Не была ему интересна сама по себе.

Не была ему интересна даже как подруга младшего брата.

Не зацепила, не затронула, не запомнилась – так бывает. Да и зачем ему я? У него есть рыжая с красными ногтями, есть первокурсницы, которые падают от его обаяния.

А я держалась.

Благодаря Никите не сдавалась и не показывала, как мне плохо. Другим не показывала. А мой друг чувствовал сам: неспешно поглаживал мои пальцы, выводил круги на запястьях, дул в разгоряченное ухо.

– Не видел, – согласился Филипп, когда я уже потеряла нить разговора, забыла, плавая в своих мыслях.

А потом он вдруг улыбнулся мне. Так искренне и по-настоящему, что я поняла: возможный дальтонизм лучшего друга – не та проблема, на которой стоит заострять серьезно внимание. С этим живут спокойно и счастливо. В то время как мой покой утрачен окончательно и бесповоротно.

И буду ли я счастлива, уже зависит не от меня. Не только от меня – так будет точнее. Еще и от светловолосого парня, который, наконец, рассматривал меня внимательно, хотя пока только как чужую подругу. От парня, на котором нетерпеливо ерзала не я, а другая. От парня, которого эта другая, взяв за руку, заставила подняться с кресла и теперь уверенно уводила в другую комнату.

Так легко.

И прочь от гостей.

Прочь от брата, которого он не видел два месяца.

Но самое главное – прочь от меня.

Я видела, прочитала по ее взгляду, когда она проходила мимо – она догадалась, поняла, она только потому и уводила Филиппа. Она готова была подарить ему быстрый секс, опасаясь, что его заинтересует нечто большее, нечто более значимое, и не с ней.

Она ревновала, да.

Но ее чувства не были сравнимы с тем, что ощутила я, когда Филипп, по-приятельски подмигнув мне, поддался ее уговорам и неспешно удалился из комнаты. Я долго смотрела на дверь и ждала, что Филипп поймет, что вот сейчас он одумается и вернется, что он что-то такое почувствует…

Не почувствовал.

А вернулся лишь спустя полчаса – взъерошенный, немного шальной, без рубашки и со следами коготков на груди.

Стоило представить, что он проделывал с рыжей, как меня затошнило. Он не мог. Когда я здесь, он не мог…

И тем не менее, я видела свидетельства того, что он это сделал.

Была ли это измена? Нет. Всего лишь удар по самолюбию и странным чувствам девушки, которую он не знает.

Жизнь.

Такая, как есть.

– Уходим, – заметив мое состояние, Никита схватил меня за руку и стал выводить из комнаты, наполненной музыкой, гостями, смехом, а теперь и запахом похоти.

В дверях он обернулся, но, не задерживаясь, прошел дальше. Я тоже бросила взгляд назад и зависла на долю секунды, встретившись глазами с Филиппом. Готова поклясться: он смотрел на меня как угодно, только не равнодушно. А потом обнял подошедшую к нему девушку и отвернулся.

Загораживаясь.

Отталкивая меня.

Я перешагнула через порог, но вопреки тому, что духота и люди остались позади, почувствовала сильную дурноту.

– Тошнит, – пожаловалась Никите.

Он стал моим проводником в этом доме. Провел по петле коридора, открывая одну дверь за другой, нашел ванную комнату и позволил остаться одной.

– Только отойди от двери, – попросила его.

Обещание в глазах увидела до того, как закрылась дверь и я свернулась калачиком над дорогущим фаянсом. Меня выкручивало, выжимало, выворачивало наизнанку с такой силой, что на глаза навернулись слезы. А когда стало легче и я смогла просто сесть, поняла, что плачу.

Плачу не потому, что плохо физически. А потому, что раздавлена морально. Зря я пришла. Зря стояла безмолвной куклой.

Рыжая…

Увела его от меня.

А он и поддался.

Он…

Всхлипнула – громко, отчаянно, а потом вдруг меня осенило, что зря именно это – слезы.

Вот слезы – зря. Они мое настоящее и разрушают.

Хватит!

Кое-как поднявшись на ватных ногах, вычистила зубы пастой, обнаруженной у зеркала, умылась холодной водой, стоически всмотрелась в свое заплаканное отражение и вышла из ванной, не обращая внимания на горечь уже не во рту, а в душе.

Благодарно выдохнула, что Никиты не было у двери, и направилась к выходу. В какой-то момент поняла, что забрела не туда, что довольно давно петляю по коридору, а потом услышала приглушенные голоса и пошла на них, чтобы спросить, чтобы они подсказали, чтобы…

Подошла к приоткрытой двери одной из комнат и замерла, не в силах поверить тому, что увидела.

Сделала шаг назад, прищурилась, закрыла глаза, а потом еще раз окинула взглядом картину, которую мне щедро показывал этот дом.

Альбина. Я сразу узнала ее, несмотря на то, что она стояла спиной с задранным платьем, демонстрируя не только длинные ноги, но и попку, часто посещающую тренировки. Машинально отметила: да, таких мужчины хотят. Тонкая талия, стройная, но не худая – позвонки не просвечивались. Ее почти совершенное тело извивалось красивой дугой, а по плечам огненной плетью хлестал ее рыжий хвост. От страсти. И возбуждения. Потому что перед ней, точнее, у самых ее широко расставленных ног, на коленях стоял какой-то мужчина и активно работал пальцами и языком.

– Еще, – стонала Альбина.

И он давал ей то, что она хотела, рождая новые, более громкие стоны и заставляя ее бедра танцевать жестче, активней.

– Еще, пожалуйста, – попросила девушка и, не в силах дождаться, сама насадилась на рот мужчины.

Она раскачивалась у его губ, жадно ловила его язык и поощряла новыми стонами.

– Хочу войти, – не выдержал бешеной пытки уже мужчина. – Хочу войти в тебя, Аль.

– Нельзя, – выдохнула она и, погладив его ладонь, насадилась уже не на два, а на три мужских пальца. – Он узнает… почувствует…

– Аль, всего раз. Я быстро! – почти взмолился мужчина. – Я хочу разорваться в тебе!

– Нет, – едва дыша, прошептала она и поощрила любовника обещанием. – Я потом сама тебе… быстро… Нельзя, Тош.

– Аль…

– Нет, – вцепившись в волосы мужчины, Альбина притянула его лицо к своему телу и, заставив вновь лизать себя, рассмеялась счастливо и похотливо: – Я – честная девушка! Я даю только тем, за кого собираюсь замуж!

У меня было такое ощущение, будто меня поразила молния. Я смотрела на то, как мужчина снова активно и с удовольствием погрузился в тело Альбины. Слушала ее протяжные стоны с каким-то невнятным бормотанием. И не могла поверить тому, что вижу и слышу.

– Замуж… – вырвался у меня шепот.

Но любовники его не услышали – слишком занятые процессом и выбиванием новых стонов, не обратили внимания на присутствие постороннего.

С огромным усилием я сделала еще один шаг назад и…

Наткнулась на кого-то, стоящего у меня за спиной, и поняла, что посторонних здесь двое.

А кто второй?

Не дыша, медленно обернулась и расширенными от шока глазами уставилась на спокойного Филиппа уже в новой белой рубашке. Скрестив руки на груди, он смотрел мимо меня на ту развратную сцену, что громко и с наслаждением демонстрировала в паре с другим мужчиной его невеста.

– Замуж… – прохрипела невнятно я, и Филипп недоуменно взглянул, словно вспоминая, кто я такая.

А потом усмехнулся. Едко и безразлично. И прикрыв дверь, чтобы не отвлекать любовников от процесса, наградил меня такой же безразличной усмешкой, что и девушку, которая в этот момент ему изменяла.

– Пойдем, – сделав несколько шагов по коридору, обронил по пути: – Тебе в этом доме не место.

Так кратко.

Будто отдал команду на ипподроме.

Впрочем, тон его был более красноречивым. Он давал явно понять, что мне не место не только в этом доме для развлечений, но и рядом с ним, Филиппом.

Я не двинулась с места, но Филипп даже не обернулся. Я понимала, что надо уйти: скоро откроется дверь, и меня обнаружат. Но вдруг накатили такая тоска и усталость, что я привалилась спиной к стене.

Не знаю, сколько бы так и простояла в коридоре под этой дверью, если бы меня не нашел Никита.