Приходилось часто останавливаться, чтобы перевести дух, опершись рукой на ствол дерева, или садясь на мокрый валежник. Во время одной из таких остановок, за спиной отчетливо послышался одинокий звук сломанной ветки. Повернувшись и оглядывая сумрак подлеска, я пытался высмотреть источник шума. Однако ни человека, ни зверя, никого поблизости не было. Лишь появилось тревожное ощущение того, что кто-то пристально разглядывает меня, следит за мной.
Ощущение было настолько явным и пугающим, что, несмотря на усталость, я встал и пошел дальше. Тем не менее, иррациональное ощущение слежки не пропадало. Оно, как кнут подстегивало меня, заставляя ускорять шаг. Разум подсказывал, что это всего лишь следствие усталости, голода, ночных кошмаров и плохой погоды.
Я всегда был трезвомыслящим и волевым человеком, но в полном одиночестве, в темном, сыром лесу, я не в силах был справиться со своими чувствами и продолжал мчаться, как загнанный. Несколько раз боковым зрением я замечал движущиеся силуэты, но, поворачиваясь, находил взглядом лишь дрожащие под дождем листья и ветви.
Человек, увы, не машина, и остановки всё же приходилось делать, и, с каждым разом всё более продолжительные. Присев на поваленное ветром дерево, с разрывающимися от одышки лёгкими, я попытался ещё раз сориентироваться в сложившемся положении.
Во время всей этой гонки по лесу, я потерял счет времени. Но в одном я был твердо уверен - шёл я уже очень долго. Шёл долго, и, несмотря на все остановки, шел быстро. Согласно запомнившимся мне данным из карты, я уже давно должен был выйти, если не к железной дороге, то к одной из нежилых деревень точно.
Однако, я не встретил, не только следов человеческого жилья, но и ни одного расчищенного от деревьев места, ни одного даже просвета в лесных зарослях. В том, что не сходил с тропы, я был абсолютно уверен - только по ней и можно было как-то идти. Если бы я попытался свернуть с проторенного пути, мне пришлось бы не идти, а медленно продираться сквозь переплетенные ветви кустарника, многолетний травостой и валежник. Видимо, скоро, через какие-нибудь пару сотен метров, этот лес всё-же закончится. Должен закончиться, иначе мои нервы просто не выдержат.
И тут, неожиданно, ход моих мыслей был грубо прерван звуком, так напугавшим меня ночью. Это было тяжелое, сиплое дыхание на фоне шороха падающих капель. Нельзя было понять, откуда исходит этот шум - он был повсюду, окружал меня со всех сторон. По позвоночнику прошел неприятный холодок. В горле пересохло. На доли секунды меня охватило оцепенение. Но, мгновение спустя, звуки стали громче, и бросился бежать со скоростью, на которую вряд ли когда-либо был и буду способен.
Не помню, сколько длился этот панический бег. Проанализировать причину моего страха я тоже не мог. Лицо и руки были в кровь исхлестаны сучками. Лишь чудом уцелели глаза. Легкие готовы были просто взорваться. Это безумие остановилось, только когда я зацепился ногой за торчащий из земли корень, и плашмя рухнул, с размаху ткнувшись лицом в пропитанный влагой мох. Упав, я понял, что сил бежать просто не осталось, и остался лежать, пытаясь отдышаться.
Осторожно приподняв от земли голову, я осмотрелся вокруг, и прислушался. С огромным облегчением отметил, что ничего необычного не видно и не слышно. Но кое-что всё-же заметно изменилось: почва здесь была уже вязкая и заболоченная. Вряд ли я смог бы точно определить, сколько я так лежал, набираясь сил. Чтобы утолить жажду, тянул через мох воду, как через фильтр. Но, когда заметно стал чувствоваться холод, я медленно встал, цепляясь за ветки, и побрел дальше на дрожащих от усталости ногах.
****
Идти становилось всё труднее. Тропинка всё чаще скрывалась в лужах воды или расползалась липкой торфяной грязью. Сказывалась физическая и нервная усталость, да и недоедание не придавало сил. Преследовавшие меня всю дорогу страхи и непонятные, угрожающие явления, казалось, прекратились. И теперь я маниакально преследовал единственную цель - выбраться из леса, выйти на открытое место, к людям.
Ступать приходилось осторожно: раз наступив в, казалось бы, мелкую лужицу, я по грудь провалился в трясину. Многих потраченных сил стоило выбраться из склизкой черной жижи.
И вот, в какой-то момент, в конец устав бороться с отчаянными мыслями, я заметил впереди долгожданный просвет. Наконец-то! Сердце забилось в ликовании. Несмотря на жуткую усталость, я чуть ли не побежал к вожделенному выходу. Земля под ногами стала тверже. Вдали за деревьями уже можно было рассмотреть какие-то строения. Я еще прибавил шагу. Быстрей, быстрей! Отодвинув ветку кустарника, я вышел из леса к свету, и чуть не заорал от бешенства и отчаяния - передо мной белел на фоне сумрачного неба, окруженный зеленью древесных крон, знакомый силуэт полуразрушенной колокольни.
Ноги подкосились, и я осел коленями на мокрую землю. Вогнав пальцы в мягкую дернину, я сжимал кулаки, срывая с корнем траву, и швыряя её перед собой. Злоба сменилась отчаянием - неужели снова придется провести ночь в том же доме. О том, чтобы пробовать вновь идти в лес, не могло быть и речи - уже скоро стемнеет, да и от усталости, сырости и холода меня уже слегка лихорадило. Жизненно необходимо было просохнуть и поспать перед очередным штурмом черного леса.
Отдышавшись и немного смирившись со своим положением, я медленно поднялся на ноги и пошел в сторону колокольни. Надо ещё успеть до наступления темноты подготовиться к ночлегу. Идя к старому дому, не раз замечал боковым зрением странные движущиеся тени, которые объяснял общей усталостью и лихорадочным состоянием. Правильность этих объяснений подтверждалась тем, что, оборачиваясь, я не замечал никакого подозрительного движения.
Дойдя до дома, в сарае и хлеву я наломал побольше сухих досок и щепок. За несколько раз перетащил их, и всё, что, по моему мнению, могло бы послужить в качестве дров, к печи. Знакомым путем прошел в огород, и безуспешно попытался разжиться чем-нибудь съедобным. На сей раз удалось найти лишь мелкий куст картофеля и пару луковиц. Клубней было всего пять, и размером чуть больше фасоли.
И тут мне пришла в голову идея, ещё вчера вызвавшая бы у меня сильнейшее отвращение. Выкапывая картошку, я обратил внимание на крупного червя. Из-за продолжительного дождя, черви повыползали ближе к поверхности, и собирать их будет не сложно. Чем не еда? Едят же их птицы, рыбы, да и в некоторых диких племенах, говорят, черви считаются чуть ли не деликатесом. Я же был настолько голоден, что стал бы есть и пауков, и траву, лишь бы заполнить ноющую пустоту желудка..
Я стал вырезать ножиком квадраты дерна, и, приподнимая их, выискивать среди травяных корней крупных червяков. Найденных червей я складывал прямо в карманы. Довольно скоро вместительные карманы плаща были наполовину заполнены шевелящейся, расползающейся, склизкой массой, и я отправился в дом.
