖЕНЩИНА. Какая романтика…

БЕГЛЕЦ. Я отца в конце жизни спросил, любил ли он кого-нибудь. И он рассказал, как его присушили. А ему было из чего выбрать. В каждом порту по девушке, как говорится. Сколько у меня братьев и сестер, я вообще не в курсе. Это надо всероссийский днк-тест проводить, чтобы выяснить. На похоронах я с его любовницей познакомился. Моя ровесница. Очень убивалась. А он в 82 года умер, между прочим.

ВОДИЛА. Хехе! Крутой мужик. Ты унаследовал?

БЕГЛЕЦ. А я, наоборот. Однолюб оказался.

ВОДИЛА. Но силу-то мужскую?

БЕГЛЕЦ. На это не жалуюсь.

ВОДИЛА. И такая производственная мощь одной бабе! У вас, наверно, детей штук десять.

БЕГЛЕЦ. Да она вообще не со мной. И детей никаких мы не успели.

ВОДИЛА. Сбежала, стерва?

БЕГЛЕЦ. Нет, совсем не стерва. Наоборот, очень хороший человек. Но сбежала – это да. Это правильное слово.

ВОДИЛА. Эх, бабы… И куда ж ты силу свою деваешь?

ЖЕНЩИНА. От полиции, например, бегает. И людей посторонних в это втягивает.

БЕГЛЕЦ. Ты сама втянулась. Тебя никто не заставлял за мной бежать

ЖЕНЩИНА. Ну, конечно. Когда он…

ВОДИЛА. Я вот сам подорвался, факт. Мне эту адскую шарманку самому давно взорвать хотелось.

ЖЕНЩИНА. А чего боялся-то? Ментов?

ВОДИЛА. Да иди ты лесом, ментов.

БЕГЛЕЦ. Кто хозяин этой заразы?

ВОДИЛА. Вот именно. Причем тут менты-то? Хасан хозяин. Он тут вообще всего хозяин. И Пятёрочка его, и мотель, и бляди при мотеле. Только что небо ещё не купил. Но скоро купит. У него, говорят, участок есть на Луне. С ним вообще никто не связывается.

ЖЕНЩИНА. Круто. Теперь у нас на хвосте ещё и чеченская мафия? Можно я пересяду в другую машину?

БЕГЛЕЦ. Можно. Никто ведь не держит. А тебе, правда, нужно разрешение? Или это фигура речи?

ЖЕНЩИНА. Как же ты меня бесишь!

ВОДИЛА. Приехали. Всё. Выметайтесь.

ЖЕНЩИНА. В смысле? Чего это вдруг?

ВОДИЛА. А ты чего? До Владивостока на мне ехать собралась?

БЕГЛЕЦ. Спасибо, брат.

ВОДИЛА. Да ладно. Я б и дальше ехал. Но не могу. Ломать начинает.

ЖЕНЩИНА. Ты ещё и наркоман что ли?

БЕГЛЕЦ. Все нормально? Помощь нужна?

ВОДИЛА. Да чем тут поможешь. Задыхаюсь. Не могу. Возвращаться надо. Увидеть ее. Прижаться – и дышать, дышать. Как в кислородной маске. Рядом с ней даже воздух другой… Я уже сто раз проверял. Сбежать пытался. Доезжаешь до какой-то невидимой границы. И всё – баста. Дальше дороги нет. Поворачивай оглобли. И скорей назад. Если сдохнуть не хочешь.

Сандра, 40 лет, самозанятая.

Мой психотерапевт, к которому я пришла с застарелой депрессией, отправил меня учиться на стендап-комика. Очень остроумное предписание.

"Тебе надо посмотреть на жизнь с другой стороны, – напутствовал он. – Иначе придется пить антидепрессанты".

Свой первый стендап я отправила почитать подруге. Она так-то вообще не дура поржать. Особенно, когда мне хочется плакать. Да и вообще не дура. Но тут позвонила вся в слезах: "Боже, какая грустная история. Может, тебе поговорить об этом с терапевтом?"

Но, что скажет терапевт, я уже знала. Или юмор, или антидепрессанты. Антидепрессантов я не хотела – с детства ненавижу таблетки.

Поэтому я решила зайти с другой стороны и подошла к моему учителю в школе комиков.

"В чем моя проблема? – спросила я в лоб, и он напрягся. – Почему все смеются, когда я плачу? И заливаются слезами, когда я пытаюсь шутить?"

"Э-э, – ответил он. – Э-э. Может, тебе обратиться с этим к психотерапевту?"

"Чувствую себя шариком для пинг-понга!" – сказала я.

"Э-э. Тогда, может – к психиатру?" – предложил он и на всякий случай немного отодвинулся.

"Нет, – сказала я. – К психиатру я пойду, если почувствую себя стендап комиком. В моем случае это будет все равно что Наполеоном".

"Э-э, – протянул человек, который должен был пробудить мое чувство юмора. – Э-э. Ну, мне пора".

"Ну уж, нет, – я поймала его за рукав и слегка приперла к стенке. – Вы на мой вопрос не ответили. Почему у меня несмешные шутки? Ответ "э-э" не засчитывается".

Тут он стал очень печальным и тоже чуть не заплакал. Я прижала чуть посильней. И, наконец, его осенило.

"Это потому, что ты жизни не знаешь. Что обычных людей волнует. Лежишь там на своих кушетках. Тебе надо пойти в народ"

"Звучит заманчиво, – промямлила я. – И что мне для этого нужно? Плуг и косоворотка?"

"Прокатись немного автостопом, – предложил мой комик-коуч, и глаза его хищно блеснули, кажется, он предвкушал, что скоро избавится от меня навсегда. – А потом сделай стендап из своих дорожных впечатлений и выступи с ним в каком-нибудь сельском ДК, который тебе по пути попадется. И когда весь зал будет лежать от твоих шуток – можешь считать, что выполнила задание".