Ноги сами незаметно привели меня к Ратушной площади… Господи, подумалось мне… Как такое возможно? Ноги все ещё помнят… Ноги… Помнят!!! А я, получается, забыл… Негромко звякнули колокола. Это Домской собор окликал моё прошлое… Я стоял посреди площади. И голова моя кружилась от этого грустно-покаянного звона… Мария… Вон там, на той стороне площади, 20 лет назад я однажды увидел её идущей… А потом… Потом мы шли вместе, о чем-то болтая… Зашли вон в то кафе… Где же оно… То кафе… Похоже, на месте… «Три брата». Да, именно так оно и называлось… Я словно накачанный ртутью, подошёл к этому кафе… Все ещё не доверяя себе, зашёл… Оно было почти пустым, что не удивило меня… Вон и тот столик! На том же самом месте… Медленно, ох, как медленно, подошёл к нему… Сел… Не сразу, но ко мне подошёл официант: «Чем могу служить?». Я был как в полусне, очень похоже на наркоз… «Чашку капучино», – беззвучно прошептал я и посмотрел в окно…
Не помню, как я вернулся в наше временное пристанище. Наталья уже ждала меня. Оказывается, её хватило ненадолго. На один всего лишь магазин, и то музыкальный, грампластинок… И она показала мне своё приобретение. Это была красиво изданная пластинка Баха. Вариации и токкаты. В исполнении Глена Гульда…
…Мы ехали уже второй час, когда стало резко темнеть, дальние огни фар выхватывали из мрака серую однообразную ленту шоссе и редкие придорожные знаки. Мы покинули Ригу внезапно, неожиданно для самих себя и наших милых друзей Межиньшей… Мы оба с Натальей почувствовали, что мы не можем более оставаться… Почему? Объяснения не находилось. Просто не можем. И все… Словно в песочных часах просыпался песок. Или вдруг остановились часы, а ты и не заметил, сколько прошло времени. Монотонно рокотал мотор. Со свистом, нетерпеливо разрывая ночной мрак, наш «Москвич» увозил нас домой, в наши деревенские пристанища… Держа руль левой рукой, правую я положил на ладонь Натальи… Она была мягкой и доверчиво тёплой.
1970. Мой Дагестан
Посвящаю моему институтскому другу,
художнику Александру Рычкову-Галактионову
Середина лета 1970 года была для нас с другом началом интересного и непростого путешествия по Дагестану. Мой заинтересованный читатель помнит о моей любви к Кавказу, помнит мои воспоминания о странствиях по Абхазии, Грузии и Осетии, состоявшиеся ещё по окончании первого курса Академии. Побывать в Дагестане было моей давней мечтой. В решающей степени на неё повлияла поэзия Расула Гамзатова, Сулеймана Стальского и других дагестанских поэтов, которых я открыл для себя ещё на первом курсе института. Они разбудили во мне жгучий интерес к «стране гор и горе языков». Ну, и, безусловно, Лермонтов: «В полдневный жар в долине Дагестана…». И когда я дошёл до «точки кипения», я подбил на эту поездку моего друга Сашку. И вот, взяв билеты на поезд до Краснодара, облачившись по-походному, с рюкзаками за плечами и папками наперевес, мы начали наше бесстрашное и в чем-то авантюрное предприятие. План был такой: доехать до Махачкалы (город Махача), далее – отправиться высоко в горы, в Хунзах, затем на малую родину Расула Гамзатова и легендарного вождя ожесточенной борьбы за независимость Дагестана в 19-м веке имама Шамиля, и дальше – по обстановке.
Поздним вечером приехав в Махачкалу из Краснодара, мы из соображений безопасности решили заночевать в палатке на берегу Каспия. Ночь, довольно бессонную, мы провели под шорох каспийских волн, дыша тёплым соленым ветром, дующим с востока, с жарких Кара-кумов. Утром мы выехали в горы. Маленький пузатый автобус, долго и трудно вез нас по горному серпантину все выше и выше, мимо головокружительных горных пейзажей. Признаться, это было довольно страшно: справа – пропасть, слева – уходящая в небо скала. И так большую часть пути… Палки с белыми тряпками на обочине, на краю головокружительного обрыва, молча, но красноречиво, указывали о страшном конце чьих-то жизней… Но мы выдержали с Рыкой это чертово колесо, поднявшее нас в заоблачные выси…
И вот оно, то самое головокружение настоящих гор, от которых многие готовы свихнуться! Да, это и впрямь круто!
Что представляют из себя восточные склоны главного Кавказского хребта? В самой высокой части, куда мы добрались, это титаническое нагромождение диких, взмывающих со всех сторон неприступных скал, рассеченных глубокими ущельями, на дне которых бегут быстрые холодные потоки, сбегающие с вершин этой отдаленной от всего живого безбрежной горной страны… Это страна горцев – суровых, замкнутых немногословных людей, живущих по законам шариата, как и сотни лет назад, с небольшой поправкой на время. Это аварцы – один из многочисленных этносов, живущих столетиями в этой пустынной части Большого Кавказа. Это люди: древние старики, молчаливые мужчины, ещё более молчаливые женщины, издревле ценящие силу, мужество, смелость и простодушную добросердечность. Мы с Сашкой, забравшись столь далеко и высоко и войдя в быт этого народа, считались, по законам гор, гостями. Тогда, 50 лет назад, мы чувствовали, что постоянно находимся в фокусе внимания коренных жителей этих диких мест. Историю борьбы горцев с русскими никто не мог отменить, она на генетическом уровне, в родовой памяти передавалась из поколения в поколение. Ловя на себе напряженные взгляды из-под черных мохнатых бровей, мы кожей чувствовали, как в головах, увенчанных белыми бараньими шапками, сами собой возникали вопросы типа: «А что нужно здесь этим двум светловолосым русским, странного вида, столь отличающимися от нас, коричневых от загара и черноволосых?». И то сказать, Сашка ещё перед поездкой сюда, по моему совету, обрился наголо, отпустил бороду и, прикрыв голову легкой белой шапчонкой с козырьком от палящего солнца, был похож на странного, ненастоящего горца. Но все это нас не остановило, жажда узнавания и чисто художественный интерес были сильнее любого страха. Да и наш в целом миролюбивый вид художников с папками в руках, вероятно, внушал некое доверие. Вот с таких мыслей начиналась наша аварская Одиссея лета 1970 года.
Прибыв в древний аул Хунзах, центр большого высокогорного района, а некогда столицу аварского ханства, мы остановились в местной гостинице для приезжих, одноэтажном сооружении из глины и досок, состоящем всего из двух скромных маленьких комнатушек с одним окошком в каждой. Не зная языка, мы, тем не менее, сумели внушить хозяйке, что мы художники из далекого Ленинграда, показав в подтверждение наших слов и жестов, свои командировочные предписания, скромные бумажки с круглой фиолетовой печатью Союза художников СССР. С этого момента, я думаю, все жители аула уже знали, что мы художники из самого Ленинграда, приехали «снимать планы», как говорил в таких случаях один знакомый художник. Об этом узнали даже местные собаки, устроив по этому случаю ночью бесконечный охранительный концерт прямо под окнами нашего жилища, что привело к первому серьезному происшествию прямо на старте нашей экспедиции.
Сверхэмоциональный Сашка, не в силах вынести бесконечный собачий лай, рывком распахнул окно и, намереваясь отогнать заходящихся в лае собак, вывалился в темную ночь и повредил плечо. Под утро плечо опухло и сильно болело. Пришлось искать врача, чтобы облегчить боль и осмотреть моего друга. Впрочем, довольно быстро с помощью нашей хозяйки мы нашли местного фельдшера, который взялся осмотреть Сашку. Он привёл нас в свою скромную амбулаторию и, констатировав у моего друга подвывих плеча, оказал ему всю необходимую помощь, прибегнув к довольно решительным и болезненным манипуляциям. Между прочим, фельдшер оказался праправнуком храброго наиба Шамиля самого Хаджи-Мурата, героя повести Льва Толстого «Хаджи-Мурат». Помню, это произвело на нас сильное впечатление…
Мы с огромной радостью, переходящей в восторг, творчески «осваивали» Хунзах и его окрестности. История Аварии и этих мест была потрясающей… Именно удивительным мужеством и стойкостью горцев-аварцев в этих легендарных местах была фактически разгромлена армия Персидского деспота жестокого Надир-шаха, «бича Вселенной», пытавшегося покорить Дагестан в 1741-1745 годах. Имена Чупалава Хунзахского и Ахмед-хана Мехтулинского, предводителей объединённых сил дагестанцев, вошли в предания, легенды аварского эпоса. Именно здесь, в этих труднодоступных местах Дагестана, в Согратле, в сентябре 1741 года и соседнем Андалале было положено начало конца Персидскому нашествию с целью покорения всего Дагестана. Обо всем этом я узнал значительно позднее из разных источников, интересуясь историей освободительной борьбы горцев за свою независимость, а тогда мы просто полной грудью дышали чистейшим, чуть сладким горным воздухом, восхищаясь небывалой красотищей этих библейских мест.
