В три дня мадам де Мортфонтен с триумфом закончила разборку, после чего сообщила Джорджу, что напала-таки на след.

И след этот вел на улицу Ласточки, в особняк «Саламандра», к мэтру Дюма, бывшему прокурору Шатле.

29

Добравшись до места, Джордж, переодетый на сей раз кучером, придержал лошадей у особняка «Саламандра», который разыскал, впрочем, без особого труда еще пару дней назад — по барельефу, красовавшемуся на фронтоне, прямо над входом. Джордж осведомился о владельце дома. Его история оказалась удивительной. Рассказывали, что вскоре после того как мэтр Дюма удалился от дел и поселился в этом особняке, он стал выказывать признаки обладания ошеломляющим, несметным, ослепительным богатством. До такой степени, что говорили об этом человеке полунамеками, поминутно осеняя себя крестным знамением и опасливо озираясь, — боялись привлечь внимание нечистого, по словам соседей, нередко богача навещавшего. Джордж немедленно доложил обо всем услышанном Эмме, которая решила как можно скорее туда отправиться.

Франциск I подарил хрустальный череп своей официальной любовнице Анне де Писсле вместе с особняком на улице Ласточки, перекупленным у епископов Шартрских. Что бы ни обнаружил мэтр Дюма в доставшемся ему здании, долго простоявшем заброшенным после смерти Анны де Писсле, это, несомненно, было как-то связано с легендарной тайной хрустального черепа.

Эмма рассматривала даже такую гипотезу: вышеупомянутый мэтр Дюма стал владельцем украденного испанцами сокровища майя, чем и объясняется его внезапное богатство.

И она сгорала от желания убедиться в правильности своей гипотезы.

Эмма, подобрав юбки, ступила на подножку кареты. Открылась восхитительно изящная лодыжка, обтянутая белоснежным шелковым чулком. Как всегда, Джордж разволновался, и восторженный взгляд его, поднимаясь, замер, не в силах оторваться от грациозного покачивания бедер, с каким его хозяйка направлялась к двери особняка, чтобы стуком молотка объявить о своем прибытии.

Несколько минут ожидания показались невыносимо долгими, но вот дверь открылась. Женщина — седая, с ясно говорящим о ее преклонных годах лицом, с чуть согбенной спиной, но горделивой осанкой, поинтересовалась причиной визита мадам.

— Я хотела бы встретиться с мэтром Дюма, — начала Эмма, изобразив самую обворожительную из своих улыбок.

Женщина, пожалуй, слишком хорошо для служанки одетая, оглядела нежданную посетительницу с головы до ног. Взгляд ее выражал, похоже, больше подозрительности, чем удивления, но все-таки она посторонилась, чтобы дать гостье войти.

— Не изволите ли подождать в малой гостиной? — произнесла эта загадочная особа, проводив Эмму в комнату. И тут же объяснила, кто она: — Мой муж сейчас занят, пойду скажу, что вы хотите с ним повидаться.

Посетительница застыла на пороге, глядя, как хозяйка без труда одолевает ступени лестницы, начинавшейся в прихожей, куда выходили двери кухни, столовой и двух гостиных.

«Ага, — подумала Эмма, — значит, мэтр Дюма куда старше, чем я предполагала. И женат! Ладно, какая разница! Мужчина, даже умирая, остается мужчиной, а тот, кто способен передо мной устоять, еще не родился!»

Она устроилась в гостиной поудобнее — как знать, сколько продлится ожидание, — и принялась рассматривать комнату. Отметила про себя, что обстановка свидетельствует о богатстве и что над камином — еще одна резная саламандра.

Ее внимание привлек искусно отделанный сундук у одной из стен — на нем Эмма также разглядела герб Франциска I. Напротив стоял книжный шкаф, его полки, набитые книгами, простирались до лепного потолка, а под окном, выходящим на улицу, — тонкой работы письменный стол. Пол устилали два персидских ковра, переливающиеся всеми оттенками радуги, подчеркивая, как и все остальное, царящую здесь роскошь. Если бы в воздухе, несмотря на аромат охапки роз на столике-подставке с резной ножкой, не тянуло едва уловимо затхлостью и запущенностью, Эмма вполне могла представить себя в жилище высшего дворянства с тонким вкусом. Да уж, далеко ушел сегодняшний мэтр Дюма от бывшего прокурора…

— Вы желали со мной встретиться, сударыня?

Голос был громким и ясным, а шаги такими легкими, что Эмма, погруженная в созерцание стенных часов — на их маятнике также виднелась саламандра, и не услышала, как герой ее дум проскользнул в гостиную.

Мадам де Мортфонтен легко и грациозно обернулась, с некоторым трудом, впрочем, скрыв удивление при виде человека, который, заложив руки за спину, уставился на нее светлыми, живыми и умными глазами. Морщины, изрезавшие квадратное лицо, несомненно, свидетельствовали о почтенном возрасте его обладателя. И тем не менее перед нею находился мужчина явно в расцвете сил, доказательством чему служил весь его облик, а поступь и осанка делали этот облик поистине незабываемым.

Эмма представилась, затем, ответив на любезное приглашение хозяина, уселась в одно из кресел, дополнявших меблировку комнаты. Она не устояла перед вербеновым ликером, предложенным госпожой Дюма, и взяла протянутый ей бокал, не скрывая неподдельного любопытства — откуда такая прелесть? — ведь только настоящие мастера-стеклодувы с острова Мурано близ Венеции способны выполнить столь тонкую работу.

— Мне известна цель вашего визита, сударыня, — неожиданно пошел в атаку мэтр Дюма. — Все, что вы видите здесь, отлично подтверждает басни, которые вы слышали на мой счет. И сейчас точно так же, как и другие побывавшие здесь ранее охотники до тайн и чертовщины, удивляетесь моему преклонному возрасту, и точно так же, как они, уйдете отсюда несолоно хлебавши. Ибо никаких объяснений давать я не намерен.

— Ошибаетесь, мэтр Дюма! — живо откликнулась Эмма. — Прошу извинить меня, но не в моих обычаях рассматривать известных, прославленных персон, как диковинки в ярмарочном балагане. Мой визит к вам — не следствие слухов или сплетен, он вызван причиной, какой вы и вообразить не можете.

— В таком случае, — смягчился мэтр Дюма, — слушаю вас, сударыня.

— Случилось так, что я являюсь дальней родственницей Анны де Писсле по линии сестры ее матери. А Анна де Писсле, если не ошибаюсь, была некогда владелицей этого особняка.

Мэтр Дюма кивнул, и Эмма тотчас поняла, что ей удалось задеть чувствительную струнку в душе старика, завоевать его уважение. В глазах бывшего прокурора на мгновение блеснули искры, он явно заинтересовался гостьей. А она, притворившись, будто ничего не замечает, продолжала выкладывать заранее приготовленную ложь.

— Видите ли, несколько месяцев тому назад я стала владелицей сундука, принадлежавшего в свое время Анне де Писсле. Его содержимое составляли самые разнообразные предметы, и среди них — личный дневник этой дамы. Признаюсь, я читала пожелтевшие страницы с удовольствием и чувствовала при этом, как близка мне эта женщина, жившая так давно. Умершая больше столетия тому… И у меня пробудилось желание повидать те места, разыскать те вещи, которые она любила.

— Вы нашли этот адрес в дневнике Анны де Писсле?

— Да, месье. Я солгала бы, сказав, что попала сюда случайно.

Мадам Дюма побледнела и прикрыла ладонью тонкие губы.

— Значит, вам известно… — простонала она.

Супруг бросил на нее грозный взгляд, в котором читался приказ замолчать. Доверившись интуиции, Эмма поспешила воспользоваться волнением стариков.

— Успокойтесь, — мягко сказала она. — Я далека от мысли предъявлять свои права на богатство, которым вы обладаете: у меня самой денег и прочего добра более чем достаточно. Раз вы это обнаружили, вам и владеть.

— Благодарю, — поклонился мэтр Дюма, но взгляд его стал куда острее прежнего.

За долгую свою карьеру он лучше многих познал, сколь разнообразны приемы мошенников, и, какой бы ни была блистательной, грациозной, обворожительной его нежданная гостья, был уверен, что она лжет.

Однако, хоть он и не поверил сказкам о ее родстве с прежней владелицей дома, мэтр Дюма должен был признать, что мадам ничуть не походила на тех любопытствующих, которые, порой под самыми ничтожными и смехотворными предлогами, являлись к нему. Эмма де Мортфонтен явно была из другого теста, и мэтру Дюма стало интересно понять, из какого именно.