Я научилась добиваться поставленных задач. Не всех, конечно. Не все мне удавалось заполучить. Что-то еще впереди, и все еще стремлюсь к этому, а что-то уже далеко позади, и никогда не будет у меня. Нет, я не сдавалась, иногда позволяла голове подключиться к своему «хочу». Я хотела стать судмедэкспертом, но не стала. Не потому, что испугалась страшно тяжелой учебы, а потому что поняла, что не готова после 4-х лет медицинского колледжа выкинуть еще 10 лет на работу и учебу с живыми, больными людьми. Я хотела играть на пианино, мечтала о музыкальной школе, но отказалась от идеи, потому что не хотела заниматься сторонними предметами, а хотела играть на пианино. Да, я не стала учиться в музыкалке, но купила пианино и все равно играю. Учусь играть. Мне плевать, что порой мне говорят, что в 30 лет не учатся игре на музыкальных инструментах. Когда появились цели в отношении семьи, сделать ремонт, например, у меня тут же появлялся якорь в виде моего мужа, который постоянно тянул вниз, что, естественно, монотонно, противно разрушающе капало по одной гнусной капле мне на нервы.
К сожалению, может к счастью, не могу судить, я так и не научилась содержать дом в порядке. Пока мы проживали с мужем, быт был скорее на нем, чем на мне. Я правда пыталась, но у меня немного другие приоритеты. На меня могло напасть вдохновение, и я садилась писать музыку. Неделю. Две. Месяц. Сколько угодно, пока я была под вдохновением. Никто и ничто не мог заставить меня положить инструмент, закрыть программу на компе и пойти убираться. Не могла остановиться. Я писала, сочиняла и знала, что, если сейчас встану и возьмусь за веник, мое вдохновение исчезнет, ни оставив даже тусклого намека на свое былое присутствие и когда оно вернется – неизвестно. Грязь в доме никуда не денется. Она может веками лежать и ждать, когда ее уберут. Вдохновение не может. Оно тебя имеет, не ты его. В пустые дни, когда музы были не со мной, я бралась за веник, пылесос, что-то мыла, что-то терла, пыталась воссоздать уют. И что я потом видела? Как на свежевымытый пол падают капли разбрызганного кетчупа? Как сыплются со стола крошки, а затем как они противно хрустят под тапками мужа? Как раковина заваливается грязными тарелками с кучей объедков? Я не хотела этого видеть. Не хотела смотреть, как мои труды, едва успевшие остыть, рушатся, изничтожаются и летят в помойку. Я разговаривала с мужем, просила убирать, как только что-то упало или пачкалось. Естественно, я встретила непонимание с его стороны и обвинение меня в свинстве. Но я ведь не спорила! Всего лишь просила поддержки в попытке сохранить порядок.
Спустя энное количество лет я плюнула на уют. Пусть будет то, что будет, я больше никак к этому не отношусь.
Уважать. Одно из самых тяжелых требований со стороны мужчины. Ни одного из своих мужчин я не уважала. Не понимала, за что мне надо их уважать. За ложь и пустые обещания? За неспособность помочь мне? За нежелание быть одним целым союзом, и за желание свалить все на меня? Просто за то, что он добрый человек? Может быть да, в нашей время добрый человек – это редкость, исчезающий вид, но, к сожалению, мне этого недостаточно. Я просто знала, что мой муж добрый и все. Я никогда не хотела советоваться с ним, все решения принимала самостоятельно, даже не всегда ставя его перед фактом. Не считала, что это моя вина. Я жила с тем, как он сам поставил. Все те разы, когда приходила с какой-то просьбой к мужу, я слышала лишь один ответ: «ты что, сама не можешь решить?»
К 30-ти годам я поняла, что да, могу. Приходить к нему со своими проблемами или даже общими проблемами я перестала довольно быстро. Мне достаточно пару раз услышать отказ, чтобы больше не обращаться. Если у меня и были когда-то зачатки уважения к мужу, о которых я ничего не знала, то они скоропостижно канули в Лета. Я не уважала его и никогда не скрывала это от него, пытаясь сотворить абсурдную ложь.
Из вышесказанного вытекает мое нежелание считаться с его мнением. Зачем? Зачем считаться с мнением людей, которые ничего не хотят решать, ни в чем не хотят принимать участие, но спешат поделиться своим ценным мнением? А порой даже навязывают его: твое решение – говно, сам я делать ничего не буду, но ты делай так, как я говорю. Отказ. С моей стороны всегда будет отказ и речь здесь не только о семье, а в принципе об отношениях между людьми. Я приходила за помощью, мне отказывали, все. Дальше не нуждаюсь в чужом мнении. Я сама.
Я никогда не была милой и заботливой. Снова пыталась, но все было зарублено на корню. Милой я не могла быть ввиду своего мальчишеского характера. Наверное, оно и неудивительно. Когда мои ровесницы проводили время в парикмахерских, подбирая новый цвет волос, красили с подружками ногти и выщипывали брови, кривляясь перед зеркалами, подбирая соблазнительные позы, я, вместе с ребятами, сидела под капотами стареньких запорожцев и ВАЗов, смотрела как разбирают Урал и Иж, пробовала водку, пиво и сигареты, училась играть на гитаре и материлась как сапожник. Милой меня никто не воспринимал даже, когда я пыталась таковой быть. Ведь иногда мне тоже хотелось быть девочкой, но никто не давал мне такой возможности. Да и позаботиться я ни о ком не могла, кроме себя. Все мои попытки быть заботливой казались мне смешными. Я так не хотела выглядеть смешно и нелепо в чьих-либо глазах. Отношение людей ко мне, отношение моего мужа ко мне научилине быть заботливой, а дать возможность людям позаботиться о себе самим. Еще меня пугал немаловажный факт, что любая забота воспринимается человеком как нечто должное. Ты хочешь порадовать человека, а он потом требует снова и снова, невзирая уже на твои желания.
Качественно отдаваться. Ладно, некачественно, а хотя бы регулярно. Что ж, это, наверное, законное требование со стороны мужчины, но немногие мужчины догадываются о том, что они просто-напросто принуждают своих женщин спать с ними. Я не могу и не имею никакого права говорить за всех женщин, но за себя скажу. Для меня всегда было важно хотеть мужчину. Мне надо было возбудиться морально, чего в жизни у меня не получалось. Я больше возбуждалась при просмотре порнофильмов. Моя моральная возбужденность, не успев даже толком шевельнуться, находясь в глубоком сне, засыпала еще глубже с каждым соитием. Не хотела ни физически, ни морально, но я – жена по закону, с меня требуют. И никто не задумывается, какого мне. Что я чувствую. Надо ли мне это. Я огородила себя работой и подработкой, музыкой и на секс у меня не оставалось времени. Ложилась спать глубокой ночью, а вставала рано утром, чтобы поскорее уйти из дома. Я понимала, что мужу надо и была не против, если он найдет кого-то на стороне. Я не могла дать то, что ему хотелось, но не имела права лишать его возможности получить это от другой. Муж отрицал желание идти на сторону, почитая нелепым для меня образом семейные узы. Это его выбор.
И, наконец, требование любить. Любви не существует. Я никогда не скрывала ни от одного из своих мужчин, с которыми была, что я не умею любит. Я всегда просила не требовать от меня любви. Я буду с тобой, но не потому, что люблю, а потому что ты мне нравишься как человек, не разочаруй меня. Не убивай в себе человека. Но «человек» в каждом из них умирал очень быстро. У мужа продержался дольше всех, постепенно оголяя монстра внутри. Может быть, я и сама была монстром, бесчувственным, не способным любить. Я сама – чудовище, не готовое открывать себя другим, потому что неоднократно была предана.
И вот мне 31. Я не могу сказать, что 31 – это большой возраст и богатый опыт. Но для меня это некий рубеж, перешагнув через который, пути назад не будет. Мои выводы о жизни могут показаться удручающими. Я сама могу показаться разочарованным в жизни человеком. Но нет. Я не чувствую разочарования, я чувствую смирение и принятие. Смиряюсь и принимаю тот факт, что люди врут, но я стала в разы меньше общаться с ними, потому что не хочу, чтобы врали мне. Я сократила свой круг общения практически до одного человека – подруги, с ужасом и трепетом, неприятным, мерзким трепетом, ожидая, когда соврёт и она, тем самым предав меня, и я останусь совсем одна, окруженная миллионным населением Москвы. Я смирилась и приняла тот факт, что кроме матери до меня нет никому дела. Я никого не виню, так просто должно быть. Я не вправе требовать от людей, чтобы они обратили на меня внимание, но вправе требовать не говорить мне громких слов, если им на самом деле нет никакого дела.
