На его доспех и изувеченное тело оседала поднятая пыль. Глаза дёрнулись в последний раз, но не закрылись.

На труп опустилась тень боевой машины, запечатлевшей его гибель.

7

Лэнд бежит, тяжело дыша, задыхаясь, с каждым тяжёлым шагом изо рта брызжет слюна. Его сапоги грохочут по начинающему подниматься грузовому пандусу. Паникующий мудрец не оглядывается – ни чтобы окончательно попрощаться с космодесантником, ни чтобы увидеть его последние мгновения. Звучат громовые удары болтерных выстрелов, и за Лэндом закрывается безразличный люк. В опустившейся тьме он падает на четвереньки, забыв обо всех приличиях. Дрожащие руки срывают с лица многообъективные защитные очки-увеличители.

«Я спасен, – думает он. – Спасен».

И почему-то эта мысль кажется почти предательской. Возможно, простой человек счёл бы это виной. Ранением слабой души или совести, знающей, что Никанор ещё где-то там, позади, что он отдал жизнь ради Лэнда. Однако прагматизм заглушает жалкие причитания. Совесть и стыд – понятия, созданные людьми, слишком размякшими, чтобы встречать неудачи лицом к лицу, готовыми прятать нерешительность под маской добродетели. Он должен выжить. Это начало и конец. Он важнее любого рядового легионера, что и доказали действия самого Никанора.

– Взлетаем, – вокс разносит по всему трюму безразличный голос сервитора. Транспорт дрожит, отрываясь от земли. Аркхан Лэнд проталкивается через толпу стонущих и раненых людей, а затем оседает у стены. Сапиенс издаёт пронзительный, совершенно не обезьяний крик, взбираясь на плечо хозяина.

6

– Беги! – даже ослабевший голос Никанора – рёв, заглушающий ветер. – Беги, чтоб тебя!

Он оборачивается, упирая болтер в плечо, веря, что высокомерие и страх заставят техноархеолога бежать, даже если он не послушается приказа. Размашистыми прыжками боевая машина приближается к нему по обтесанным ветром серым скалам, которые лежат на поверхности Марса, словно поверженные камни шаманских кругов Древней Земли.

И это та же самая машина. На её броне – шрамы, оставленные болтером и бомбой Никанора в Месатанском Комплексе. Машина бежит на выгнутых назад ногах, её роторные пушки больше не стреляют, но покрытые цепными зубьями руки продолжают выть. Болтер Никанора ревёт, словно от бессильной злобы. Разрывные снаряды попадают в цель, взрываясь на черепном вместилище охотника-убийцы, но лишь трясут голову с выпуклыми золотыми глазами.

Никанор знает, что не сможет убить тварь. Но ему это и не нужно. Сигизмунд прислал его сюда с другой целью.

Он бросает оружие, как только видит на ретинальном дисплее, что израсходовал патроны. Силовой меч вспыхивает в руках прежде, чем болтер падает на землю. Механический охотник мог бы кружить вокруг него, если бы это счёл разумным вычислительный процессор, а её датчики опасности требуют осторожности. Эта добыча уже вставала на пути машины в прошлом, но времени мало. Её нужно убить сейчас или никогда.

Зверь бросается на него, грохоча согнутыми ногами. Руки-копья поднимаются на сочленениях, их поршни задвигаются в корпуса. Затем машина прыгает, издавая полный мусорного кода вопль вместо настоящего клича.

Никанор отскакивает в сторону, катясь по грязи и пыли, чем ещё сильнее уродует повреждённую броню, царапает символы, гордо сверкавшие на керамите в течение трёх десятилетий. Раны сделали его медленным, медленнее, чем он когда-либо был. С затуманенным от слабости взором он поднимается на колени, нанося удар клинком вверх.

Меч вонзается в машину – глубоко, разрывая прикосновением силового поля чувствительные механизмы. Вместо крови летят искры. Никанор чувствует, как враг выгибается над ним, как напрягается его перегруженное ядро, а вонзившийся в сочленение бедра меч грозит повергнуть механического зверя.

«Лэнд должен выжить, – думает Никанор, чувствуя, как во рту течёт кровь. – И он выживает».

В благородном молчании он вырывает меч из искалеченной боевой машины, сдержанный, как и всегда. Пусть боевые кличи ревут воины низших легионов, которым нужен бессмысленный пафос. Меч ломается рядом с рукоятью, когда противник с жалобным воем отшатывается назад.

Никанор встаёт, оборачиваясь, и в этот момент основная рука охотника-убийцы с громоподобным ударом пробивает нагрудник. Она раскалывает сросшиеся в укреплённую оболочку рёбра и проходит до силового ранца на спине, уничтожая движущие элементы доспеха типа II. Клинок разрывает оба сердца, два из трёх лёгких и прогеноидную железу в груди.

Никанор выплёвывает кровь, когда искалеченная машина подносит его к своему чуждому лицу. И ухмыляется, слыша рёв двигателей взлетающего транспорта.

– Он жив, – говорит Никанор своему убийце. Это его последние слова. – Ты проиграл.

5

Они уже приближаются к посадочной зоне, когда Аркхан Лэнд осознаёт, насколько тяжелы раны космодесантника. Уже хромающий воин начинает шататься, а затем срывает шлем, чтобы вдохнуть воздух без фильтрационной решётки. Под ним оказывается тёмное лицо оттенка, типичного для жителей экваториальной Терры, а сквозь зубы течёт кровь. Лэнд в первый раз видит черты космодесантника, но не говорит ничего. Ему это безразлично.

С самого бегства из подземного комплекса они не видели ни следа преследователя. Впереди в ржавой пустыне виднеется орбитальный челнок с опущенными грузовыми пандусами, по которым с трудом взбираются люди и затаскивают материалы. Не тот корабль, который выбрал бы для себя Лэнд. И вообще, будь у него выбор, он бы не стал лететь с отребьем и падальщиками. Но беднякам не приходится выбирать. Беженцам тоже. Лэнд машинально загораживает Сапиенса от усиливающегося ветра, пряча псибер-обезьяну в складках величественной багровой мантии. В благодарность Сапиенс открывает клыкастую пасть, какой не бывало ни у одной обезьяны. Это выражение чем-то схоже с улыбкой.

– Космодесантник! – кричит сквозь ветер Лэнд.

– Всё в порядке, – уверяет его огромный воин. Но это явная ложь. Всё совсем не в порядке. Никанор прикасается к расколотому керамиту на боку. На бронированных пальцах остаётся кровь.

– Создания вроде тебя не могут истекать кровью… – праздно, словно обвиняя, говорит Аркхан. – Я лично изучал физиологические данные. В мельчайших подробностях.

– Мы истекаем кровью, – возражает Имперский Кулак, – когда умираем. – Он показывает на сегментированный корпус корабля, медленно обдираемый порывами ветра. – Не медли, техноархеолог Лэнд.

Но Аркхан не двигается. Он закрепляет увеличительные очки перед глазами, глядя туда, откуда они пришли. Не в первый раз он жалеет, что безоружен. Собрание диковинок Лэнда может похвастаться многими образцами древнего вооружения, а его жемчужиной пока стоит счесть невероятно прекрасный пистолет с гудящими глушителями, кружащимися магнитными катушками и боекомплектом из микроатомных пуль. Но он – как и очень многое из находок Аркхана – не здесь. Значительная часть его бесценной коллекции уже в безопасности, ожидает Лэнда в Железном Кольце, святом ореоле доков, что окружает Марс. Но уже сейчас он мысленно составляет список бесчисленных драгоценных предметов, которые пришлось бросить на планете. Эвакуация… какое мерзкое слово.

Из складок мантии шипит Сапиенс, и Лэнд кивает, словно понимая, а затем настраивает обзорную дальность своих очков, со щелчком повернув боковую шестерню.

– Космодесантник, – говорит он, глядя на пустынную равнину позади. – Что-то приближается с южной гряды.

Охотник всё-таки последовал за ними от комплекса. Все запутанные уловки и ухищрения, все попытки сбить врага со следа и оторваться от него… всё оказалось пустой тратой времени.