Поскольку понял: дорогую мне
Поставил в ряд со всеми остальными.
Быть с тобой
Снова предсказанья обманули!
Им назло – погодка просто шепчет.
Звёзды нам лукаво подмигнули,
и, признай, на сердце стало легче!..
Я иду в потёртых джинсах старых,
на груди распахнута рубашка.
Я тебе, конечно же, – не пара, –
в белый дым одетая милашка.
Этой славной, тёплой, чуткой ночью
не тверда влюблённого походка.
Верить сердце глупое не хочет
в то, что мы с тобою – одногодки.
Мимо – табуном – прошли ребята,
к ним тебя, как юноша, ревную.
Дай-ка я, как в первый раз когда-то, –
обниму и нежно поцелую.
Деревце прикрыло нас листвою.
На тебя с восторгом сладким глядя,
вновь шепчу простое-непустое:
«Я живу – тебя, родная, ради!..»
Милая, прости, ведь так бывало:
на твоих глазах я видел слёзы…
Быть с тобой – так много и так мало!..
Надо же, смотри, – поплыли звёзды…
В аэропорту
Задержка рейса. Спит аэропорт.
Да, нет, – не спит: всего лишь – полудрёма.
Но мне давно плевать, что самолёт
Мой где-то в небе кружит незнакомом.
Как на ладони, – девушка одна.
Она – напротив, в ожиданье рейса.
Такой невинной кажется она,
Что подойти – не смей, а лишь надейся!..
В нелётный час аэропорт – тюрьма,
А я по жизни – много лет кочую.
И вдруг подходит девушка сама
С простым вопросом: а куда лечу я?..
Ответил честно: «Я – в Тюмень лечу…»
И, пребывая в радостном волненье,
Себе твердил: в глаза смотреть хочу! –
Но видел лишь красивые колени.
Она же мне: «Быть может, вы – поэт?..
Ваш взгляд такой, что впору удивиться, –
Он – сквозь меня: меня, как будто, – нет!..
А вот ведь – я, и это – вам не снится!..
И в нём такая видится мечта! –
Любая проза в ней бы стала песней!
И я решила: это – неспроста, –
Вы – человек, наверно, интересный!..»
Подумал я: «А почему и нет?!»
И на лице вдруг вспыхнула улыбка!..
Но вот насчёт того, что я – поэт, –
То, несомненно, – явная ошибка!
Ведь я смотрел – совсем не сквозь неё, –
Её, красотку, раздевал я взглядом.
Воображенье пылкое моё
Мне всё сказало точно, – буду гадом!..
Но, если хочет, – что ж мне отрицать?.. –
Ответил ей, что я – поэт, известный!
И предложил ей, нагло, – номер снять,
Не где-нибудь, – в гостинице, на месте!..
Я умолчу о наших с ней делах, –
Хоть не поэт я, но и не скотина.
Вот только после – в зеркале была
Моя совсем не радостная мина.
Мне стало ясно: в жизни всё – враньё!
И я плевался, думая при этом:
Уж лучше я – смотрел бы сквозь неё!..
Ах, почему рождён я – не поэтом?..
В глубоком чёрном небе
В глубоком чёрном небе звёзды светят,
гуляет по балкону лёгкий ветер.
И, глядя на рассыпанные свечи,
тоскует одинокий человечек.
И думает чудак – вполне серьёзно, –
о том, что под ногами – тоже звёзды,
и в центре бесконечности хрустальной
быть одиноким – вовсе не печально.
От этих странных мыслей человечку
вдруг снова почему-то станет легче.
К тому же, очень близко, по соседству,
Земное неустанно бьётся сердце.
Опять представив, как оно красиво,
вбирает человек Земную силу.
На звёзды глядя, он простится с болью, –
наполнив душу нежностью, любовью…
Растаяли меж звёздами заботы.
А утром человечку на работу.
В неё уже не в первый раз влюблённый,
уходит он с балкона обновлённый.
И думами полны о том же точно
другие человечки этой ночью.
И кто-то вывод сделает несложный:
быть одиноким – просто невозможно!..
В глухомани под Норильском
В снегах колючих протоптали путь неблизкий,
судьба незрячая с конвоем нас вела.
И вот осели в глухомани, под Норильском,
и нету света с неба, в душах нет тепла.
У всех от прошлого – нескладные осколки,
плюс к ним – баланда, нары, вышки и штыки.
И мы теперь живём, как северные волки,
и то и дело скалим злобные клыки.
А дома – жёны, дети, матери страдают
в тисках печальных бесконечного поста.
Рубли добытые – как снег апрельский тают,
в глазах навеки поселилась пустота.
Навряд ли явится на Божий свет мессия,
чтоб от Москвы пройти до дальнего села.
В полярной ночи утонула вся Россия,
как будто в небе солнца нет, и нет тепла.
Сейчас бы водки двести грамм, а лучше – виски,
чтоб ненадолго приукрасить серый век!..