Я понуро киваю.

– Но вроде бы и правда чуть изменился, – присматривается она ко мне. – Подрос, что ли? Или просто стал серьезней, чем раньше?

Снова киваю, а заодно обеляю себя в ее глазах еще больше – мало ли отец груши так и не высадил, а вкуснее я и правда нигде не встречал.

– Да куда уж серьезней, – говорю я и перевожу взгляд на знакомого отца, сообразившего, что с двумя говорливыми старушками придется обсудить все что угодно, даже свои детские годы, только не тему, которая его взволновала, и намеревавшегося незаметно сбежать. – Вот, кстати, познакомьтесь, это Денис Анатольевич. Очень серьезный издатель… высокой литературы…

– О-о-о… – теперь вдохновляется не только Агата Юрьевна, но и ее приятельница. Они обступают издателя, пронизывают вдохновленными взглядами и… – А вы знаете, что первое издание Пушкина…

Пристроив приятеля отца в компанию, которая так просто его не отпустит, делаю вид, что меня кто-то окликнул, и тут же откланиваюсь. Подозрений не возникает: у двух старушек просто со слухом не очень. А третьему жужжат в оба уха про Пушкина.

Н-да, быстро же он устает – уже какой-то вялый и неактивный, ничего своего придумать не может и понуро кивает, как ранее я. А ведь это его работа – нести просвещение в массы! Как говорится, не порно единым…

Ему выпадает только секундная передышка, когда Агата Юрьевна, благосклонно потрепав меня по щеке, приглашает заскакивать за грушами, если вдруг я буду здесь осенью.

– Только через ворота, – подмигивает она.

– Естественно, – легко соглашаюсь я.

И так же легко удаляюсь, потому что Агата Юрьевна – мудрая женщина и правильно рассудила: после таких моих перемен ждать от меня еще и того, что я в курсе, сколько томиков было у Пушкина, и поддержу интересную для нее беседу – это приближать к себе смерть.

Мысленно перекрестившись, направляюсь к своим.

Без разницы, что там крутится и Алиса. В конце концов, это мои друзья, я давно их не видел, и, если она хочет и дальше с ними так душевно общаться, хочет полностью влиться в компанию, придется чуть-чуть потерпеть.

Но сегодня, наверное, день такой. Как только я делаю шаг не в ту сторону, мир делает кувырок.

То притворщик-издатель, то громкие заявления насчет порно, то вот открытие, что Алиса по-прежнему имела в виду статус людей. И отнюдь не пытается влиться в компанию, которая когда-то отказалась ее принимать.

Общение с моими приятелями вряд ли можно назвать задушевным, хотя распекает она их от души. Упрекает их за шампанское – понять не могу, не тот сорт или ей не досталось? Спрашивает о количестве выпитого. И если Макс и Сергей слушают ее молча, пожирая глазами, то девчонки на взводе.

Переглядываются, кучкуются, пряча за своими спинами Полину, а потом на первый план выдвигается Светка. Полирует пальчиками длинные коготки, плотоядно усмехается, и я буквально вижу ползущие по ее лбу желчные строки, которые она готова озвучить.

Не знаю, к чему она может прицепиться на этот раз – это уже не та неуверенная в себе девчонка. Даже заметив приближение Светки и догадавшись, что та спешит ее не обнять, Алиса продолжает что-то высказывать Максу с Сергеем.

Она говорит тихо, но горячо.

И пусть бы проехалась по этим двоим, мне без разницы. Даже если она решила сказать им, что думает спустя столько лет, им не помешает встряхнуться.

Но это не лучшее время и место.

Она настолько увлекается, что не замечает одного из папарацци, навострившего уши и замершего в ожидании животрепещущего скандала.

И ведь не унимается.

Завелась не на шутку.

Приходится использовать быстрый и действенный метод.

Преодолев разделяющие нас пару шагов, сначала даю ей увидеть себя, а потом кладу на ее спину ладонь.

И медленно начинаю поглаживать пальцем.

Громкий выдох.

Она оборачивается, сверкая глазами и явно мечтая меня придушить.

Опустив руки, предусмотрительно сжимаю оба ее запястья, склоняюсь над ней и говорю негромко, чтобы слышала только она:

– Улыбайся. Если не хочешь стать героиней светской хроники, улыбайся, Алиса. Сделай вид, что у нас все в порядке. Притворись, что я тебе нравлюсь.

Еще до того, как звучит ее голос, я уже знаю ответ.

Вижу его в темных глазах, где бушует стихия. Читаю его по губам, на которых мелькает скупая улыбка. И слышу эхо из прошлого:

– Не получится. Мы это уже проходили.

В какой-то момент мне кажется, что передо мной стоит та Алиса, другая. Которой шестнадцать и которую я однажды пригласил покататься по городу в своей новенькой тачке…

– С чего вдруг? – с подозрением спрашивает она, перестав что-то быстро печать на своем ноутбуке.

А я стою в дверях ее комнаты, и хрен знает, как объяснить свой порыв.

После того случая с ноутбуком мы хотя и живем в одном доме, но практически не пересекаемся. Она не занимает кофемашину со своим латте, когда я спешу и хочу эспрессо. Отказавшись от ужинов, не бесит меня тем, как мелко кромсает в тарелке мясо. Не хлопает дверью комнаты, когда я отсыпаюсь после очередной вечеринки. Не говорит слишком громко под моими окнами, усаживаясь на мопед одного из своих сводных братьев, хотя мы оба знаем, что нам по пути и я мог бы ее подвезти.

Я не слышу ее заливистый смех, который перебивает в моих наушниках жесткий рок. Перестал на нее натыкаться, когда она идет по коридору с влажными после душа волосами или смешным полотенцем, которое имеет дурную привычку разматываться и падать на пол, мешая пройти.

Я не слышу, как она торопливо сбегает по лестнице в своих босоножках.

Мы так же живем в одном доме.

Но ее словно нет.

Не знаю, что заставляет меня распахнуть дверь в ее комнату и смотреть, как она увлеченно бьет по клавишам, притворяясь, что не видит меня. Понятия не имею, что дергает меня за язык пригласить ее прокатиться. И какого рожна, когда она не взвизгивает от радости и не несется к машине впереди меня, предлагаю:

– Судя по настроению моего отца, он не планирует отпускать твою мать. Придется как-то существовать в одном доме. Давай сделаем вид, что у нас все в порядке. Притворимся, что только что познакомились.

Она медлит с ответом, и я уже думаю, что заслуженно пошлет меня к черту. И к лучшему, потому что и полчаса в одном помещении нам давались с трудом. Но она неожиданно кивает, выключает свой ноутбук, подходит ко мне, заглядывает в глаза и как-то наивно интересуется:

– Думаешь, у нас выйдет?

В голове предупреждающим колоколом проносится мысль, что это плохая идея, но вслух я говорю совершенно другое:

– Разок попробовать можно.

Она не прихорашивается, не пытается надеть все лучшее сразу, чтобы соответствовать статусу тачки. Джинсы, рубашка, сандалии, волосы собраны в хвост, на лице ни грамма косметики.

– Куда вы? – выбегает из дома Полина, заметив, что мы вместе уходим.

– Проедемся по делам, – отвечаю я, прежде чем Алиса согласится взять сестру вместе с нами. – Тебе что-то купить?

Девчонка хмурится, потом пожимает плечами и нехотя озвучивает:

– Разве что сладкую вату – мама мне эту гадость не покупает.

Алиса бросает на меня растерянный взгляд, но я киваю, и она дает обещание сестре, что вернется с подарком.

Мне не терпится посмотреть на реакцию Алисы, когда она увидит мою черную бэху. С удовольствием наблюдаю, как восторженно она смотрит на мою красавицу и как сдерживает себя от того, чтобы не прикоснуться к ней, парит над ней пальцами. Потом оборачивается и говорит:

– Она тебе очень подходит.

Мне даже на пару секунд перепадает ее восторженный взгляд.

И смех, когда я, шутливо изобразив поклон, открываю для нее переднюю дверь и захлопываю, едва она ныряет в салон.

Сев за руль, делаю вдох, улавливаю легкие весенние нотки, несмотря на то, что за окнами осень, и чувствую какую-то легкость и душевный подъем.

Правильно говорят, что машина не только имеет свой характер, но и свое настроение.