― Что это?

   ― Твой телефон. Мне он всё-равно ни к чему. Я хоть и артист, но не только в прекрасных иллюзиях дни проживаю, и знаю, что по серийнику могут хозяина определить. Могут, конечно, и не определить, но зачем рисковать? А сим-карту я выбросил. Может в игры поиграешь там, ― и проклятый паяц с поганой ухмылочкой кивнул на трубу.

   Андрей решил попытаться вновь уговорить своего мучителя:

   ― Послушай, ну вытащи меня отсюда, и я обо всём забуду. Хочешь, я денег для тебя соберу? Нет? Ну, чего ты упёрся, гад? Обидели его! Разве за это убивают? Ну, не хочешь отпустить, так сейчас прирежь, сука. Имей смелость. Р-раз по горлу - и всё.

   Но в ответ на все выпады и просьбы Андрея, шут лишь кривлялся, хлюпая сапогами в мутной воде, которая, тем временем, неуклонно подбиралась к горловине сточной трубы. Он склонил над лицом Андрея своё, изуродованное частым использованием грима, лицо.

   ― Нет, я тебя убивать не собираюсь - нельзя лишать человека шанса. Я ведь не знаю, куда ведёт эта труба, и никто из наших не знает. А вдруг, всего через полторы-две сотни метров тебя выкинет в речку. Побарахтаешься немного, от дерьма отмоешься, и к берегу приткнёшься. Так что, твоими же словами: имей смелость принять свою судьбу. Да, и привет тебе от одного из моих коллег, ― клоун коряво спародировал пантомиму с невидимой стеной. Потом он схватил швабру, и уперев её в макушку отчаянно матерящегося Андрея, втолкнул того поглубже в нутро трубы, как пыж в дуло кремниевого ружья.

   Андрей слушал, как грохочут, удаляясь, шаги по железным ступеням, как плещется грязная вода у самого жерла трубы, и спешно пытался разогнать кровь в руках и ногах. На минуту, увлечённый попытками вернуть подвижность своим конечностям, он позабыл о пережитых волнениях, и даже о страхе перед тем, что может ожидать его в глубине подземных стоков. А когда он смог пошевелить пальцами, и согнуть одну ногу в колене, его на мгновение посетила надежда, что он успеет выкарабкаться наружу. Но это было лишь мгновение, потому что в следующую секунду в трубу хлынул мощный поток воды, который, как соломинку, подхватил Андрея и увлёк в душную утробу, пугающей до паралича, неизвестности.

   Андрей всё же пытался, как мог, уцепиться за что-нибудь. Но стенки трубы были ровными, мало того - их покрывал ворсистый слой невероятно скользких водорослей, которые делали все попытки остановиться совершенно бессмысленными. Андрей плыл в стремительном потоке, потеряв счёт времени, и мучительно страшась того, что может ожидать его в конце подземного "заплыва". Эта боязнь возможных кошмаров городской клоаки была настолько сильна, что Андрей не на шутку опасался лишиться остатков разума от напряжения.

  Лишь необходимость бороться с постоянной угрозой захлебнуться, помогала держать себя в руках. Но довольно скоро поток стал таким сильным и плотным, что воздуха в трубе не осталось совсем. Андрей едва успел сделать короткий вдох, и задержать дыхание. Время будто совсем остановилось. Лишь пульс с нарастающей силой грохотал в висках, грозя разорвать мозг. Сердце будто стиснули железными клещами, и оно в любую секунду могло расколоться, как сырое яйцо.

   В миг, когда колючая тьма стала медленно пожирать разум Андрея, тело сильно тряхнуло, и труба выплюнула его. Андрей пролетел в сонме грязных брызг около трёх метров, и с головой ухнул в тёпленькую водичку. По инерции его затянуло вглубь, но дна он так и не коснулся. Андрей принялся с остервенением грести руками, спеша сделать спасительный вдох. Его руки за что-то цеплялись, нечто касалось его лица, но Андрей не думал об этом - он старательно проталкивал воду ладонями вниз.

  Наконец, его, как пробку, выбросило на поверхность, и Андрей жадно глотнул воздух, но... Лучше бы он этого не делал. Нос и глотку ожгло невероятной силы смрадом - густой вонью гниющих тел, застарелых испражнений и перебродившей мочи. Эта адская смесь ядовитых испарений не просто душила Андрея - казалось, она проникала сквозь поры кожи, заставляя кровь свёртываться в густой кисель.

  Андрей попытался сделать маленький вдох ещё раз - на этот раз ртом, чтобы не ощущать мерзкого зловония. Но и это не помогло. Стало лишь хуже - гнилостные газы вымазанным в дерьме рашпилем прошлись по вкусовым рецепторам Андрея, и он стал захлёбываться в приступе неудержимой рвоты. И так повторялось бесконечно долго: Андрей пытался вдохнуть, и тут же начинал корчиться в мучительных рвотных судорогах. Его желудок был давно пуст, но рефлекс продолжал терзать внутренности, отчего болели рёбра, и сердце едва пульсировало на грани остановки. Глаза лезли из орбит, брызжа едкими слезами, а мозг безмолвно вопил в предсмертной панике, не получая кислорода. Кроме того, приходилось постоянно грести связанными руками, чтобы не уйти на дно этой смрадной ямы.

  Наконец, организм сдался, перестал натужно противиться поступлению отравленного воздуха в лёгкие, и Андрей смог сделать болезненный, но необходимый вдох. Он вспомнил известную поговорку о том, что человек привыкает ко всему. Привыкнуть к такому смраду было вряд ли возможно, но дышать мелкими порциями Андрей кое-как приноровился. Теперь ему очень хотелось осмотреться, чтобы понять, где он находится. Он помнил слова клоуна о том, что вполне может оказаться в реке, и он рад был бы наивно полагать, что плещется сейчас в загаженном омуте под покровом осенней ночи. Рад бы, но до тошноты спёртая атмосфера, и слишком тёплая для конца сентября вода, явно указывали, что это не так. И от этого становилось жутко до судорог.

  И тут Андрей вспомнил о телефоне, вложенном в его ладонь паяцем. Он пошевелил пальцами, и с изумлением обнаружил, что после мокрого полёта через трубу, и плескания в вонючей луже, телефон всё ещё лежал в его ладони. Онемевшие пальцы начали давить кнопки, чтобы включить подсветку экрана. Андрей хотел изпользовать аппарат, как фонарик, чтобы рассмотреть место своего теперешнего нахождения, и возможные пути бегства из этого чистилища.

  Экран не светился, что бы не делал Андрей с телефоном. Когда он понял, что клоун-садист вытащил из аппарата не только сим-карту, но и аккумулятор, то с яростным воплем швырнул трубку в темноту. Было слышно, как телефон раскололся, встретив преграду, при этом во тьме проклюнулось несколько ярких искорок. И вдруг, вспыхнул слабый язычок голубого пламени. Похоже, искры воспламенили струйку болотного газа, верного спутника гниющего мяса.

  Тусклый огонёк позволил увидеть достаточно, чтобы лишить Андрея последней надежды на спасение. Труба, вместе со сточными водами вынесла его не в реку, и даже не в канаву, а в огромный подземный отстойник. Вокруг во множестве плавали разбухшие, изуродованные разложением, тела, пучки волос, клочья одежды. Некоторые трупы невероятным образом покачивались вертикально над "гладью" отстойника, и лохмотья гниющей плоти мерзкими лепестками отслаивались с костей черепа. Огромное количество мертвецов говорило, что ранимые артисты действительно терпели обиды на каждом шагу, с удовольствием отправляя обидчиков в сточный ад.