Ханна снова вздрогнула, и он протянул к ней руки, обхватил за плечи и поднял с подоконника так, словно она совсем ничего не весила. Как только ее ноги коснулись пола, Константин крепко обнял ее, прижимая к себе, а его рот, приоткрытый и жесткий, обрушился на ее губы.
Любая попытка борьбы была бы бесполезной, в первое мгновение подумала немного испуганная Ханна, да и всегда лучше не участвовать в сражении, в котором тебе не победить. Не то чтобы она не стала сражаться, если произойдет то, чего она на самом деле не хочет, но…
Что ж, легче перестать думать. И наслаждаться. Потому что она хотела этого. И его тоже.
Она шагнула ближе, пока ее босые пальцы не коснулись его ног, обвила его руками и со страстной пылкостью поцеловала его в ответ. В этом поцелуе что-то ощущалось по-другому. Это была не та же самая игра, в которую они играли раньше, лежа на кровати. В этом было что-то… настоящее. Более необузданное.
Ханна перестала думать.
А затем его рубашка полетела через ее голову, а его подштанники снова свалились на пол, и они снова оказались на кровати, переплетаясь, перекатываясь вместе, сначала один сверху, потом – другой, их руки и губы двигались везде, даже зубы вступали в дело, это на самом деле уже не было игрой.
Это была примитивная страсть.
И она отдавала столько же, сколько получала.
Это было…
Ей следует положить этому конец, подумала Ханна. Ей следовало сказать «нет», и он бы остановился. Она знала, что он бы остановился. Она вовсе не боялась. И у нее не было оснований бояться. Константин – ее любовник. Она выбрала его как раз для этого. Но…
Он оказался сверху, раздвигая ее ноги, и она на пару секунд опоздала сказать свое «нет». Более того, она так ничего и не произнесла.
Он вошел в нее.
По ощущениям это было похоже на то, как кинжал вонзают в открытую рану.
Ханна вздрогнула, охнула, попыталась расслабиться…
И он покинул ее.
По крайней мере, он не совсем ушел от нее. Константин вышел из ее тела, но все еще лежал на постели рядом с ней, опираясь на один локоть и нависая над ней. Ханна порадовалась, что успела задуть свечи. Не то чтобы темнота сильно помогала скрываться, потому что глаза уже успели привыкнуть к ней.
– Что? – спросил он.
Она протянула руку и провела кончиком указательного пальца по центру его груди.
– В самом деле, что? – переспросила она.
– Я причинил тебе боль?
– Пришло время прощаться, – ответила герцогиня. – Одного раза вполне достаточно для этой ночи, Константин. Я должна отправляться домой. Тебе не стоило ожидать, что раз мы с тобой теперь любовники, то я проведу здесь всю ночь. Это было бы банально.
– Ты же не была девственницей, ведь нет? – спросил он.
Этот вопрос Константин задал ради шутки, конечно же. Но она не спешила отвечать, а когда сделала это, то просто надменно приподняла брови, весь эффект этого ответа, вероятно, пропал из-за темноты.
– Ты была девственницей? – еще раз спросил он. На этот раз это уже не было шуткой. На самом деле это был даже не совсем вопрос.
Ханне уже тридцать лет. Никакой преграды не осталось. И не было крови. Но она все равно оставалась девственницей во всех отношениях, которые имели значение.
– Есть какой-то закон против девственности? – спросила она у него. – Я предпочитала не заводить любовников до сегодняшнего дня, Константин, когда я выбрала тебя. Я решила, что ты будешь незаурядным любовником, и таким ты и оказался. Правда, мне не с кем тебя сравнивать, но только дурочка стала бы задумываться о том, не являешься ли ты всего лишь посредственностью.
– Ты была замужем, – произнес он, – почти десять лет.
– За пожилым джентльменом, которого на самом деле не интересовал этот аспект наших брачных отношений, – ответила герцогиня. – Что воистину хорошо, потому что меня он тоже не интересовал. Я вышла за него замуж по другим причинам.
– Ты стала герцогиней, – ответил Константин, предполагая, что могло бы стать причиной брака, – и богатой к тому же.
– Определенно купающейся в богатстве, – согласилась она. – И я, вероятно, никогда не обрету тот жуткий титул вдовствующей герцогини, так как нынешний герцог почти наверняка никогда не женится. У него есть любовница и десять детей, чей возраст колеблется от восемнадцати до двух лет, но он взял ее из борделя, и поэтому, конечно же, никогда не женится на ней.
– Это довольно отвратительные подробности, чтобы сообщать о них леди, – заметил мистер Хакстебл.
– К счастью, – проговорила она, – герцог – мой герцог – никогда не утаивал от меня самые интересные порции информации. Он выслушивал все самые непристойные слухи, а потом спешил домой и развлекал меня ими.
– Итак, – подвел итог Константин, – никаких супружеских отношений, герцогиня. Но что насчет армии любовников, которых вы заводили во время брака? Якобы заводили, как оказалось.
– Вы слушаете слишком много сплетен, – ответила она. – Или, скорее, так как мы все к ним прислушиваемся, то вы слишком сильно верите им. Вы на самом деле верите, что я смогла бы нарушить брачные обеты?
– Даже когда вы не получали удовлетворения от своего супруга? – спросил он.
– Теперь я могу вести себя как веселая вдова, Константин, – ответила герцогиня. – В самом деле, я намерена очень весело провести с тобой время до окончания весны, хотя сегодня ночью лучше не повторять этого. Я могу стать веселой вдовой, но я была верной женой. И не потому, что меня принуждали к верности, хотя именно к такому отвратительному выводу ты можешь поспешно прийти. Знаешь, это будет поистине отвратительно. Мой герцог вовсе не был тираном – для меня, во всяком случае. Я сама решила стать верной, точно так же, как теперь решила завести любовника. Я всегда сама распоряжаюсь собственной жизнью.
Он несколько мгновений молча смотрел на нее, и Ханне в первый раз вдруг пришло в голову, что ему потребовались значительные усилия, чтобы выйти из нее, когда был полностью возбужден, и, тем не менее, смог спокойно лежать рядом с ней и разговаривать.
Если бы она вовремя сказала «нет», то Константин остановился бы раньше, и у них не было бы этого разговора. Эти события должны преподать ей урок по поводу колебания.
Однако это не имело значения. Ничего не изменилось. Не для нее. Для него – возможно. Он-то думал, что обзавелся опытной любовницей.
– Что ж, – тихо проговорил он, – внешние лепестки опали с розы. Интересно, есть ли еще лепесточки там, внутри?
Он не ожидал ответа. И не получил его. О чем он вообще говорил?
– Я мог бы бежать с гораздо меньшей, хм, энергией, если бы знал, – добавил он. – Я мог бы…
– Константин, – ответила герцогиня, прерывая его, – если ты когда-либо попытаешься вести себя со мной покровительственно или слишком мягко или высмеивать меня как деликатную леди, то я…
– Да? – спросил он.
– Я брошу тебя, – заявила Ханна, – так же быстро, как раскаленный уголь. И на следующий день я заведу другого любовника, в два раза красивее тебя и в три раза мужественнее. Я не уделю тебе больше ни единой мысли.
– И это угроза? – спросил он, его голос вовсе не звучал испуганно.
– Конечно же, нет, – презрительно ответила герцогиня. – Я никогда не угрожаю. И какая мне в том нужда? Это просто информация к сведению. Это то, что произойдет, если ты когда-либо попытаешься обращаться со мной ниже того, чем я заслуживаю.
– А я просто пытаюсь сказать, – проговорил Хакстебл, – что то, как мужчина занимается любовью с девственницей, отличается от того, как он делает это с опытной женщиной. Я не оставил бы вас без наслаждения, герцогиня. Возможно, я доставил бы вам даже больше удовольствия.
Ханна осознала, что свободной рукой он поглаживал ее по животу. Эта рука была теплее, чем ее собственное тело.
– Полагаю, – заявила она, – что вы занимаетесь любовью с девственницами, по меньшей мере, раз в две недели.