— Как тебя зовут?

— Перрина, мадам. — Служанка открыла внутренние ставни, и вечернее солнце сразу же залило светом спальню Мери. — Помыться вы сможете вот тут, мадам, — добавила она, указывая на маленькую смежную комнатку, где ожидала, пока ее наполнят горячей водой, большая лохань, а рядом размещался туалетный столик, весь уставленный мазями, притираниями, редкостными маслами, пудреницами, гребнями и щетками для волос…

— Схожу-ка я за водой для вас, мадам. Корнель уже вытащил, сколько надо, из колодца, а может, уже и подогрел.

— Благодарю вас, Перрина! Это будет весьма любезно с вашей стороны, Перрина!

Служанка ничего не ответила и вышла. «Ужасно странную особу привел нынче хозяин, — думала она, — решительно, странную!» До сих пор ни одной из его дам не приходило в голову сказать ей спасибо!

Оставшись одна, Мери открыла сундук, о котором говорил Корнель. Она сгорала от любопытства — что же такое предлагалось ей на себя надеть? Там оказалось множество тщательно накрахмаленных и аккуратно сложенных платьев, одно роскошнее другого на вид, но все как одно — в вышивках (да не простыми нитками, а золотом или серебром!), в рюшечках, оборочках, воланчиках, галунах, бантах и просто лентах… Ух ты! В общем, точно такие, какие носят Эмма и ее светские подружки!

Мери стала раскладывать платья по кровати, чтобы получше оценить каждое.

— Они вам не нравятся? — забеспокоилась вернувшаяся с двумя ведрами, из которых валил пар, служанка, заметив, очевидно, на лице Мери озадаченность.

Ну и как сказать этой милой тетке, что просто она куда лучше себя чувствует в мужском обличье? Придется выворачиваться.

— Боюсь, они не подойдут мне по размеру, — соврала Мери.

— Ой, да не волнуйтесь ни о чем, я мигом все перешью как надо, привыкла уже к такой работе! — воскликнула Перрина, густо покраснела от неловкости вырвавшегося признания и сразу же нырнула в туалетную, чтобы вылить воду в лохань.

Еще бы ей не краснеть: вон ведь как ударила по самолюбию новой мадам! «За кого этот Форбен меня принимает?! — мысленно возмутилась Мери. — Значит, эти платья — скорее всего, они из вещей пассажиров взятого на абордаж корабля — служили уже многим женщинам?! И все для того, чтобы капитану было приятно?! Нет уж, у нее нет ни малейшего желания походить ни на одну из них!»

Корнель, в свой черед, поднялся по лестнице, зашел в комнату, оглядел, не скрывая в глазах насмешки, наряды и молча отправился пополнять «ванну». Перрина, как раз намеревавшаяся спуститься за новой порцией воды, едва с ним не столкнулась. Стоило ей выйти, Мери побежала к Корнелю.

— Окажите мне услугу, Корнель: вот вам деньги на покупку одежды почище моей. Принесите скорее, чтобы я могла переодеться, когда помоюсь. Да! Одежда должна быть мужская.

— Хм… Боюсь, Форбен этого не поймет…

— Плевать я на это хотела! — улыбнулась девушка. — У каждого свои странности!

Моряк сразу понял, что она намекает на причудливый вкус его капитана в этой области, и не стал уговаривать. Когда вернулась Перрина, его уже не было.

Служанка вылила в лохань последние ведра, теперь все было готово для купания «мадам». Мери поблагодарила Перрину, задернула штору, отделявшую туалетную комнату от спальни, быстро скинула с себя все и с наслаждением погрузилась в воду. На предложение Перрины потереть спину ответила отказом: слава богу, она еще сама в состоянии это сделать.

Форбен был прав. Было бы обидно не подчиниться некоторым его распоряжениям. Она пообещала себе непременно припомнить это, когда он явится домой.

10

Когда вода остыла, Мери вылезла из лохани безо всякого сожаления. Отдохнув, тело и душа обрели куда больший покой, и она, встав перед большим зеркалом-псише, принялась энергично вытираться. Теперь она превратилась в настоящую женщину — пусть даже груди остались такими же маленькими, она превратилась в красивую женщину! Достаточно красивую, как говорила ей Эмма, чтобы весь мир оказался у ее ног. И теперь она готова к этому. Начнем! Мери раздвинула занавески и вышла в комнату.

Вместо отвергнутых ею платьев на кровати были разложены два одеяния, куда больше ей подходящих: одно — мужское, сшитое на французский лад и вполне способное заменить ее испачканный костюм, а второе оказалось хлопчатобумажным платьем строгого покроя и больше напоминало одежду Перрины, чем наряды любовниц Форбена. Надо же, как здорово понял Корнель, что ее смущало!

Мери с семи лет не носила женской одежды, и ей из чистого любопытства захотелось сначала примерить то, что выглядело, на ее вкус, более чем странно. Надев платье, она убедилась, что нижняя юбка подчеркивает изящную округлость бедер, а корсет с китовым усом приподнимает грудь, которая благодаря этому куда лучше смотрится в изящно — лодочкой — вырезанном декольте. Вернувшись в туалетную, Мери выбрала щетку и тщательно расчесала волосы, легшие ей на плечи водопадом золотистых кудрей. Она и не знала, что у нее столько волос и они такие пышные, так вьются, просто не налюбуешься — обычно-то ей приходилось стягивать свои локоны кожаной ленточкой.

Из зеркала на нее глядела незнакомка. Тот самый двойник, существование которого она столько лет отрицала.

— Вы великолепны, мадам!

Если ей прежде не хватало румян, чтобы щеки порозовели, то теперь они оказались не нужны: достаточно было услышать голос хозяина дома, неожиданно выросшего на пороге, и Мери зарделась, как утренняя заря. Как это ему удалось войти совершенно неслышно?!

— Я… я… — лепетала она, чувствуя себя идиоткой оттого, что ее застали врасплох, и не в силах сдержать волнения от самого его присутствия, от вида его распахнутой чуть ли не до пупка белой сорочки.

А главное — от дьявольских огоньков в его глазах, от его взгляда, мгновенно ею овладевшего.

Один шаг — и Форбен стоит перед ней, один жест — и слабости как не бывало, один поцелуй — и фразу уже не понадобилось заканчивать…

Мери казалось, что он берет ее на абордаж, и слава богу — иначе она бы погибла, погибла в этих разбушевавшихся волнах. Она сдалась без боя: вот голые плечи — целуй сколько захочешь, вот… да, да, да, конечно же долой корсет, в нем так душно, даже в бандаже былых времен я так не задыхалась…

Инстинкт помог ей обнаружить в себе склонность к поединку, который Эмма так любила длить до бесконечности, и Мери отпустила пальцы на прогулку по мужскому телу… Ах, эта иссушенная ветрами кожа, ах, эти чужие… нет, оказывается, родные шрамы, следы иных сражений, ах, это жаркое дыхание, под которым настолько тоньше чувствуешь всю прелесть нового приключения!.. Сколько открытий оно сулит…

Платье упало к ее ногам, губы Форбена исследовали женское тело, послушно выгнувшееся, чтобы ему легче было принять этот дар. А он, когда наслаждение уже готово было захлестнуть, затопить ее, вдруг выпрямился и, не доводя ласки до победного финала, оставил Мери.

Он вышел! Вышел, не сказав ни слова. Бросил ее. Она еле сдерживала слезы. Дверь за Форбеном захлопнулась, шаги затихли на лестнице. Несколько минут спустя, уже одетая и все еще не понимающая, что же все происшедшее должно было означать, Мери стала подумывать, а не во сне ли ей привиделись его ласки…

Она пару раз глубоко вдохнула, прошлась по комнате, чтобы вернуть себе спокойствие, вытерла о ткань юбки взмокшие ладони и спустилась с улыбкой на лице. Конечно же ничего не произошло, не было ничего — вот вам!

Стол был накрыт белой скатертью, приборы расставлены. Пламя свечей в канделябрах казалось нежным и таинственным. Ставни были снова затворены, а запахи, доносившиеся из кухни, свидетельствовали о том, что Перрина трудилась вовсю, в то время как Мери бездельничала. Небрежно откинувшись на спинку придвинутого к камину кресла и выпуская из трубки облачка серо-голубого дыма, Форбен ожидал ее. Явно с нетерпением — иначе почему спросил прямо с ходу, едва она показалась: